— Сбросьте скорость до шестисот. Выравнивайте. Нацеливайтесь на маяк и снижаетесь. Постепенно сбрасывайте скорость до четырёхсот.
— Обрати внимание, у двигателей нет реверса тяги, — подсказал мне «мой внутренний голос». — Не забудь задействовать хвостовой воздушный тормоз при снижении и интерцепторы при посадке. Можешь попробовать воздушный тормоз прямо сейчас. Классная штука!
— А тебя не смущает, хе-хе, — спросил Флибер, — что ты испытывал такой самолёт в восемьдесят пятом году, а сейчас семьдесят восьмой?
— М-м-м… Точно! И он тогда был абсолютно новым. Что не так, Флиб?
— Немного сдвинулись события, — вздохнул мой «третий внутренний голос». — Ваш Джонни такого в Британии наворотил, что едва свожу концы с концами.
— Хватит вам! — вспылил я. — Мешаете сосредоточиться.
— Ой-ой-ой, — поддразнил меня предок. — Смотри, какие мы важные. Он сейчас покажет нам мастер класс по сажанию реактивных самлётов.
— Ладно тебе ерничать, — одёрнул предка Флибер. — Это ты уже сто двадцать тысяч раз взлетал и садился, а мальчик впервые.
— Э-э-э-х… Сюда бы тот челнок с которого я британцев разнёс в пух и прах… Вот это вещь. И почему не сейчас?
— Хм… Потому, что сейчас там Джонни для СССР компьютерные технологии развивает.
— Замолкните уже! — мысленно взмолился я. — А то я с вами с ума сойду.
Глава 18
Скорость снизилась до шестисот километров в час в пересчёте с миль.
— Замедляемся до двухсот пятидесяти миль, — сказал я.
— Не маловато будет? — спросил Тадаси. — Не свалимся в штопор?
— Он без груза, а жрёт топливо, как бык помои. Нам надо поберечь топливо. Кто знает, сколько попыток нам предстоит?
Потом я посмотрел на Тадаси и ответил:
— Не должны свалиться.
— Скорость двести пятьдесят приемлема для начала снижения, — сказал диспетчер. — Выравнивайте самолёт по курсу. В конечной точке глиссады скорость должна быть не более ста восьмидесяти узлов. И не забудьте включить воздушный тормоз.
— Выравниваем, — со вздохом сказал Тадаси.
Он, не трогая штурвала, шевельнул педалями, и самолёт, не меняя горизонтального положения, стал медленно поворачиваться. Я понял, что Тадаси боится пользоваться штурвалом. То есть, боится при развороте дать самолёту крен. А без штурвала сесть не возможно. Крен неизбежен. Воздушные потоки, то, сё…
— Разрешите, Тадаси-сан, взять управление на себя? — попросил я.
— Ты с ума сошёл⁈ — крикнула Тиэко. — Ты ещё мальчишка. Папа хоть немного летал…
— Я тоже на тренажёрах «отлетал» сорок часов. Я не вру, Тиэко. Я тебе потом свою тетрадку покажу с подписью инструктора.
— Всё равно! Папа, не давай ему. Я боюсь!
— Ты мешаешь, — сказал Тадаси таким тоном, что и у меня пробежал по телу холодок, а Тиэко моментально заткнулась. — Я контролирую ситуацию. Педали жёсткие. Ты справишься?
— Надо подруливать штурвалом, он должен помогать ножным тягам.
— Я боюсь кренить самолёт. Особенно на малых скоростях. У меня однажды был случай, и я не смог выровнять самолёт без инструктора. Поэтому я боюсь управлять самолётом.
— Нет… Ну, да. Надо и штурвал на себя и газку добавлять.
— Я боюсь держать штурвал одной рукой. Попробуй на этих скоростях. Я посмотрю.
— Окей, — сказал я и сказал. — Папа, Тиэко, вы бы сели в кресла и пристегнулись. Лучше идите в хвост. Там самое безопасное место при посадке.
— Сам ты иди в хвост, — буркнула Тиэко.
— Да-да, конечно, — сказал отец и затопал по проходу.
У самолёта салон был рассчитан на восемьдесят пассажиров. Две стюардессы, кстати, уже там и сидели в хвосте. Совершенно не паникуя.
— Где их таких набирают? — подумал я. — Самурайки, блин…
— Пристегнулись! — крикнул отец.
— Ну, поехали, — сказал я и чуть довернул штурвал влево, двинул правую педаль вперёд. Левая пошла навстречу, самолёт дал крен влево и стал поворачиваясь опускать нос. Я потянул штурвал на себя и выровнял самолёт.
— Хм! Хорошо получилось! — похвалил Тадаси.
Я повторил манёвр в другую сторону. Скорости хватало, и самолёт спокойно развернулся и встал на нужный курс.
— Ты молодец, Миса.
— Будем снижаться на пробную посадку.
— Снижайтесь. Крыльевые воздушные тормоза сработают автоматически. Закрылки ставьте на десять градусов. На высоте тысяча футов отключаете и выравниваете самолёт по курсу. Если надо — делаете левый разворот, это против часовой стрелки и выходите на восьмёрку. Радиус круга восьмёрки — тысяча футов. Там нет посадочных полос и маневрируйте свободно. При выходе на глиссаду — скорость сто восемьдесят, закрылки на двадцать градусов. При скольжении — закрылки на максимум. Понятно?
— Всё понятно, — сказал я.
— Ничего не понятно, — сказал Тадаси, чуть не плача. — Какие закрылки? Какая восьмёрка?
— Тихо, Тадаси сан. Снижаемся.
