Что касается Кэсс, то она тоже тянула время – в ожидании возмездия, часа расплаты. Только после уплаты по счету сможет она узнать, есть ли что у нее за душой. Она страшно боялась наступления этого часа, панически боялась – от предчувствия этого кошмара у нее иногда перехватывало дыхание. Самое страшное заключалось не в том, что она не представляла себе, как будет жить дальше, и не в страхе, что с возрастом она может начать презирать себя, а в том, не станут ли ее презирать дети. Внешне жизнь ее могла измениться незначительно: ну, покинет она дом Ричарда – дом Ричарда! – давно ли она стала думать об их совместном жилище так? – ну, устроится на работу. Все это не так уж важно. А вот удержать любовь детей, помочь им вырасти из мальчиков мужчинами – это совсем другое дело.
Шофер что-то напевал себе под нос по-испански.
– У вас приятный голос, – сказала она машинально.
Он улыбнулся, повернув к ней голову, и она увидела юный профиль, белоснежные зубы и горящие глаза.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Там, откуда я родом, поют все. – У него был сильный акцент, к тому же он слегка шепелявил.
– Не очень-то запоешь в Пуэрто-Рико.
Шофер рассмеялся.
– А мы все равно поем. – Он снова повернулся к ней. – Здесь тоже не с чего петь, впрочем, здесь и не поют.
Она улыбнулась.
– Это правда. Похоже на то, что пение… во всяком случае, пение для своего удовольствия, может стать одним из самых страшных преступлений в Америке.
Он не понял ее иронии, но настроение в целом угадал.
– Вы все здесь очень серьезные. Холодные и раздражительные.
– Вы давно здесь?
– Два года. – Шофер улыбнулся ей. – Мне повезло – я много работаю, кое-как существую. – Он помолчал. – Но иногда очень одиноко. Тогда я начинаю петь. – Они оба рассмеялись. – И время идет быстрее, – прибавил он.
– У вас есть друзья? – спросила она.
Он пожал плечами.
– На друзей нужны деньги. А у меня нет ни лишних денег, ни времени. Я должен отсылать часть жалованья семье.
– Так вы женаты?
Он снова пожал плечами и повернулся к ней вполоборота, на этот раз не улыбаясь.
– Нет. Я не женат. – И ухмыльнулся. – На это тоже нужны деньги.
Воцарилось молчание. Такси свернуло на ее улицу.
– Да, – сказала Кэсс, только чтоб ответить. – Вы совершенно правы. – И указала на свой дом. – Вот мы и приехали. – Такси затормозило. Она рылась в сумочке, а шофер наблюдал за ней.
– А вы замужем? – задал он наконец волнующий его вопрос.
– Да. – Она улыбнулась ему. – У меня двое детей.
– Мальчики или девочки?
– Два мальчика.
– Это очень хорошо, – сказал он.
Кэсс расплатилась.
– Прощайте. Желаю вам удачи.
Он расплылся в улыбке. Улыбка была по-настоящему искренней.
– Я вам тоже желаю удачи. Вы очень хороший человек. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Кэсс распахнула дверцу такси, и на мгновение лунный свет ударил в лица обоим. Юное непосредственное лицо таксиста было обращено к ней с неподдельной надеждой, его выражение заставило ее покраснеть. Она с силой захлопнула дверцу и, не оглядываясь, пошла к дому. Было слышно, как такси отъехало.
В гостиной горел свет, а на диване спал в одежде, сняв только туфли, Ричард. Обычно, когда она возвращалась поздно, он либо работал, либо спал в своей постели. Некоторое время Кэсс с удивлением взирала на него. Рядом на столике стоял наполовину полный стакан водки, в пепельнице лежал окурок. Ричард спал тихо, а лицо его во сне было очень молодым и страшно измученным.
Она хотела разбудить его, но передумала и на цыпочках прошла в детскую, где спали Пол и Майкл. Пол лежал на животе, запрокинув руки, простыня сбилась к ногам. Кэсс с удивлением отметила про себя, как вырос и возмужал сын, это был уже не ребенок, а подросток. Как внезапно, как быстро это случилось – будто во сне! Кэсс взглянула на спящего сына и задала себе вопрос: о чем он думает последнее время, какие суждения выносит? А заметив, как слегка дернулась во сне его нога, с любопытством прикинула, какой ему может сниться сон. Она осторожно подтянула простыню и укрыла его. Потом перевела взгляд на Майкла. Этот молчун спал на боку, свернувшись калачиком, как будто и не выходил из чрева матери, зажав руки между ног. На лбу сына проступили капельки пота, но Кэсс не решилась их утереть: Майкл спал очень чутко. Стараясь ступать как можно тише, она подняла простыню с пола и укрыла сына. Потом тихо вышла из спальни и прошла в ванную. И тут она услышала, как в гостиной Ричард с шумом спустил ноги с дивана.
Кэсс умылась, причесалась и немного постояла, изучая в зеркале свое усталое лицо. Потом направилась в гостиную. Ричард сидел на диване, уставившись в пол, и держал в руке стакан с водкой.
– Привет, – сказала она. – Чего это ты вздумал здесь спать? – Она забыла свою сумочку в ванной и потому подошла к бару за сигаретами, взяла одну и закурила. Потом спросила насмешливо: – Ты, надеюсь, не меня ждал?
