Мистер Бэрри встал и пожал им руки. Над тонкими губами у него темнела узкая полоска усов, он на всякий случай улыбался, хотя улыбка эта не могла скрыть немого вопроса: а кто они, собственно, такие? Его жена казалась вышедшей в тираж шоу-герл. Она вся сверкала как рождественская елка, но была явно из тех женщин, которые ждут не дождутся, когда можно уйти домой, скинуть ненавистные шоры корсета и расслабиться. Когда она смеялась, а это было постоянно, ее накрашенная нижняя губка оттопыривалась. Фамилия другой пары была Нэш. Муж, краснолицый, седовласый, плотный мужчина, курил длинную сигару и самодовольно посмеивался, он казался значительно старше своей жены – бледной стройной блондинки с падающей на лоб челкой. Ида и Кэсс уселись за стол, Ида – рядом с Эллисом, Кэсс – с миссис Бэрри. Они заказали напитки.
– Мисс Скотт, – сказал Эллис, – тратит изрядное количество времени, разыгрывая из себя официантку. Никогда даже близко не подходите к ее ресторану, да я вам и не скажу, где он, потому что нет на свете хуже официантки. Зато она великолепна в другом. Она замечательно поет. Вы о ней еще услышите. – Он одобрительно похлопал Иду по руке, задержав ее ненадолго в своей. – Может, попросим ребят из оркестра разрешить ей спеть пару песен для нас.
– Пожалуйста, не надо. Я не так одета. Кэсс приехала ко мне на работу, и мы отправились сюда в чем попало.
Эллис оглядел гостей:
– Кого-нибудь не устраивает платье мисс Скотт?
– Да все в порядке! – сказала миссис Бэрри, оттопыривая нижнюю губу, дама вспотела и дышала тяжело. – Она просто обворожительна.
– Если мужское слово чего-нибудь стоит, – проговорил мистер Нэш, – я посоветовал бы мисс Скотт никогда не озадачивать свою хорошенькую головку вопросом, чего бы надеть. Есть женщины, которые выглядят хорошо даже без… думаю, мне не стоит продолжать в присутствии моей жены, – и он оглушительно и добродушно захохотал, почти полностью заглушив музыку.
А вот жена его совсем не выглядела довольной.
– Потом, – продолжала упираться Ида, – у них есть певица, и ей это может не понравиться. Мне бы не понравилось.
– Хорошо. Посмотрим. – И Эллис снова взял ее за руку.
– Я предпочла бы не петь.
– Посмотрим. О’кей?
– Хорошо, – согласилась Ида и отняла руку. – Посмотрим.
Официант принес им выпивку. Кэсс осмотрелась. На эстраде никого не было, оркестранты устроили себе перекур, но несколько пар все же танцевали, довольствуясь музыкальным автоматом. Она обратила внимание на рослого смуглого юношу, который танцевал с высокой и более темнокожей девушкой. Они двигались исключительно слаженно, и эта согласованность движений, казалось, достигалась ими без особых усилий; иногда они почти сливались в единое целое, иногда расходились на большое расстояние, но, действуя в унисон, их тела всегда предельно чутко реагировали друг на друга. Лица их хранили бесстрастное выражение. Только глаза порой посылали немые сигналы, предупреждая о каком-нибудь неожиданном приеме. Со стороны эта импровизация выглядела такой простой, несложной – они следовали за музыкой, которая, казалось, следовала за ними, но Кэсс знала, что никогда не сможет так танцевать, никогда. Никогда? Она посмотрела на девушку, потом на юношу. Во многом это чувство предельной раскованности возникало из-за того, что вел бесспорно юноша, а девушка чутко следовала за ним, но это было только внешним впечатлением – на самом деле воля девушки нисколько не подавлялась, и она, не колеблясь, отвечала подчеркнуто независимо и индивидуально на самое рискованное эротическое движение партнера. Да, то, что казалось на первый взгляд таким простым и несложным, было, если вглядеться попристальнее, вовсе не простым, а, напротив, чрезвычайно трудным, изысканным, шокирующим и исполненным подтекста. Даже она, Кэсс, следившая за ними с такой завистью (сначала за девушкой, потом – за юношей), почувствовала некоторую неловкость, но они, выделывая все эти штуки при ярком освещении на сверкающем паркете, были совершенно невозмутимы. Почему, по какой причине она никогда не сможет танцевать, как они?
До нее донесся голос мистера Бэрри:
– Мы слышали столько прекрасных слов о вашем муже, миссис Силенски… Я прочитал его книгу и должен сказать, – он улыбался с той же сердечностью, все в нем было удивительно благовоспитанным, – это безусловная удача.
Кэсс ответила не сразу. Она потягивала спиртное, глядя на черное, лоснящееся лицо мужчины. У нее было искушение назвать это лицо пустым и бесцветным. Но оно не было пустым, просто сидящий рядом с ней человек изо всех сил старался сделать его таким, загнать свою натуру внутрь, и один Бог ведал, во что могла переродиться так глубоко сокрытая желчь. Где-то, прячась за этим уклончивым взглядом, посылаемым из глубоко посаженных глаз, ревели и бушевали джунгли, и яркие мертвые птицы валялись на траве. Негр был так же затянут в невидимые шоры, как и его жена, только из его корсета выбраться невозможно.
