– Почему я отдаляюсь? – беспомощно повторила она. И вдруг, задохнувшись от запаха смятых цветов, заплакала…
Она смотрела на него снизу вверх, солнце било ей прямо в глаза, потом она закрыла их, а голова все равно была полна солнцем. Он убрал одну руку с ее тела, и то место, где только что лежала его ладонь, сразу же охватил холод.
Я не сделаю тебе больно.
Пожалуйста…
Разве только чуть-чуть.
О, Ричард, пожалуйста…
Скажи, что любишь меня. Скажи. Скажи. Сейчас.
Да. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Скажи, что будешь любить меня всегда.
Да. Всегда. Клянусь.
Он смотрел на нее, прислонившись к бару, холодным, отчужденным взглядом. Кэсс вытерла глаза брошенным мужем платком.
– Дай мне, пожалуйста, сигарету.
Он швырнул ей пачку, затем и спички. Она закурила.
– Когда ты последний раз видела Иду и Вивальдо? Говори правду.
– Сегодня вечером.
– Значит, каждый раз, когда ты приходишь утром, ты проводишь вечер с ними?
Ее вновь охватил жгучий страх, она понимала, что голос выдает ее.
– Да.
– Ты лжешь. Ида редко бывает теперь с Вивальдо. Она встречается с Эллисом. И уже довольно давно. – Он помолчал. – Повторяю вопрос – где ты была? И кто был с Вивальдо до двух часов утра, пока Ида отсутствовала?
Она забыла о всякой осторожности, настолько потрясло ее известие.
– Ты хочешь сказать, что у Иды роман с Эллисом? Давно? И откуда ты это знаешь?
– А вот как ты умудряешься этого не знать?
– Ну… всякий раз, когда я вижу их, они производят впечатление вполне счастливых, довольных друг другом людей…
– Но ты не могла часто встречаться с ними, потому что обычно Ида проводит вечера со Стивом!
Хотя Кэсс понимала, что муж говорит правду и драгоценные секунды уходят, а она пока что ничем не оправдалась, но новый расклад никак не укладывался в ее голове.
– А откуда ты знаешь?
– Стив сказал. Влюбился в нее по уши, просто сходит с ума.
Она судорожно стала искать новое объяснение, проклиная мысленно Иду, – ну что той стоило предупредить ее? Хотя как она могла это сделать? Вслух Кэсс произнесла холодным тоном:
– Эллис влюбился? Не смеши меня.
– Ты, конечно, считаешь, что все мы топором рублены, и только ты существо высшего порядка, способное на возвышенные чувства. Плевать – думай, что хочешь. Но я точно знаю, что Иду ты часто видеть не могла. Ты встречалась с Вивальдо? Отвечай мне, Кэсс.
Она задумчиво произнесла, никак не в силах уразуметь, что все, сказанное Ричардом, – правда:
– И Вивальдо ничего не знает…
– И ты, конечно, не знаешь? Только вы двое во всем городе не в курсе. Должно быть, что-то вас здорово отвлекает. Что?
Она вздрогнула и подняла на него глаза. Было видно, что муж с неимоверным трудом удерживает над собой контроль – он и хотел правды и боялся ее.
Не в силах видеть эту безмерную муку в его глазах, Кэсс отвела взгляд.
Как могла она сомневаться в его любви!
– Ты встречалась с Вивальдо? Ответь мне.
Она встала и подошла к окну. Ее подташнивало, а желудок, казалось, сузился до размеров маленького и твердого резинового мячика.
– Оставь меня в покое. Ты ревнуешь меня к Вивальдо, и мы оба понимаем почему, хотя и не признаемся в этом. Иногда я встречалась с Вивальдо, иногда с Вивальдо и Идой, иногда просто гуляла, ходила в кино.
– До двух часов утра?
– Иногда я возвращалась в двенадцать, а иногда – в четыре. Оставь меня в покое. Почему вдруг это стало тебя интересовать? Уже несколько месяцев я живу в этом доме как привидение, половину времени ты даже не знаешь, здесь ли я. Так что же теперь так взъярился?
Его бледное, покрытое испариной лицо было сейчас некрасивым.
– Это я, а не ты, живу здесь как привидение. И я всегда в курсе, дома ли ты. Как может быть иначе? – Он сделал к ней шаг и заговорил, понизив голос: – О твоем присутствии не забудешь. Ты напоминаешь о себе презрительным взглядом, ты теперь всегда так смотришь на меня. Чем я заслужил такое презрение? Что сделал такого, Кэсс? Ты ведь любила меня раньше, действительно любила, и все в своей жизни я делал ради тебя.
Она услышала свой холодный голос:
– Ты уверен? Ради меня?
– А кого же еще? Кого? Ты – вся моя жизнь. Почему ты отдалилась от меня?
Она села.
– Давай поговорим об этом утром.
– Нет. Мы будем говорить сейчас.
Ричард зашагал по комнате; она понимала, что он изо всех сил старается держаться от нее на расстоянии, чтобы не было искушения дотронуться до нее, ведь нельзя предугадать, что тогда случится. Кэсс прикрыла рукой глаза. Она вспомнила смуглолицего танцора и шофера-пуэрториканца, потом как спасение в сознании вспыхнул образ Эрика. Он сменился картиной цветущего луга. Она подумала о детях, и желудок снова скрутило. Эта боль нарушала ясность мысли. Смутно понимая, что совершает ошибку, выдавая себя, она сказала:
– Не терзай себя мыслями о Вивальдо – я с ним не сплю.
Он приблизился к стулу, на котором она сидела. Кэсс не поднимала на него глаз.
