о чем говорила Ида, но за стеклом мелькали только деревья, фонари, трава, извилистые тропинки и вдали – очертания домов. – В городе, где я росла, вряд ли жил хоть один цветной, ну что, по-твоему, я должна была знать? – Следующий вопрос она задала, проклиная себя в душе, но удержаться все же не смогла: – Неужели я не заслуживаю хоть малой толики уважения за то, что стараюсь остаться человеком, не участвовать во всем этом, остаться в стороне?
– В чем это ты, Кэсс, черт побери, не хочешь участвовать? – спросила Ида.
– В этой жизни, – ответила Кэсс, – в этой пустой, бессодержательной возне.
Ида рассмеялась. Смех ее звучал жестокой насмешкой, но Кэсс чувствовала, что Ида не стремится сознательно обидеть ее. Казалось, где-то внутри нее совершается тяжелая работа, она как бы взбиралась на безмерной крутизны склон.
– А что, если, дорогуша, нам, смеха ради, взглянуть на твою жизнь с другой стороны? Может, твое неучастие объясняется чисто житейскими причинами? Ты встретила Ричарда, влюбилась в него и стала его женой. А не сознательно вышла из игры.
Кэсс почувствовала внутреннее раздражение и задала себе вопрос: «Почему? Почему я так остро реагирую на слова Иды?»
Вслух она произнесла:
– Дело вовсе не в этом. Задолго до того, как встретить Ричарда, я уже знала: такая жизнь не по мне. – Хотя это была чистая правда, в голосе Кэсс не хватало убедительности. И Ида безжалостно воплотила сомнения Кэсс в слова.
– А если бы Ричард не появился, что тогда?
– Не знаю. Это глупый вопрос. Он появился. И я уехала с ним.
Между ними, казалось, сгустился воздух, как если бы они стояли на противоположных сторонах горной пропасти, пытаясь разглядеть друг друга среди облаков и тумана и с ужасом ощущая, как земля обрывается у самых их ног. Ведь она покинула Ричарда или, во всяком случае, предала его – что значит этот крах? А роман с Эриком, что означает он? Кэсс медленно и неохотно прозревала смысл обвинений Иды, и одновременно в ней просыпалось дремавшее ранее чувство вины за их совместную с Ричардом жизнь. Она всегда знала больше Ричарда и смотрела дальше, она была искуснее его, терпеливее, хитрее и целеустремленнее, ему, чтобы не жениться на ней, надо было быть другим мужчиной, более сильным и безжалостным. Но так складывались отношения между мужчинами и женщинами спокон веков. Так ли? Она выбросила за окно сигарету. Он появился. Я ушла с ним. Ушла ли? Такси подъезжало к Гарлему. Кэсс испытала легкий шок при мысли, что не была здесь с похорон Руфуса.
– А вот представь себе, – заговорила Ида, – что приходит он, твой мужчина, и ты прекрасно знаешь, что это именно твой мужчина, ведь, черт побери, они не являются каждый день, но ты не можешь уйти к нему или с ним, потому что пришел он слишком поздно. Неважно, когда именно, многое успело произойти еще до твоего рождения, не говоря уже о том, сколько всего добавилось ко времени его прихода.
Не верю я в твои теории, думала Кэсс. Слишком просто все получается. Не верю. Иде она сказала:
– Если ты имеешь в виду себя и Вивальдо, не забывай, есть на свете и другие страны. Ты когда-нибудь думала об этом?
Ида засмеялась, откинув назад голову.
– Да, конечно! Через пять или десять лет, подкопив деньжат, мы сможем сняться с места и куда-нибудь укатить. – И свирепо прибавила: – А ты подумала, что с нами станет за эти пять лет? Что мы сохраним? – Она наклонилась к Кэсс. – Что через пять лет останется от твоих отношений с Эриком? Ты ведь понимаешь, я знаю, что не можешь выйти за него замуж, не до такой же степени ты сумасшедшая.
– Мы останемся друзьями, мы останемся друзьями, – сказала Кэсс. – Надеюсь, мы навсегда останемся друзьями. – Ее знобило. Ей вспомнились руки и губы Эрика, она подняла глаза на Иду.
Но та, отвернувшись от нее, смотрела через стекло.
– Чего вы все не понимаете, – проговорила она наконец, – так это того, что жизнь – сволочная штука. Идет большая игра. У тебя, дорогуша, нет опыта, поэтому тебе придется туго, когда придет пора платить по счету. Наберется много долгов, а я-то знаю, что у тебя ни гроша не отложено про запас.
Кэсс взглянула на темное гордое лицо, повернутое к ней профилем:
– Ты ненавидишь белых, Ида?
Ида чуть не захлебнулась от ярости.
– Какое это имеет значение, черт побери? Да, иногда ненавижу. Так и уничтожила бы всех. А иногда – нет. Не все же время я о них думаю, есть и другие дела. – Выражение ее лица изменилось. Она задумчиво разглядывала свои пальцы, покручивая колечко. – А вот если какой-нибудь белый влезет тебе в душу, это нарушает весь строй мыслей. Говорят, что любовь и ненависть – сестры. Это правда. – Она снова отвернулась к окну. – Но, Кэсс, подумай и ответь, разве ты не ненавидела бы белых, если бы они держали тебя в тюрьме?
Такси катило по скандально известной Седьмой авеню. Казалось, все живущие на ней люди высыпали на улицу, одни облепили фонарные столбы, ступеньки подъездов, а другие разгуливали по проезжей части, словно здесь не ездил транспорт.