Кэсс стало мучительно жаль его; но тут она почувствовала идущую от него ненависть и задрожала: эту ненависть порождало подсознательное желание, которое вызывал в ней смуглолицый юноша. Негр ненавидел ее – поэтому? – гораздо сильнее, чем Ида, он был полностью во власти своей ненависти, которая, подавленная, рвалась наружу, мечтая взорвать этот мир.
Но он не мог позволить себе даже знать об этой ненависти.
Улыбаясь, она произнесла онемевшими губами:
– Большое спасибо.
Мистер Бэрри заметил:
– Вы можете гордиться своим мужем.
Кэсс и Ида быстро переглянулись, и Кэсс, широко улыбаясь, сказала:
– Я всегда им гордилась, и то, что произошло, не явилось для меня сюрпризом.
Ида расхохоталась.
– Это правда. Кэсс убеждена, что Ричард ничего плохого сделать не может.
– Даже если застанет его на месте преступления, – ухмыльнулся Эллис. Потом прибавил: – Последнее время мы довольно часто встречаемся, и он не устает повторять, как он счастлив в браке.
Почему-то это известие испугало Кэсс. Ей захотелось знать, как часто видятся Ричард и Эллис и что именно Ричард рассказывал последнему.
Она постаралась подавить страх.
– Любовь слепа, – произнесла она механически банальную фразу, – это как раз мой случай. – И подумала: Боже, что я несу! Она посмотрела в сторону танцевальной площадки, но той пары уже не было.
– Ваш муж – счастливый человек, – сказал мистер Бэрри и, посмотрев на жену, взял ее руку. – Как и я.
– Мистер Бэрри теперь работает в нашем отделе рекламы, – объявил Эллис. – Мы ужасно гордимся, что сумели его заполучить. Боюсь, может показаться, что я хвастаюсь… ну и пусть, не страшно – действительно хвастаюсь, но я убежден: это назначение приведет к настоящему перевороту в нашем рутинном деле. – Он ухмыльнулся, а мистер Бэрри – тот просто расплылся в улыбке.
– Телевидение стало рутинной областью с момента своего рождения, – вмешался мистер Нэш, – так же, впрочем, как и кино, и по той же причине. Оно немедленно перешло в собственность банков, стало частью той системы, которую зовут свободным предпринимательством, хотя, Бог свидетель, там свободой и не пахнет. А от большинства людей и предпринимательство далеко.
Кэсс и Ида уставились на него.
– Откуда вы? – спросила Кэсс решительным тоном.
Он широко и радушно улыбнулся.
– Из Белфаста, – последовал ответ.
– А! – вскричала Ида. – У меня есть друг, так его отец родом из Дублина! А в Дублине вы бывали? Он далеко от Белфаста?
– Географически? Кое-какое расстояние их все же разделяет. Впрочем, чепуховое, хотя, услышь меня жители обоих городов, повесили бы на месте. – И он рассмеялся все тем же добродушным, мягким смехом.
– Что вы имеете против нас? – спросила его Кэсс.
– Я? Помилуй Бог, ничего, – ответил мистер Нэш, продолжая смеяться. – У вас я делаю большие деньги.
– Мистер Нэш, – пояснил Эллис, – известный импрессарио, и он давно не живет в Белфасте.
– Свободное предпринимательство, сами понимаете, – сказал мистер Нэш и подмигнул мистеру Бэрри.
Мистер Бэрри рассмеялся и наклонился к мистеру Нэшу:
– Я поддерживаю миссис Силенски. Что вы имеете против нашей системы? Смею думать, мы многого добились с ее помощью. – Он многозначительно приподнял костлявый палец с тщательно отполированным ногтем. – Что вы можете предложить взамен?
– Чем можно заменить мечту? Интересно услышать, – вырвалось у Кэсс.
Мистер Нэш засмеялся, потом замолк, находясь, как казалось, в некотором смущении. Ида незаметно для всех следила за Кэсс. И тут Кэсс вдруг осенило. Она поняла, что знают черные о белых людях, хотя, по существу, Ида не могла знать о ней ничего, кроме того, что Кэсс неверная жена, лжет и притворяется и еще, возможно, попала в беду. На какую-то долю секунды она возненавидела Иду всем сердцем. Потом ее вновь сковал внутренний холод – опасный момент прошел.
– Мне кажется, – проговорила Ида каким-то чужим голосом, – мечту можно заменить реальностью.
Все рассмеялись несколько нервным смехом. Вновь заиграла музыка. Кэсс снова повернула голову в сторону танцующих, но той молодой пары не было, они, видимо, ушли. Она схватилась за рюмку, как утопающий хватается за соломинку, и подержала виски во рту не глотая, как мороженое.
– Но это не так просто, – прибавила Ида. Она обхватила рюмку своими тонкими пальчиками и многозначительно посмотрела на Кэсс. Та проглотила теплую жидкость, которую держала во рту, – спиртное обожгло ей горло. Ида поставила рюмку на стол и взяла Эллиса за руку. – Пойдем, дорогой, потанцуем, – пригласила она.
Эллис встал из-за стола.
– Прошу меня извинить, но я приглашен на танец.
– Вот именно, – подтвердила Ида и, одарив улыбкой всех присутствующих, царственно прошествовала на танцевальную площадку. Эллис шел за ней как подданный из ее свиты.
– Она напоминает мне молодую Билли Холидей, – задумчиво проговорил мистер Бэрри.
– Надо сначала послушать, как она поет, – неожиданно ядовито заявила миссис Нэш.