Так как мы «проскочили» Хиросиму, мы заходили на посадку с юга. Если что, то мы уже летели над морем и передо мной маячили острова Миядзима. Снижение началось. Закрылки — позиция три, скорость сто восемьдесят узлов. Справа по курсу отмечаю замок, а слева дельту какой-то реки. Впереди — полоса обозначенная маяком, словно приклеенная к узкому перешейку между горами и морем.
— Ветер девяносто градусов на десять узлов, разрешаем посадку. Имеется турбулентность от восточных склонов, — сообщил диспетчер.
— Принято, — отвечаю и закладываю плавный левый крен, чтобы аккуратнее вписаться в схему захода.
Высота принятия решения. Поддувает справа, и самолёт явно сносит налево, подравниваю рулём направления и штурвалом, чтобы самолёт не рыскал.
— Хорошо идём, — позволил себе дать оценку моей «работе» Тадаси, на что я только хмыкнул.
— А какого, собственно, чёрта, — подумал я, опустил закрылки в положение «фул» и выпустил хвостовой воздушный тормоз и нажал тумблер выпуска шасси.
Тадаси бросил взгляд на меня и снова уставился в передний лобовой иллюминатор. Самолёт продолжил снижение, заметно сбавив скорость. Справа снова дунуло и самолёт вильнул носом, но я вернул его на осевую линию полосы.
Вижу порог полосы и, плавно потянув ручки газа на себя, гашу скорость и чуть поднимаю нос для мягкого касания. Было слышно, как зажужжали сервоприводы крыльевых интерцепторов, которые тоже выполняли функцию воздушных тормозов, и загорелось их табло. Двигатели на минимум тяги! Торможу колёсами до почти полного замедления.
— Мы сели! Сели! — услышал я голос Тиэко.
— Никому не покидать кресла! — крикнул Тадаси.
Рулю на малом ходу по дорожке. Рядом едут пожарные машины. Торможу, блокирую тормоза и выключаю двигатели. Наступает тишина в которой слышится стук моего сердца.
— Вы молодцы, — сказал диспетчер Хиросимы. — Удивительной чистоты посадка. За бортом плюс пять градусов по цельсию.
Стюардессы открыли аварийный выход, и мы по очереди скатились понадувному трапу, причём, я скатился с горки первым. Отказавшись от помощи каких-то мужчин в форме, похожей на полицейскую, я отошёл в сторону.
Я был одет в финский пуховик. На воздухе хорошо дышалось и сильно пахло морем.
— Наш малыш то не оплошал, — сказал «предок» очень серьёзно.
— Я же говорю, — спайка матриц… Где-то ты перемудрил с медитациями. И причём спайка с его стороны. Видимо, ты так не хотел быть активным, что передоверил полномочия реципиенту.
— Ну… Да… Не хотел… Но ведь, как получилось-то хорошо. Он теперь, что моей матрицей полностью владеет?
— С каждым днём всё больше и больше, да.
— Замолчите вы уже, — сказал я. — Сколько можно меня обсуждать. Мне уже хочется, чтобы ты обратно уснул, Флибер.
— Хм! Только скажи! Уснуть не проблема! Тем более, что дел у меня в других мирах по самое, э-э-э, не хочу.
— Ой, да ладно врать-то, — высказал сомнение «предок».
— Заткнулись, говорю! — «окрысился» я на своих помощников. — Надоели! Чтобы без спросу не вылазили.
— Есть, сэр! — сказал Флибер.
— Убью! — вздохнул я.
Нас усадили в стоящий рядом автобус и отвезли к двухэтажному терминалу с надписью полиция, где нас, разделив по разным комнатам, в течение около часа опрашивали под запись о случившемся с нами в полёте. Меня полицейский очень тщательно опрашивал о моём опыте управления самолётами, которого у меня не было и очень удивился, что в Советском Союзе детей школьного возраста учат управлять военными бомбардировщиками.
Но всё когда-то заканчивается и вскоре нас всех «отдали» представителям компании «Мазда моторс», которые, кланяясь неприлично низко, увели нас из полицейского участка и едва ли не на руках усадили в огромный «лимузин» с корпоративной эмблемой на багажнике.
У штаб-квартиры Мазда Моторс нас встречала целая делегация хорошо одетых мужчин вставших перед нами на колени.
— Что это они? — спросил меня отец.
— Сейчас харакири будут делать, — хмыкнув, пошутил я.
— Прям-таки харакири? — хмыкнул отец. — Интересно посмотреть. Это они так всех гостей встречают?
— Хе-хе… Только тех, кого не удалось угробить.
Тадаси, услышав про «харакири», обернулся ко мне и улыбнулся одними губами.
— Не-е-е… Сейчас харакири не делают. А надо бы… Это те люди, которые отвечали за нашу доставку.
Я перевёл отцу.
— А-а-а… А где начальник транспортного цеха? — спросил папа и улыбнулся. — Хотелось бы на него посмотреть.
Мне была понятна его шутка, и я улыбнулся тоже. И перевёл его слова Тадаси.
— Он, наверное, уже того…
— Нам покажут его тело? — спросил отец.
— Я имел ввиду, что он уволен, — Тадаси не сдержался и «прыснул» в кулак. — Интересный у тебя отец, Миса.
— Ещё какой интересный, — хотел сказать я, но не сказал.
Вперёд вышел толстячок в чёрном костюме и рассыпался извинениями на минут десять. В его речи было столько елея, что мы едва не захлебнулись в этом растительном масле. В конце концов, Тадаси рыкнул что-то типа: «хватит размазывать дерьмо по нашим ушам» и извиняющийся быстро ретировался, встав в одну шеренгу со стоящими на коленях.