Я-то не знал про горные лыжи и их ботинки ничего, а предок обладал и знаниями, и умениями, и навыками. Развита будет в третьем тысячелетии горнолыжная инфраструктура в нашем крае. Увлекался лыжами предок и довольно серьёзно. Осталось и мне его ознания превратить в умения. Хотя, на простых лыжах я и саам скатывался с небольших горок и склонов. Чей я сын? Папин же! На поезде «Снежинка» регулярно ездили кататься. С девяти лет на лыжах. Да на каких⁈ А тут… Любо дорого… О лыжную кромку порезаться можно. Пластик на лыжах, пластик на ботинках. Ботинки с клипсам-застёжками. Папе понравилось.
— Купим такие домой.
— Ну, а почему бы и нет? Так и да! — сказал я. — Они и по целине пойдут за здрасти.
— Но сначала проверим, как тут пойдёт, — дал заднюю отец.
— Нормально пойдёт. Ха-ха! Поедет. Пошлите уже!
Тиэко вилась вокруг меня, как бабочка вокруг цветка, заглядывая, то и дело, мне в глаза. Я ей улыбался и делал воздушные поцелуи без рук, то есть, только одними губами.
Площадка канатной дороги тоже находилась рядом, всего в пятидесяти метрах от домика и мы не успели наломать себе ноги «кривыми» ботинками. Кабинка на четверых человек подняла нас на первый довольно пологий уровень спуска. Мы с него скатились почти не «елозя», как сказал папа, объясняя мне технику спуска «змейкой».
Потом мы поднялись на второй уровень. Этот уже был довольно приличной, для меня, крутизны, но Тиэко с отцом сразу рванули вниз, «елозя» туда-сюда по склону. Я спускался аккуратно и потому медленно, и поэтому они поднялись на подъёмнике уже без меня и стали, спускаясь, «выпендриваться» друг перед другом, и у отца «выпендриваться» получалось очень хорошо. У него, вообще, были очень крепкие ноги. Он легко спускался и на одной ноге, делая ласточку, что сейчас и продемонстрировал. Когда они снова поднимались, я дожидался их на верхней площадке второго уровня, думая скатиться с ними, но они пошли на третий.
— Аккуратней там, пап! Не зайчись! — крикнул я своему старшему «зайцу».
У этой горы был и четвёртый уровень спуска, но тот вообще был крут. Хотя и третий был такой крутизны, по которой отец вряд ли когда спускался. Трасса изгибалась и с моего места ни третий, ни четвёртая часть спуска видны не были и поэтому видеть спуск отца я не мог. Я лишь увидел его возбуждённое и обрадованное лицо, когда наконец-то дождался их «приезда». Была возбуждена и захлёбывалась слюнями от восторга и Тиэко.
— Он! Он так прошёл слалом! — закричала Тиэко так, что я едва не оглох. — Так даже мой отец не проходил, а он чемпион этого спуска!
Отец весь светился от счастья.
— Вот это спуск, Мишка! Вот это удовольствие! Ну, ты мне и подарок устроил! У нас в Союзе и мест таких, наверное, нет…
— Э-э-э… Как это нет? А Эльбрус? — спросил я. — Где-то же готовят наших спортсменов к олимпиаде Московской?
— А? Ну, да, наверное… Где-то высоко в горах, но не в нашем районе…
Он засмеялся. Я тоже засмеялся, вспомнив знаменитую фразу из «Кавказской пленницы».
— Ну, у тебя и отец! — выдохнула Тиэко. — Если бы не ты, я бы в него влюбилась.
— Он старый уже, — пошутил я.
— Мой отец тоже с тридцать шестого года. Он тоже отлично скатывается на «профессионале» и пять лет назад стал на нём чемпионом Японии, но такого времени и он не показывал. Мне сказал инструктор, что твой отец показал лучшее время за всю историю «профессионала», а это, между прочим, с пятьдесят восьмого года. О! За двадцать лет! Скоро же юбилей «профессионала»!
К нам подъехал на лыжах какой-то японец. Он поклонился нам, но больше — отцу, и сказал:
— Позвольте, уважаемый, Васа, пригласить вас в наш офис. С вами хотела бы встретиться наша администрация. Мы просим вас официально зарегистрировать ваш рекорд. У нас есть галерея. Вы, наверное, видели её на верхней площадке подъёмника.
Я перевел отцу предложение.
— А, да, Мишка! Там такая видовая площадка с видом на озеро. Красотища! Вот откуда нужно начать наш, этот, как его… Пленэр, да.
— Так, что сказать, мистеру Тихару? — спросила меня Тиэко. — Тихару Игая — старший инструктор сборной Японии по горным лыжам. Он выиграл серебряную медаль по слалому на олимпийских играх в пятьдесят шестом году.
— Здравствуйте, господин Тихару. Это происходило здесь? — спросил я у сухонького японца, выглядевшего чуть постарше моего отца и очень на него похожего фигурой, только чуть пониже ростом.
