Всего-то нужно выучить хотя бы пять первых ката и базовую технику. Чем мы и занимались. Правда, если бы не мой «живой» пример, они бы к карате относились бы скептически, а так я, перебив всех Ибраевских «спецов», продемонстрировал эффективность этого вида единоборств. К слову сказать, у меня и приёмы самбо стали получаться гораздо лучше. Стойки, дыхание, импульс, концентрация силы, они везде используются, даже в прыжках в высоту.
Тем более, что помимо карате я стал давать и айкидо, и, когда я сдёрнув захват со своего левого плеча, продёрнул стокилограммового Колю вперёд и на противоходе, взяв за одну только кисть, перекувыркнул его вверх тормашками, это сильно удивило и Георгия Григорьевича, и его обоих сыновей.
Айкидо я знал плохо. Вернее, э-э-э, знал хорошо, а ни умения, ни, тем более, навыка исполнения техники, у меня не было. Да и откуда им было взяться, если я не практиковал айкидо, а просто знал, как надо двигаться.
В айкидо имелось много приёмов похожих на приёмы дзюдо или самбо, вот я и стал использовать в самбо знания биомеханики и «нестандартные» приёмчики. Короче, краевые соревнования по самбо в весе шестьдесят пять килограммов я выиграл, почти все схватки заканчивая либо с огромным преимуществом, либо чистыми бросками, либо болевыми, если мне хотелось кого-то помучить. Был один такой «типок», который, узнав, про мои выступления в Японии, стал меня подначивать и провоцировать на конфликт. Вот его я и мучил в партере, сделав два удержания и болевой на руку. Даже тренер уже не выдержал и закричал: «Что ж ты мучаешь его⁈»
— Да-а-а… Перерос ты «край», — сказал после соревнований тренер. — Резко так «перерос». Неожиданно. Да-а-а… Будем готовиться к «зоне». В июле семьдесят девятого года будет проходить финал седьмой спартакиады народов СССР. А до этого зональный этап. Это отборочные к Олимпиаде. Вот к нему и готовься. После первого места на «крае» тебе туда прямая дорога. Молодец. Только смотри… Там уже придётся бороться со взрослыми.
— Э-э-э… Самбо на олимпиаде? — удивился я.
— Нет, дорогой. Дзюдо. В следующем году будет чемпионат Союза по дзюдо. Вот туда сначала поедешь. Но до этого надо ещё парочку первых мест взять. Ладно, посмотрим, что получится.
Тренер меня не то чтобы ошарашил. Он меня просто прибил своими амбициями. Не стого не с сего и идти на чемпионат СССР по дзюдо? Так надо бороться по дзюдо. Там свои особенности. Я почему-то вдруг подумал про Токийский Институ дзюдо Кодокан.
— Вот туда бы уехать и позаниматься бы там хотя бы пару месяцев, — подумал я. — Но об это можно только мечтать. Кто же меня выпустит-то на пару месяцев?
— Ну, тогда нужно заниматься только дзюдо, — сказал я тренеру. — Я дзюдо не знаю.
— Ты и карате не знал, — отмахнулся Георгий Григорьевич, — а теперь преподаёшь. Да и самбо ты знал, э-э-э, чуть-чуть. И тоже преподаёшь. И неплохо, между прочим, преподаёшь. Вон, Полукаров о тебе тоже хорошего мнения. К нему можешь походить. Он В дзюдо дока.
— Не-е-е… Уж лучше я тут с Валерой позанимаюсь. От тоже в дзюдо соображает.
Городецкому мой ответ, судя по всему, понравился.
До нового года мы с родителями ещё один раз съездили на дачу и примерили металлические конструкции, что приготовил отец. Мы с ним решили с одной длиной стороны контейнера сделать жесткий навес крыши веранды и, одновременно балкона второго (когда-нибудь будущего) этажа, на котором пока можно и загорать. А с другой длиной стороны обсудив, решили сделать теплицу. Как я и говорил.
Примерили конструкции и приварили. Приварили к швеллерам и металлические листы, которые тут же покрасили суриком. Отличный получился балкон-навес. Окна пока не резали. Ни к чему пока нам окна. Зато сходили на шлюзы и прошлись по высокой земляной дамбе по которой, оказывается, шла дорога.
— Ох тут и сазанов, — сказал я. — Да и другой рыбы навалом. Сюда и селёдка с корюшкой заходят.
— Откуда знаешь? — спросил отец.
— А где им ещё быть? — удивился я и показал на восточную часть долины, укрытой водой. — Там такие травяные кущи. Как раз им еда. Сазанам.
— Наверно ты прав.
Мы пошли обратно и на шлюзах встретили мужичка.
— Чего ходим? — спросил он.
— Э-э-э… Так, соседи мы с вами теперь. Вон наш участок. Ближайший к водокачке.
— А? Да? Ну, соседи, так соседи. Я Илья Иванович. Живу и работаю здесь.
— Василий Михайлович… А это Надежда, моя жена и сын Михаил.
— Что-то вы один из первых себе домик поставили.
— Да, это не домик. Контейнер для инструментов. Как тут не хулиганят?
— Да кому тут хулиганить? Я тут почитай лет тридцать живу. У меня же тоже огородик.
Он махнул рукой. На противоположной стороне от дороги, что проходила мимо нашего участка, действительно территория походила на огород.
— Значит соседи? Это хорошо. А чем занимаешься, Михалыч?
— Сварщик я на Владивостокской ТЭЦ-2.