– Я знаю, ты всегда восхищалась Вивальдо. Гораздо больше, чем мной.
В его голосе была жуткая смесь униженности и ярости, ее сердце дрогнуло при мысли, что он готов принять. Она чуть было не протянула к нему руки, чтобы помочь ему, утешить, но что-то остановило ее.
Она только сказала:
– Восхищение и любовь – разные вещи.
– Разве? Я не уверен. Разве можно прикоснуться к женщине, зная, что она презирает тебя? А если женщина восхищается мужчиной, чего она только не сделает! Во всяком случае, тут же раскинет перед ним ноги – бери меня. – Кэсс казалось, что над ней собралась туча – так велик был гнев мужа. Она прикусила палец. – Ты ведь тоже когда-то делала это для меня, разве не помнишь? А сейчас могла бы?
Она подняла на него глаза, слезы струились по ее лицу:
– Ричард, я правда не знаю.
– Почему? Ты что, так презираешь меня?
Она снова опустила глаза, теребя в отчаянии платок. Ричард присел на корточки рядом со стулом.
– Мне больно, что мы отдалились друг от друга – не могу понять, почему так случилось… я, конечно, разозлился на тебя, но ведь ты так равнодушно отнеслась, – тут он сделал попытку рассмеяться, – к моему успеху. Может, ты и права. Знаю, ты умнее меня, но, дружок, надо же нам что-то есть и пить, а ничего другого делать я не умею. Наверное, не стоило ревновать тебя к Вивальдо, но эта мысль сама напрашивалась, это казалось логичным. Стоило ей появиться, и она накрепко засела у меня в голове. Он теперь подолгу бывает один – так же, как и ты. – Она взглянула на мужа и тут же отвела глаза. Его рука легла на ее локоть, она закусила губу, пытаясь унять дрожь. – Вернись ко мне, пожалуйста. Разве ты не любишь меня больше? Такого же быть не может. Мне нет без тебя жизни. Ты единственная женщина в мире, которая мне нужна.
Можно было промолчать и упасть в его объятия – и последних нескольких месяцев как не бывало, он никогда не узнает, куда она ходила. Вернется прежнее привычное существование. Вернется ли? Молчание затягивалось. У нее недоставало сил посмотреть ему в глаза. Слишком долго муж существовал только в ее сознании – теперь реальность его присутствия загнала ее в тупик. Выходит, воображение подвело ее, она и представить себе не могла всю глубину и силу его страдания. Перед ней находился одинокий ограниченный человек, и он любил ее. А любила ли она его?
– Я тебя совсем не презираю, – сказала Кэсс. – И сожалею, если заставила так думать. – Больше она ничего не прибавила. А зачем? Ничего хорошего из этого не выйдет. Ричард не поймет ее, она просто добавит ему боли, с которой он, возможно, никогда не справится. И ей доверять не будет.
Любит ли она его? И если да, то что ей делать? Медленно и мягко она высвободила руку и шагнула к окну. Шторы были опущены, она слегка приоткрыла их и посмотрела наружу – на светящиеся огоньки и темную гладь реки. Тишина за ее спиной готова была вот-вот взорваться. Кэсс выпустила из рук штору, повернулась и посмотрела мужу в глаза. Теперь он сидел на полу, рядом со стулом, который она только что покинула, – стакан стоял между его расставленными ногами, громадные руки обхватили колени, голова повернута к ней. Как хорошо был знаком ей этот взгляд – внимательный, доверчивый. Она сделала над собой усилие, чтобы не отвести глаза – кто знает, увидит ли она еще раз этот взгляд, который так долго был смыслом ее существования. В этом лице человека, вступающего в возраст зрелости, она всегда будет видеть лицо юноши. Ричард немного оброс, его светлые, начинающие седеть волосы были длиннее обычного, на лбу проступили капельки пота, волосы тоже повлажнели. За эти считаные секунды, что она стояла, глядя на мужа, Кэсс поняла, что любит его, и ей стало страшно. Не будь ее чувство таким сильным, она, пожалуй, пошла бы на то, чтобы и впредь пестовать его простодушие, но теперь она не могла лгать Ричарду – хотя бы во имя его детей. Он имел право знать правду о своей жене, и она только мысленно молилась, чтобы он понял все правильно.
Она выпалила:
– Мне надо кое-что сказать тебе, Ричард. Не знаю, как ты это воспримешь и что с нами будет потом. – Она замолчала, а он сразу же изменился в лице. Только скорее, приказала она себе. Если смолчу, между нами никогда не восстановится былое согласие, у нашего брака не будет будущего. – Желудок снова скрутили спазмы. Она хотела уже бежать в ванную, но передумала: толку от этого все равно не будет. Спазмы прекратились. – Мы с Вивальдо никогда даже не прикоснулись друг к другу. У меня – ну, быстрей же! – был роман с Эриком.
Еще не сумев переварить сказанное, он переспросил без всяких эмоций в голосе:
– С Эриком?
Подойдя к бару, она прислонилась к нему:
– Да. – Тишина разрывала ей уши.
– С Эриком, – он залился смехом. – С Эриком?
Теперь его ход, подумала Кэсс. Даже не глядя на мужа, она знала, что он поднимается на ноги и, слегка пошатываясь, словно только теперь почувствовал опьянение, идет к бару. Она ощущала на себе его тяжелый взгляд, и ей почему-то представился самолет, идущий на посадку. Рука мужа опустилась на ее плечо. Он повернул к себе ее лицо, и Кэсс с трудом заставила себя взглянуть ему в глаза.