– Посмотрела бы я, что стало бы с тобой, если бы тебя держали здесь и ты бы недоедала, чахла и видела, как у тебя на глазах мать, отец, сестра, любимый, брат, сын или дочь гибнут, или сходят с ума, или деградируют. И все это происходит не от случая к случаю, но каждый день, постоянно, в течение многих лет, в течение жизни многих поколений. Сволочи. Тебя держат здесь, потому что у тебя черная кожа, а сами в это время разглагольствуют о свободной стране, прибежище сильных духом. Они хотят, чтобы и ты верила в эту липу, только держалась в сторонке. Иногда мне хочется, дорогуша, стать громадным кулаком и стереть эту страну в порошок. Иногда мне кажется, что она не имеет права существовать. А вот ты никогда не испытывала таких чувств, и Вивальдо – тоже. Вивальдо не понимал, что мой брат погибает, как не понимает и того, что, не родись мой брат чернокожим, он был бы сейчас жив.
– Не знаю, так это или нет, – медленно проговорила Кэсс, – но, думаю, я не имею права говорить, что это не так.
– Да, дорогуша, не имеешь, – сказала Ида, – если только не решишься спросить себя, что бы ты сделала, если бы мир ощетинился против тебя так, как против Руфуса. Но ты не задашь себе этот вопрос и никогда не узнаешь, через какие страдания прошел Руфус – человеку с белой кожей этого никогда не узнать. – Она улыбнулась. Более печальной улыбки Кэсс не видела за всю свою жизнь. – Это правда, дорогуша. Дело обстоит именно так.
Такси подъехало к ресторану «Маленький Рай».
– Вот мы и приехали, – произнесла Ида с наигранной беспечностью, мгновенно преобразившись, как актриса, делающая шаг от кулис к сцене. Она мельком взглянула на счетчик и открыла сумочку.
– Позволь мне заплатить, – заторопилась Кэсс. – Кажется, это единственное, что может позволить себе бедная белая женщина.
Ида улыбнулась ей.
– Не говори так, – сказала она, – ты-то как раз можешь страдать и, поверь мне, будешь. – Кэсс вручила шоферу деньги. – Ты неминуемо потеряешь все – дом, мужа, даже детей.
Кэсс не двигалась, дожидаясь сдачи. У нее был вид дерзкой девчонки.
– Детей я никогда не отдам, – заявила она.
– У тебя их могут отобрать.
– Да. Могут. Но не отберут.
Она дала шоферу на чай, и они вылезли из машины.
– А у моих предков детей отбирали постоянно, – мягко произнесла Ида.
– У всех свои проблемы, – сказала Кэсс, чувствуя неожиданный прилив гнева. – Почему мой муж всегда стесняется говорить по-польски? А сейчас, взгляни на него, сам не знает, кто он. Может, нам еще хуже, чем тебе.
– Конечно, хуже, – согласилась Ида. – И без всякого «может».
– Тогда имей жалость.
– Ты просишь слишком многого.
Мужчины, стоявшие на тротуаре, оценивающе окинули их взглядом, решив, что, скорее всего, эти женщины недоступны для них. Их явно ждали внутри друзья или любовники, кроме того, по направлению к ресторану плечом к плечу шли трое полицейских.
Кэсс почувствовала скрытую опасность, ей казалось, что она выставлена на всеобщее обозрение. Она представила, как будет одна ловить здесь такси, и ей стало страшно, но говорить на эту тему с Идой она не решилась. Ида толкнула дверь, и они вошли.
– Мы одеты не самым подходящим образом для такого места, – прошептала Кэсс.
– Это неважно, – ответила Ида. Высокомерно игнорируя людей в баре, она устремила взгляд в следующий зал, где находилась эстрада для оркестра и было место для танцев. Ее надменный взгляд произвел нужный эффект: из дымной завесы и всеобщей толкотни выделился плотный темноволосый мужчина и приблизился к ним с вопросительным выражением лица.
– Мы гости мистера Эллиса, – сказала Ида. – Проводите нас, пожалуйста, к нему.
На мужчину это имя произвело большое впечатление, он теперь чуть ли не кланялся.
– Конечно, – сказал он. – Следуйте за мной. – Ида слегка отстранилась, пропуская Кэсс вперед, она еле уловимо подмигнула ей. Кэсс переполняли восхищение и гнев, и в то же время она еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Они прошли или, скорее, прошествовали через бар, две женщины без сопровождающих их мужчин, их респектабельность если и не была полностью установлена, то теперь уже не могла быть предметом всеобщего обсуждения. Зал был переполнен, но за большим столом, который доминировал над окружением, сидел только Стив Эллис и с ним две пары – одна белая, а другая черная.
Эллис приподнялся со своего места, и официанта как ветром сдуло.
– Рад снова видеть вас, миссис Силенски, – приветствовал он Кэсс, улыбаясь и протягивая ей царственным жестом руку. – Каждый раз, когда вижу Ричарда, передаю вам привет. А вы их получаете? Боюсь, что нет.
– Конечно не получаю, – ответила со смехом Кэсс. Она вдруг, безо всяких на то причин, почувствовала себя легко и беспечно. – У Ричарда дырявая память. Я надеялась, что вы снова нас посетите, но увы!..
– Я приду и не раз. Успею еще вам надоесть, милая дама. – Эллис перевел взгляд на остальных гостей. – Разрешите вас познакомить. – Он сделал жест в сторону темнокожей пары. – Мистер и миссис Бэрри – миссис Силенски. – Иронически поклонился в сторону Иды. – А это мисс Скотт. – На поклон Ида ответила шутливым реверансом.