Другая. Видеть мир не глазами, а сердцем — страница 25 из 32

Польша. Пирс

– Все произошло здесь, на этом месте, где мы сейчас стоим. День был странный, облака все сгущались, но дождь так и не пошел. Возможно, потому, что ветер был такой силы, что отпугивал их. Он буквально переворачивал море.

В тот день, как и каждую пятницу после школы, мы приехали сюда, чтобы насладиться морем. Это был наш маленький ритуал: я забирал ее из школы, мы ели мороженое, а затем шли по пирсу до самого конца, вот сюда, чтобы увидеть море как можно ближе.

Она всегда приносила с собой своего плюшевого слона. Прятала его в портфеле, а как только выходила из школы, доставала его и держала в руках. Может, если бы я его поймал…

Мужчина замолчал на несколько мгновений.

– Она, как всегда, обнимала слона, облокотившись на перила, чтобы он тоже мог увидеть море. В тот день оно, казалось, боролось само с собой. Сильный порыв ветра вырвал игрушку из ее рук и бросил в воду. И у нее, совсем маленькой, возникло неосознанное желание ее спасти. Первое, что пришло ей в голову, – это прыгнуть за ним. И она сделала это ровно за ту секунду, когда я ее не держал.

Моя маленькая девочка, которую я любил больше всего на свете, упала в море. Секунд пять или шесть я просто стоял и смотрел, как она падает. Мой мозг был не в состоянии понять, что происходит, мне казалось, что я сплю.

Когда очередная волна изо всех сил толкнула ее тело под пирс, она ударилась головой о деревянную опору, вот этим местом. – И вместо того, чтобы показать на себе, он указал пальцем на бровь женщины, на то место над правой бровью, где у нее было родимое пятно.

Она задрожала всем телом. Она искала подвох.

– Я бросился в море, зная, что было уже поздно. Я боролся с волнами, с ветром… я не мог никак до нее дотянуться, море забирало ее.

Я даже не помню, как в конце концов мне удалось схватить тело моей малышки и доплыть до одной из опор. Когда я прижал ее к груди, я понял, что моей девочки больше нет в живых.

Я кричал, потому что, хоть она уже была мертва, море все равно хотело отобрать ее у меня. Я смотрел вверх, прося о помощи, но никто не прыгнул. Все стояли и смотрели, как отец пытался удержать тело своей дочери.

Я стоял там, внизу, как раз на одной из этих плит, не понимая, как обычный день, когда я забрал ее из школы и мы сходили за мороженым, мог стать последним.

Примерно через десять минут прибыл спасательный катер. Моя дочь была уже мертва. И с того дня я тоже.

Айла проводила нас до выхода из больницы. На улице нас ждала машина «Скорой помощи», из которой вышел водитель, одетый в черный костюм, словно личный шофер. Он открыл заднюю дверь и помог Луне подняться внутрь.

– Хорошо проведите время, – сказала нам Айла, когда мы уселись в машину.

Луна едва могла двигаться. Я заметила, что она стремительно теряла силы, но ничего не хотела говорить.

Через двадцать минут мы подъехали к воротам школы. Нас встретила директор.

– Здравствуй, Луна, как я рада снова видеть тебя! Как твои дела? – спросила она, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в обе щеки.

– Хорошо, спасибо, – солгала девочка.

– Как мы и договаривались, все собрались в актовом зале, но не знают, что ты придешь.

Я провезла Луну по длинному коридору. По мере того, как мы приближались к залу, шум становился все громче.

Мы вошли внутрь.

В этот момент наступила тишина.

Дверь в актовый зал открывается, и на пороге появляется девочка в инвалидном кресле и в шляпе намного больше ее головы. Маленькая девочка, которой одним своим видом удалось заставить замолчать более двухсот подростков, находящихся внутри.

Луна заезжает на сцену, ей помогает женщина-психолог, которая за последние несколько дней стала ей другом.

– Нервничаешь? – спрашивает она Луну, когда они поднимаются по специально установленному помосту.

– Нет, не очень… Я знаю, что в прошлом выступала перед тысячами людей много раз, когда играла на фортепиано. Для меня это пустяки, – подмигивает она в ответ.

Женщина оставляет ее на сцене одну и отходит на несколько метров. Луна приближается к микрофону.

– Доброе утро, – почти шепотом говорит она.

Тишина.

– П-п-прошло уже очень много времени с тех пор, как я последний раз приезжала в эту школу. Видите, большинство из вас д-д-думают, как бы сюда не приходить, а я н-наоборот…

Тишина. Луна чешет нос.

– Сегодня я хочу попрощаться с вами, п-п-потому что у меня не будет другой возможности. Так уж получилось, что это будет наша последняя встреча.

Как только она это произносит, какая-то невидимая энергия пронизывает каждого человека, находящегося в зале.

– Спасибо тем, кто стал ч-ч-частью моей жизни в этой школе. Было приятно разделить с вами это время, особенно вначале, когда я еще могла быть собой. Спасибо тем, к-к-кто помогал мне подняться по этим трем ступенькам, для меня это очень много значит. Поначалу я могла через них перепрыгивать, а в конце мне пришлось просить вас о помощи, чтобы преодолеть их.