— Сварщик? Ух ты! Это замечательно. У меня и аппарат есть, а варить я не горазд. Руки уже не те. Не держат дугу. А порой надо кое что прихватить.
— Прихватим, не вопрос. У меня и горелка есть. Газа нет.
— О! Газ у меня есть!
— Ну-у-у… Тогда вообще всё замечательно. Газом можно и резануть что мешает, хе-хе… Окна нам нужно прорезать. Электроды жечь…
— А-а-а… А как ты вообще аппаратом сварочным работал? Света ведь нет.
— У меня маленький бензиновый генератор ток даёт.
— О как! Это как на машине?
— Только побольше.
— Хм! Не видел я у тебя чего-то «побольше». Так, тарахтело что-то, как мотоцикл, это я слышал.
— Потом покажу. Зайдёшь ещё. Мы сейчас после праздника приедем. Присмотришь за нашим хозяйством.
— Обязательно. Но тут не шкодят. Чужие не ходят, а местные все знают Иваныча. Я и с ружбайки могу бахнуть. У меня не заржавеет.
Глава 8
На деревню к дедушке с бабушкой мы с папой всё-таки поехали. Не устоял отец от искушения проехаться самому за рулём подольше и почувствовать «большую дорогу», как он сказал. На работу отец по-прежнему ходил пешком. Любит он ходить, особенно по лесам, по горам. Вот и стоит наша машина у него на работе. Уважают и ценят его на ТЭЦ. Предложили даже председателем профкома стать. Освобождённая должность, между прочим. Отказался папа. Не привык он на «цырлах» перед руководством стоять.
— Сей час они передо мной на «цырлах» ходят, а так, я буду вынужден за права трудящихся бороться из окна директорской «Волги».
Хотя у отца не было высшего образования, но в школе он учился хорошо и после армии собирался поступать в институт нефтяной промышленности, но повстречался с мамой и он решил, что одного «умного» в семье будет достаточно. Другой должен зарабатывать деньги. Вот он и выучился на сварщика и в Комсомольске на Амуре варил жесткие корпуса подводных лодок. Потом мы переехали во Владивосток, так как отца отправили в командировку на Дальзавод.
Так вот, отец и без высшего образования неплохо знал английский, так как служил радистом в спецподразделении ГРУ, да и вообще не плохо ориентировался в политике, благо, голос Америки и другие радиостанции, в том числе и на английском языке, он слушал. Вот и тянули его то в партию, то по «профсоюзной линии». Но он на заманчивые предложения не вёлся, а рос «над собой» профессионально и достиг квалификации сварщика шестого разряда и получил вне очереди двухкомнатную квартиру и садовый участок. Один из лучших, между прочим. Участок был не ровный в плане площади и этот неровный кусок вдоль берега реки тоже был приличного размера. Сотки три с половиной, если сам берег не считать. А с берегом и все двенадцать.
Поэтому отпустили отца «на побывку», как он шутил, хоть и с тяжёлым сердцем, но с лёгкой душой. Отец не оставил недоделанную работу. Он всегда всё делал основательно и старался, никого не расстраивать, даже руководство. За это его и ценили, что он не оставлял за собой «хвостов», которые надо было «подбирать» другим.
Мама ехать отказалась, так как ещё двадцать пятого декабря в деревню уехала тётка Галина, а с ней они ругались, особенно при родителях, непрерывно.
В подарок сестре тётке Марусе папа вёз маленький цветной телевизор, а для дядьки Ивана — бензиновый культиватор. Я убедил отца, что ещё привезём. Отец любил своих родичей даже, наверное, больше чем нас с мамой и готов был расшибиться в лепёшку перед своим старшим братом и старшей сестрой. Тяжёлое было время, когда отец рос, а дед Шелест ушёл из жизни рановато. Вот и легла вся тяжесть ответственности за «молодняк» на плечи и руки Ивана и Марьи. Я их тоже люблю, потому, что никогда не видел в их ко мне отношении негатива.
— Отличная у нас родня, — думал я, глядя на мелькающие в окошке справа «голые» кусты и деревья, чуть присыпанные снегом.
На заснеженной равнине мелькнула чёрная клякса. Лисица вынырнула из снега, где «мышковала» и отбежала, принюхиваясь, чуть в сторону. Потом подпрыгнула и снова нырнула под снег, пробив корочку наста.
— Лисица мышкует, — сказал я, показывая направо.
Отец мельком глянул на бескрайнее белое покрывало и, ничего не увидев, снова уставился на дорогу.
Асфальта на трассе Владивосток — Хабаровск было мало. Примерно половину пути до Имана, где решили сделать первую остановку у дядьки Ивана, проехали по грунтовке. И это, мать её, федеральная трасса, по которой двигался довольно плотный грузопоток!
Отец поначалу морщился, попадая в ямы при попытках их объехать, а потом, когда я сказал, что «заводская гарантия подвески год», он погнал машину, не особо притормаживая на неровностях. Благо, подвеска и амортизаторы держали машину хорошо.
Вообще, Тадаси Минобэ мне сказал, что Мазда — фабрика, выпускающая военную технику, и прочность деталей в моей машине завышена. Я самолично облазил машину, осмотрев и изнутри, и снаружи, особенно снизу, сравнивая с автомашинами других производителей, и убедился, что, да, даже внешне детали ходовой части Мазды выглядели массивней. Например, — те же хомуты передних рычажных стабилизаторов. Папа первое время после некоторого «пробега» по бездорожью останавливался и «нырял» под машину с гаечными ключами, проверяя, не открутилось ли что-нибудь, но всё, что было