Так и есть, он. Бывший муж, бывший возлюбленный и отец ее единственного сына. Роберт Викторович Красовский собственной, как говорится, персоной. Явился не запылился. Как же, пропустит он подобное мероприятие! Не на того напали! Какая же она наивная дура! На что надеялась, на что рассчитывала! Он стоял напротив ее и улыбался, внимательно и пристально разглядывая ее. И в его взгляде читались и восхищение, и удивление, и неподдельная радость.
– Вера, ты! – восторженно повторил он и покачал головой. – Ну, привет!
Вера почувствовала, как краснеет. Еще не хватало – вот позор, а?
– Привет, – с трудом произнесла Вера. – Ну ты как шпион, ей-богу. Подкрался неслышно. Я, знаешь ли, женщина в возрасте, со мной такие шутки, – она коротко и нервно хохотнула, – опасны.
Роберт довольно и беспечно рассмеялся:
– Ну прости, прости! Я не хотел, честное слово! Просто узнал тебя, ну и… рванул.
– Так обрадовался? – хмуро усмехнулась Вера. – Конечно, такое счастье – встретить бывшую жену. Да еще и на свадьбе общего сына.
– Счастье, – без тени улыбки подтвердил Роберт. – А возраст, – он улыбнулся, – это уж точно не про тебя! Ты, – он замолчал, подыскивая нужные слова, – ты… стала еще прекрасней. Честное слово!
– Оставь, – Вера резко перебила его, – не смеши. Да и вообще – при чем тут я?
Вера отвела от него взгляд и снова стала тревожно вглядываться в толпу, ища мужа.
Роберт, казалось, этого не заметил и был настроен на разговор.
– Ну а как вообще? – спросил он, закуривая сигарету.
– Вообще? – растерянно повторила Вера, по-прежнему пытаясь отыскать глазами Геннадия Павловича. – Вообще, – с нажимом повторила она, – все прекрасно. Разве ты не заметил?
– Заметил. И я очень – очень, – подчеркнул он, – за тебя рад. Искренне рад, Вера!
– Какая разница, – еще больше раздражаясь, проговорила Вера. – Рад, не рад, искренне или не очень. Мне-то какое дело, Роберт? Ладно, я пошла – извини! Надо мужа найти. – Вера развернулась, чтобы уйти.
– Я, – услышала она, – так счастлив, что мы снова…. увиделись.
Вера резко остановилась и обернулась.
– Счастлив? – жестко переспросила она. – Ну и я страшно рада, что доставила тебе удовольствие! – И, усмехнувшись, она небрежно махнула рукой и направилась к зданию усадьбы.
Вера шла и думала об одном – только бы не упасть, не растянуться бы перед гостями, не доставить им такого сказочного удовольствия, не устроить такой немыслимый аттракцион, о котором некоторые только мечтают, – ее, Веру Стрельцову, многие не любят, считая надменной и высокомерной.
«Иди, иди, – говорила она себе. – Выпрями спину и иди! И ноги у тебя не дрожат, ничего подобного! Поступь твоя тверда и совесть чиста! И все давно прошло и забыто, Вера! Опомнись».
Но ноги предательски дрожали и подкашивались. Разволновалась! Как такое вообще возможно? Как она злилась на себя!
Она дошла до брусчатки, остановилась, чтобы перевести дух и немного прийти в себя, нервно провела потной ладонью по волосам, резко одернула платье, ребром ладони вытерла влажную шею, снова провела рукой по волосам и завертела головой – ну где он, где?
Предательски дрожали руки – Вера сцепила их в замок, стараясь унять мерзкую, стыдную дрожь.
Наконец она увидела мужа и неожиданно для самой себя громко и тонко, почти истерично выкрикнула:
– Гена!
Геннадий Павлович увидел жену, расплылся в улыбке и заспешил к ней.
Вера чувствовала, как успокаивается ее дыхание. Но раздражение, даже злость, никуда не делись – теперь они распространялись на ни в чем не повинного мужа.
– Ну наконец-то, – зашипела она, – ну где же ты ходишь?
Геннадий Павлович растерянно и непонимающе уставился на супругу:
– А в чем дело, Веруша?
И вдруг Вера заплакала.
– В чем? – повторяла она. – Да в том, что ты меня бросил, оставил одну! В том, что я тут… как дура неприкаянная, вот в чем! И я тебя ищу. Больше часа ищу, Гена! А тебя нигде нет!
Ошарашенный и окончательно растерянный, Стрельцов по-прежнему моргал глазами и бормотал объяснения:
– Что ты, Верочка, что ты? Я ничего не понимаю, честное слово! Я все время был тут, рядом! Мы же с тобой… видели друг друга! Ты с Лизой болтала, потом с детьми! С Вадькой. Я же все видел, – жалко оправдывался он. – Я не терял тебя из поля зрения, Вера! Родная моя, что с тобой? А сейчас я отлучился в туалет. Верочка! Да что с тобой, солнышко? Что случилось? У тебя что-то болит, ты себя плохо чувствуешь? Это жара и волнение, да, Верочка?
Вера увидела его растерянность, испуганные глаза и пришла в себя. Господи, какой стыд! Веду себя, как истеричная барышня. Еще не хватало, чтобы он понял причину. А уж если заметит кто-нибудь из гостей, сраму не оберешься. Нет, ей решительно наплевать на всех, но как некрасиво, нелепо, стыдно! Да и ни к чему давать лишний повод для разговоров. Наплевать, а все равно неохота, чтобы трепали их имена.