У девочки начинается тик в шее, шляпа чуть не падает с головы, но никто не смеется.

– Спасибо тем, кто никогда не тыкал в меня пальцем, когда я проходила мимо, спасибо тем, кто сидел рядом со мной в с-с-столовой, несмотря на то что время от времени я роняла еду на тарелку, на стол, на пол… так! Спасибо тем, кто помогал мне в плохие дни, когда я даже не могла взять вилку. Спасибо тем, кто делился со мной обедом, к-к-когда я не могла найти свой.

Пока Луна говорит, на глаза сидящих в зале наворачиваются слезы.

– Спасибо тем, кто помогал мне надувать колеса моего кресла, когда кто-то их спускал, тем, к-к-кто не называл меня Фрэнки, отсталой или уродиной, тем, у кого хватало смелости называть меня по имени, Луной. Это то, что я никогда не забуду.

Тишина.

– Через несколько дней меня уже не будет, мое тело перестанет существовать. И через несколько л-л-лет для многих из вас я останусь лишь воспоминанием о девочке, у к-к-которой было слишком много болезней. Я всегда пыталась скрыть все, что со мной происходило, прятала руки, прятала голову, прятала себя. Но сегодня, прощаясь с вами, я хочу показать себя такой, какая я есть на самом деле.

Никто не осмеливается даже дышать.

И в этой тишине, которая почти причиняет боль, девочка медленно снимает шляпу и бросает ее на пол.

Польша. Пирс

– Я переживал этот момент каждый день. Я продолжаю задавать себе все те же вопросы. Что, если бы я поймал этого слона? Что, если бы мы пришли позже или раньше? Или вообще не пришли в тот день? Что, если бы я не разрешил ей брать с собой эту игрушку? Я держал ее вот так, на руках, – сказал он, вытягивая руки, – а в следующую секунду ее уже не было.

Женщина не знает, что сказать, она просто смотрит в сторону моря, вспоминая свой кошмар, тот, который видит каждую ночь, в котором она проваливается в никуда.

– Несколько дней назад я получил странное письмо, – продолжает мужчина. – На конверте был только мой адрес, а вместо обратного адреса – символ бесконечности. Внутри конверта была ваша фотография, а на обороте – вот это:

Волосы: каштановые.

Шрам: над правой бровью.

Любимая игрушка: плюшевый слон.

Глаза: карие.

Страхи: море.

Важные даты: 23 марта около семи лет назад она потеряла сына.

– Как только я прочитал это, я подумал о своей дочери. Конечно, это была какая-то бессмыслица, но я подумал о ней. С тех пор как она умерла, меня не покидало странное чувство, что каким-то образом она продолжает жить. Иногда, без какой-либо причины, мне вдруг становится грустно или радостно. Я постоянно думаю: а вдруг это ее страхи или ее счастье?

Знаете, что заставило меня обратить внимание на это письмо? То, что около семи лет назад я пережил сердечный приступ. Это случилось как раз 23 марта. В тот день на меня внезапно нахлынула ужасная боль, словно я попал под поезд, как будто на меня обрушилось все горе мира.

В этот момент женщина начинает дрожать всем телом, потому что это дата, которая навсегда останется в ее памяти: в тот день она попала в аварию, в тот день она потеряла сына.

– Как такое возможно, – продолжает мужчина, – что после всего, что мы пережили с кем-то вместе, после его смерти ничего не остается? Этого не может быть, я отказываюсь верить в то, что мы просто материя, что мы не связаны друг с другом каким-то образом.

Молчание.

Женщина смотрит в сторону моря, она знает, что все происходящее – уловка одной слишком умной девочки, которая всегда хотела доказать ей, что между людьми существует особая связь, даже если бы для этого ей пришлось выдумать другую реальность. Но даже в этом случае у нее нет ответа на вопрос, который ей только что задал этот мужчина: остаемся ли мы связаны друг с другом после смерти?

– Я знаю, что вы не она, – наконец говорит он, – но в вас есть что-то от нее, в этом я уверен. Я не знаю, почему получил это письмо, не знаю, кто его отправил, но я верю, что люди продолжают жить в других людях.

Женщина больше не слушает. Она знает, что Луна могла найти информацию о несчастном случае в интернете. Но как она умудрилась связать ее историю с этим мужчиной, с этим плюшевым слоном, с монетами на столе и с сердечным приступом?

– Все случилось прямо здесь… – Мужчина плачет, опираясь на ограждение, и роняет свой зонтик в море. – Извините, я больше не буду вас беспокоить, но я должен был вас увидеть.

Женщина подходит и обнимает его. И в этот момент что-то происходит между ними.

Спокойно, как человек, которому уже нечего бояться, потому что он знает, что это его последнее появление на публике, Луна снимает парик, обнажая покрытую шрамами голову.

Она медленно поднимается с кресла, опираясь на него руками. Она вся дрожит, можно увидеть всю хрупкость ее тела. И вдруг она отпускает себя.

За ту единственную секунду, пока ее тело оставалось на ногах, без поддержки, без посторонней помощи, она успевает произнести только одну фразу: