прикручено, так и оставалось прикрученным. Это отца несказанно удивляло.
Юрик, старший сын дядьки Ивана и мой двоюродный брат, хоть и служил по призыву, но был дома в отпуске. Мишка, второй сын, будучи младше меня на год, учился в восьмом классе. Они жилив каменном одноэтажном доме на двух хозяев, размещаясь вчетвером в двух комнатах. Поэтому, чтобы не стеснять их, мы под ахи и охи родственников выгрузили культиватор, попили чая с мёдом и, пообещав заехать на обратном пути, поехали дальше. Оставалось-то до деревни Губерово совсем ничего. Минут сорок езды.
Дядька Иван по достоинству оценил подарок и обещал на обратном пути загрузить нас флягой с мёдом, а пока «в дорогу» налил небольшую пол-литровую банку. Мазда без культиватора в багажнике поначалу «радостно» виляла «хвостом», но папа её быстро «урезонил». Тут, севернее от Владивостока, на дорогах лежал снег и присутствовали накат и гололедица, но на наших новых бескамерных покрышках стояли отличные шипы, которые просто убили на повал дядьку Ивана, и машина гребла хорошо, держась на дороге уверенно. Поэтому до Губерово мы доехали без осложнений.
Эту Мазду я выбрал из-за её внешнего вида. Полноприводные Тойоты и Ниссаны выглядели, по сравнению с Маздой, сильно «отстойнее» и напоминали студебекеры времён второй мировой войны. А Мазда была красавицей[1]. Ну и что ж, что имела только задний привод. Сделают для меня полноприводную, делов-то для японцев, а пока покатаемся на этой, зато с полным комфортом, печкой и кондиционером.
Кабина у этой Мазды была полноценной пятиместной. Со стандартным задним сидением на троих и вместительным багажником. Были такие же Мазды с грузовым кузовом, но я выбрал этот вариант. Предок сказал, что даже и не предполагал, что такие кузова в это время наличествовали.
А про полный привод Тадаси Минобэ сказал, что он у этой Мазды есть, но «не про любого честь». Для своих высокопоставленных военных полноприводные Мазды выпускались. Но не для американцев или европейцев. Ну, а мне, как наследнику могущественного клана Минобэ пошли на встречу и даже разрешили вывоз такой машины за границу. Ждёмс-ждёмс…
Губерово встретило занесёнными снегом, но грейдированными улицами. Дома и тётки Марии, и Бабы Тани, стояли на самом краю деревни, в километре от станции. Бабушка с дедом жили в одном здании с ветлечебницей и всё моё детство прошло среди коров и лошадей, которых приводили для лечения, или для вакцинации и профилактики: рога отпилить, копыта обрезать, либо что другое, кхе-кхе…
Мы с Иркой даже мечтали стать ветеринарами приехать сюда и остаться здесь жить. Тут на краю деревни была тишь да гладь, да божья благодать. И речка была совсем рядом. Эх! Мечты-мечты…
Делать здесь, кроме того, чтобы хвосты коровам закручивать, было абсолютно нечего. Особенно зимой. Мимо нашего дома даже мальчишки с девчонками не проходили на речку. Скукотища… Глухома-а-а-нь… Я специально уболтал отца на поездку в деревню, чтобы полноценно отдаться рисованию комиксов. А так бы пришлось отдавать время Светлане. А может быть ещё раз кого-нибудь убить.
Странные у нас с ней складывались отношения. Меня, вроде, и тянуло к ней, но после тех событий, в параллельном мире, где мне пришлось убить пятерых «гопников», что-то у меня в отношении неё в голове, или где-то в матрице, «сдвинулось». И она, похоже, эти изменения чувствовала. Чувствовала и делала неправильные выводы, стараясь стимулировать меня на активные действия, пытаясь вызвать во мне ревность. Вот я и уехал в тишину и покой немного поразмыслить о моих чувствах к обеим девушкам. За рисованием думалось отлично. Да и не хотелось мне, идя с новогоднего вечера вместе со Светланой, снова отбиваться от её ухажёров.
Поздоровавшись с тёщей и тестем, отец поехал к сестре, проживающей в трёх дворах от ветлечебницы, а я, одевшись в валенки и телогрейку, проводил его и пошёл по соседям здороваться. Здесь жили мои подруги детства: Наташка, Надька, Галька, Любка и Ленка. Мальчишек в ближайших домах не водилось. Ха-ха… Один я был в их хороводе. Да-а-а…
Поздоровавшись, в одном из дворов я увидел водовозную тележку, которой сосед дядя Коля-тракторист возил воду, ставя на неё сразу четыре бидона и цепляя к трактору. Испросив разрешения воспользоваться, я отправился к дому тётки Марии. Там тоже поздоровался, пообнимался с любимой тётушкой и, забрав ключи от машины, уехал.
Моё «юношеское» водительское удостоверение не давало мне право управлять автомашиной без инструктора, имеющего стаж вождения не менее трёх лет, пока мне не исполнится восемнадцать, но в деревне за всю свою жизнь я ни разу не видел милиционера, хотя гонял на чужих мотоциклах и «мотовеликах» лет с десяти. Вот я и рискнул. Отец давал мне «порулить» и на трассе, и в городе, поэтому машину я чувствовал неплохо. Сказывались и умения «предка».