Вера жалко улыбнулась и извиняющимся тоном проговорила:
– Ген, ну прости, прости ради бога! Жара такая… Нервы, да. Я так долго этого ждала, а тут расклеилась, Геночка. Растерялась. Ты же знаешь, как я не люблю все эти сборища! Да и жара, – жалобно повторила она, – и столько бессонных ночей.
– О чем ты, родная моя? – Геннадий Павлович облегченно выдохнул. – Уф, Веруша! А я уже испугался, что тебе нездоровится. Точно ничего не болит? – он снова с тревогой вглядывался в ее лицо. – Ты меня не обманываешь?
– Не болит, не болит, – рассмеялась наконец пришедшая в себя Вера. – Честное слово, ничего не болит! Пойдем скорее. Все уже там.
– Да, да, конечно! – растерянно пробормотал Геннадий Павлович, все еще с тревогой поглядывая на бледное и измученное лицо жены. – С тобой правда все в порядке?
Овальный зеркальный зал был роскошен. На столах, покрытых нежно-апельсиновыми скатертями, стояли вазоны с остроносыми, похожими на экзотических птиц, стрелициями и низенькие, почти плоские вазы с ярко-красными, нежно-желтыми и оранжевыми настурциями и ноготками. На полу, в широких, высоких вазонах были расставлены необыкновенного цвета мелкие розы – персиковые, чайные, кремовые. «Интересный дизайнерский ход, – подумала Вера, – соединить стрелиции и ноготки. Но почему розы, королевы цветов, на полу, а не на столах?»
Повсюду слышался шепот – гости заканчивали рассаживаться. Пахло дорогим парфюмом, свежими розами, теплыми булочками, аккуратно прикрытыми полотняными накрахмаленными салфетками, свежим огурцом и еще – уверенностью и богатством.
Увидев родителей, Вадим заулыбался и помахал рукой – родительский стол стоял по правую руку от стола молодых, и за ним уже сидел симпатичный немолодой седой бородатый мужчина. Отец Лидии, сват, догадалась Вера. Ну вот и познакомимся. «Приятное лицо, – подумала Вера. – Приятное и вполне интеллигентное».
Стрельцовы подошли к своему столу, представились новому родственнику, и Вера отметила, что он очень смущен. «Все понятно, – решила она. – Обалдел от роскоши, решил, что попал в круг нуворишей, чувствует себя не в своей тарелке, и я его понимаю. Я давно к такому привыкла, а вот в своей тарелке так и не оказалась».
Ей захотелось ободрить нового родственника, дотронуться до его крупной рабочей руки, шепнуть что-то легкое, остроумное, ненавязчивое – словом, поддержать.
Но рядом со сватом сел муж, и Вера оказалась по другую сторону стола. Ну да бог с ним, все взрослые люди.
«А Томки все нет, – расстроенно подумала Вера. – Выходит, не приедет моя подружка. И бесполезно искать причину, я уже научилась не обижаться. И Евгеша не приедет: сегодня у нее важнейшее событие – приезжают сын и внук из Баку. Как долго она ждала этого дня! Но, слава богу, дождалась! Просто жаль, что так все совпало. И некому меня поддержать и ободрить, разделить все волнения и радости».
Вера уселась поудобнее, расправила складки платья и посмотрела по сторонам. Вдруг ударило в голову: «А если Красовского посадят за этот стол? А почему нет? – У нее задрожали руки. – Нет, невозможно, чтобы испортился такой долгожданный праздник! Ах, Вадик, Вадик! Как я тебя умоляла!»
Но, к счастью, кроме запыхавшейся, красной Тамарки, влетевшей в зал, как ракета, за их стол никого не посадили.
– Ну и дорожка, – прошептала подруга, обмахиваясь салфеткой, как веером. – Думала, никогда не доберусь! Три часа, прикинь, Вер? Ну вы и придумали – за город ехать.
Вера счастливо улыбалась и гладила Томку по руке.
«Как хорошо, что здесь Томка! – думала Вера. – И как хорошо, что Красовскому хватило ума сесть в другом месте, не портить нам с Геннадием праздник. Наш праздник, не его».
Слово взял ведущий, стройный, импозантный мужчина лет сорока, больше похожий на американского сенатора. Одет он был в голубой смокинг с алым шелковым поясом. «Опознавательный знак, – усмехнулась Вера, – чтобы отличать его от остальных гостей».
«Сенатор» объявил торжество открытым. Вера почти не слышала, что он говорит, – напряженно вглядывалась в зал, пытаясь обнаружить бывшего мужа.
Для чего? Да только для того, чтобы обезопасить себя! Если бы можно было загадать золотой рыбке всего одно желание, Вера попросила бы ее об одном: чтобы ни разу – ни разу! – ни специально, ни случайно, ни на минуту, ни на полминуты не столкнуться с Красовским.
Но она, к великому облегчению, так его и не увидела.
А свадьба шла своим чередом. Официанты разносили изысканные закуски, оркестр играл, точнее наигрывал, что-то легкое и знакомое, совсем ненавязчивое, но Вера никак не могла вспомнить мелодию, ведущий что-то говорил, а гости, благодаря заранее составленному списку, произносили тосты.
Вера нервничала – ей предстояло произнести речь. Готовилась она долго, писала по ночам, исправляла, дополняла, старалась избежать банальностей. Учила наизусть. Для нее это было непросто – выступать перед публикой она не любила, да и не умела. От вида полного зала впадала в ступор, немела. Но здесь отступать было некуда.