Он поднял на нее глаза, осушил стакан и протянул ей:
– Налей мне еще. И себе налей.
Кэсс взяла пустой стакан. Его лицо, казавшееся во сне таким юным, стало теперь лицом почти пожилого человека. Сердце ее сжалось от боли и страха. Поворачиваясь к нему спиной, она вдруг с каким-то безумным отчаянием повторила про себя строчку из плача Клеопатры по Антонию: «Его лицо так лучезарно было…»[64] Кажется, так? Дальше Кэсс не могла вспомнить. Она плеснула Ричарду водки, а себе налила виски. Льда в ведерке не было.
– Тебе лед нужен?
– Нет.
Она вручила ему стакан, а себе подлила в виски чуточку воды. Бросила на него украдкой взгляд – ее мучило чувство вины. Его лицо так лучезарно было, как небосвод, где солнце и луна свершают путь свой…
– Присядь, Кэсс.
Она отошла от бара и села на стул напротив него. Сигареты остались на баре. Свершают путь свой, освещая жалкий кружок земли…
Ричард задал вопрос почти дружелюбным тоном:
– Где ты была, Кэсс? – Он взглянул на свои часы. – Уже третий час.
– Я теперь часто прихожу после двух, – ответила она. – Ты что, первый раз заметил? – Она сама поразилась, насколько враждебно прозвучал ее голос, и отпила немного из своего стакана. Мысли ее вдруг непостижимым образом унеслись далеко, в них возник образ родной Новой Англии, луга, утопающего в голубых цветах. Луг шел под откос к лесу, было тихо и пустынно, а высокая трава скрывала их с Ричардом. Солнце страшно пекло. Лицо Ричарда склонилось над ней, его руки обнимали и жгли ее, его тело вминало ее в цветы. Военная фуражка и китель валялись рядом, рубашка расстегнулась до пояса, и жесткие блестящие волосы на груди впивались в ее нежную кожу. Ей было страшно, она сопротивлялась. Его лицо исказила гримаса муки и ярости. Она беспомощно подняла руки и погладила его по голове. Я не могу.
Но мы поженимся, ты что, не помнишь? Ведь через неделю нас отправляют за океан.
Нас здесь могут увидеть.
Сюда никто не придет. Все ушли.
Не здесь.
А где?
– Нет, – ответил он подозрительно спокойно, – не первый.
– Ладно. Все это неважно. Я только что рассталась с Идой.
– Вивальдо тоже был с вами?
Она ответила не сразу, и Ричард усмехнулся.
– Сначала – да. Но позже мы с Идой поехали в Гарлем и там немного посидели в баре.
– И больше никого с вами не было?
Она пожала плечами:
– Почему? Было много народу. – И, не дожидаясь его реакции, прибавила: – С нами был Эллис. Он сказал, что через пару дней тебе позвонит.
– Ага, – проговорил Ричард. – Значит, Эллис тоже присутствовал. И ты оставила Иду с ним вдвоем?
– Я оставила Иду в обществе Эллиса и его друзей. – Кэсс внимательно посмотрела на мужа. – Что еще у тебя на уме?
– А что ты делала после того, как рассталась с Идой?
– Поехала домой.
– Сразу?
– Взяла такси и сразу отправилась домой. – Ее охватил гнев. – Это что, допрос? Учти, я этого не потерплю ни от тебя, ни от кого другого.
Он молча допил водку и направился к бару.
– Мне кажется, ты сегодня уже достаточно выпил, – холодно сказала Кэсс. – Если хочешь о чем-нибудь спросить меня, то спрашивай. Иначе я отправляюсь спать.
Ричард повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Этот взгляд испугал ее, но она постаралась взять себя в руки.
– Нет, ты не пойдешь сейчас спать. Мне надо задать тебе много вопросов.
– У тебя есть на это право, – проговорила Кэсс. – Но у меня есть право не отвечать на них. Мне кажется, ты опоздал со своими вопросами. – Они неотрывно смотрели друг на друга, и за это время она с торжеством, от которого ей стало не по себе, убедилась: да, она сильнее его. Она могла его сломать: ведь ему, чтобы успешно противостоять ее воле, пришлось бы пуститься на хитрости, на которые он просто не был способен.
Она вновь увидела перед собой тот праздничный, в голубых цветах луг. Все оживало в памяти, приводя ее в сладостный трепет: его тело, тяжело навалившееся на нее, охватившее ее желание, ее страх и лукавство. Не здесь. А где? О, Ричард. Знойное солнце, равнодушно-безмятежное небо и они двое, сгорающие от страсти на залитом солнцем лугу. Она знала, что должна уступить, что нельзя дать ему вот так уйти, да и не могла сопротивляться этим рукам… Руки… Но страх сковывал ее, она понимала, что ничего не знает. А разве нельзя подождать? Ждать. Нет. Нет. Его губы обожгли ей шею и грудь. Тогда пойдем в лес. Пойдем в лес. Он широко улыбнулся. Воспоминание об этой улыбке впилось ей в сердце. Тебе придется нести меня на руках, я могу разве что ползти, ты разве не чувствуешь этого? И еще: Пусти меня в себя, Кэсс, возьми меня, возьми, клянусь, я не предам тебя, ты и сама это знаешь.
– Я люблю тебя, Кэсс, – проговорил он трясущимися губами, в глазах его застыло страдание. – Скажи, где ты была, скажи, почему ты отдаляешься от меня?