Привязав телегу к фаркопу[2] и загрузив в неё бидоны, съездил к водяной колонке и набрал воды. Пока набирал, сбежались пацаны, жившие рядом: Серобабы, Фидирки, Пинчуки, Вокуни. В каждом дворе их было человека по три-четыре. Все знали меня и кроме удивления, что я приехал за рулём сам, да ещё на каком-то непонятном автомобиле за водой, проявляли искренние чувства радости.
Я был знаменит в деревне. Я был единственным «самбистом». Это им стало известно когда меня пытались побить лет эдак в тринадцать. Когда я пришёл в первый раз на футбольное поле, что возле станции. Ну, как поле? Скорее — кочковатая поляна с воротами. Да и не бить меня пытались, а предложили побороться. Вернее, сначала побороться, а потом побить. Ха-ха… Я сказал, что я самбист и бороться не буду. Пацаны, не поверив, посмеялись. Но побороть меня не получилось ни у кого из присутствующих, даже у старших, а потому, драться со мной не стали, а просто включили в свой круг. А кличка «Мишка-самбист» так и присохла ко мне, потому что я был в деревне единственным самбистом. В том году летом, я привозил в деревню магнитофон, и послушать его приходили многие пацаны, шедшие мимо дома на речку или с речки. А теперь я приехал на японской как оказалось автомашине. Японских автомашин в деревне не видел никто и возле бабушкного дома до конца этого дня побывало точно половина деревни взрослых и детей. А вторая половина деревни, хе-хе, пришла посмотреть на машину назавтра.
Отец ночевал у тётки Марии, я у бабушки. На утро я перебрался в лечебницу, которая зимой, чаще всего, пустовала, и расположился на том древнем зелёном кожаном твёрдом диване, о котором упоминал ранее. Он был ровный как стол и на нём можно было разложить карандаши, а перед ним поставить пюпитр, и рисовать, рисовать, рисовать.
Отец тоже времени даром не терял. Он, кроме того, что помогал сестре по хозяйству, тоже делал наброски. Ему захотелось написать то, что он когда-то уже писал. Домик, сад, огород, двор с собакой, коровник. Тётку Марию… Старый её портрет, потемневший словно икона, висел на белёной стене в утлой горнице. Маленький у тётки Марии был домик. И как они в нём, в двух комнатках, жили вшестером: Митя, Надя, Коля, Вера и тётка Мария с дядей Колей? Который сейчас уже год лежал парализованный после инсульта. Да-а-а… Тётка и сама была словно сошедшей с иконы мученицей, но силы духа не теряла. Удивительной воли была моя тётка Мария!
Я строчил картинки словно из пулемёта. Пока не пришла Наташка Зубарь, соседка из дома напротив, мне удалось нарисовать двадцать картинок. Из нужных мне двухсот. Хе-хе…
— Ты что тут делаешь? — спросила она. — Рисуешь? Баб Таня сказала, что ты здесь. О! Хоть печь натопил, а от бетонного пола всё равно холод.
— Надо картинки для книжки нарисовать. Двести штук. Специально из города уехал, чтобы не отвлекали.
— Что за картинки? Что за книжка? Детская?
Наташка была моей ровесницей, и была рыжей, словно лисица. Обилие конопушек делало и её лицо рыжим, и она этого сильно смущалась. А я, видя её с детства, привык и мне даже нравилась её «рыжина». Да и сама Наташка мне тоже нравилась. С детства. Нас даже дразнили женихом и невестой, а мальчишки тем летом меня уже хотели поколотить по-настоящему. Те, которые меня плохо знали. И они приходили, вызывали меня на драку. И я выходил. Но побить меня им не удалось. А потом им мои друзья разъяснили, что я на Наташкину любовь не претендую. Просто живём рядом, да… И дружим с детства. Какая может быть любовь, если уезжаешь на девять месяцев?
— Детская, но японская, — улыбнулся я, вставая и потягиваясь, разминая потягушками спину и плечи.
— Японская? Покажи?
Она взяла несколько картинок.
— Ух ты! Как на жевательной резинке, что ты подарил. Мальчишка на тебя похож. Только кукольный какой-то. И девочка красивая. Кто такая?
— Одна из героинь. С тебя рисовал, кстати. Не замечаешь сходства?
— Как это, с меня⁈ Это я⁈
— Ну… Не совсем, чтобы — ты. Но разве не видишь сходства? Посмотрись в зеркало.
Наташка подошла к большому прямому зеркалу в старой деревянной раме, висевшему на стене и сравнила изображения. Сравнила и заалела так, что могла и воспламениться, если была бы спичкой.
— Зачем ты? Зачем ты меня нарисовал?
— Ну… Это не совсем ты. Просто похожая на тебя героиня. Ты очень красивая, а мне нужно было нарисовать такую-же рыжеволосую девочку.
— Ты… Ты… Ты — дурак! — выкрикнула Наташка и бросив картинку выбежала из ветеринарной лечебницы. И только сейчас я почувствовал, что сквозь запахи карболки и других медицинских препаратов, еле-еле пробивается запах подаренных мной вчера Наташке духов «Кензо».
[1] https://auto.ru/catalog/cars/mazda/proceed/21101586/21106216/specifications/
[2] Тягово-сцепное устройство (фаркоп) — устройство, предназначенное для буксировки грузовых и легковых прицепов транспортным средством (тягачом).
Глава 9
— Я тебя предупреждал, — сказал «мой внутренний голос». — Женщины, что кошки… Дал сметаны — ластится, не дал сметаны — царапается. Но не знаешь, что лучше. От любви до ненависти один шаг. Это про них.