— Здравствуйте, Мичи-сан. Тиэко сказала мне, с кем мне придётся общаться. Я очень рад нашему знакомству. Нет. Те олимпийские игры проходили в Альпах. Тогда здесь ещё не было профессионального спуска. Именно посте техигр в Японии стали строить профессиональные спуски. Ваш отец, Мичи, имеет уникальную технику спуска. Он, наверное, член сборной Советского Союза? Так предположила госпожа Тиэко.
— Нет. Мой папа даже не профессиональный спортсмен. Он простой рабочий. Просто, он очень любит лыжи.
— Он очень сильный, — закивал головой Тихару Игая. — при такой скорости на поворотах, какую показал ваш отец, атака на склон, а значит нагрузка на ноги — десятикратная. Ему нужно обязательно показаться нашему врачу. Наш врач проведёт диагногстику, наложит специальную мазь для снятия воспаления и лечения суставов. Это всё мы сделаем бесплатно, но это очень необходимо. Сейчас он может и не обратить внимание, но в последствии суставы и связки могут воспалиться. А зачем это вашему отцу?
— Соглашайтесь, — закивала Тиэко.
Я пересказал все опасения отцу, и он, к удивлению, согласился.
— Да. Я давно не катался, а тут дорвался до бесплатного, как говорится. Чувствую, как колени дрожат и как ноги гудят. Поехали, посетим их офис, сфотографируемся и полечимся если это, действительно, бесплатно.
— Да, хоть бы и платно, — скривился я.
Мы поднялись на самый верх горы. Вид с вершины и вправду открывался великолепный. Там нас ждали аж два фотографа. Нас сфотографировали в разных ракурсах, мы поизумлялись красотами. Спросили, когда начнётся цветение сакуры, сообщив, что вообще-то мы с отцом художники, чем сильно удивили мистера Тихара. После того, как нам рассказали историю всех чемпионов трассы, а их было пятеро, мы сели на «подъёмник» и поехали вниз.
Офис, в котором нас встретил главный менеджер базы и поздравил с рекордом, находились недалеко от нашего домика. Он же проводил отца в «испытательную лаборатория», как было написано на одной из дверей офиса, а нам с Тиэко предложил чай-кофе, печенье и телевизор. Через примерно полчаса нашего ожидания, вышедший из «лаборатории» врач сообщил, что отца нужно срочно госпитализировать.
— У вашего отца совсем недавно произошёл микроинфаркт. Заболевание имело слабовыраженные клинические проявление. Васа-сан сообщил нам, что примерно две недели назад перенёс вирусную инфекцию. Он ощущал слабость, непродолжительную субфебрильную лихорадку, головокружение, одышку и боль за грудиной. Приступ продолжался около двух часов. После улучшения состояния Васа-сан не обращался за медицинской помощью, а если бы обратился, то микроинфаркт был бы диагностирован ранее.
Сейчас у него наблюдается формирование кардиальной недостаточности с застойными явлениями по обоим кругам кровообращения вплоть до развития сердечной астмы. При распространении повреждения на основные пути проводящей системы в дальнейшем могут наблюдаться различные по характеру нарушения ритма и проводимости. К другим осложнениям относят тромбоэмболии, перикардиты и повторные инфаркты.
— Это точно? — спросил я, напрягшись.
— Мы сначала провели электрокардиографию. Она выявила депрессию сегмента ST. Поэтому мы произвели определение уровня маркеров гибели кардиомиоцитов — сердечных тропонинов. Превышение допустимых пределов в совокупности с наличием ангинозного приступа является достаточным основанием для постановки диагноза. При незначительной площади повреждения маркеры могут быть в норме, поэтому мы дополнительно определили концентрацию медиаторов воспаления — С-реактивного белка, интерлейкинов и миелопероксидазы. Концентрация превышает норму. Есть основание считать, что поставленный нами диагноз правильный. Имеется обоснованное подозрение на некроз кардиомиоцитов, а поэтому необходима госпитализация, строгий постельный режим, ингаляции кислорода и постоянный ЭКГ-контроль. Желательно хирургическое вмешательство, так как имеются подозрения на поражение левой коронарной артерии.
— Е*ануться! — только и мог сказать я.
Глава 21
Хорошее настроение вдруг куда-то делось, сердце сжалось, страх подступил к горлу, засосало «под ложечкой», стало подташнивать. Видимо, на моём лице проявились какие-то эмоции.
— Вам не нужна помощь? — спросил медик. — Вам бы присесть.
— А с ногами у отца всё нормально? — спросил я, пытаясь привести свои мысли в порядок.
— Очаги воспаления имеются в ногах и позвоночнике. Все удары рук и ног, так или иначе, отражаются на позвоночнике. Мы сейчас наложим мазевые повязки, пластыри и бандажи. Но ничего критического в опорно-двигательном аппарате не присутствует. У вашего отца сильный организм.
— И я говорю, — сказал «мой внутренний голос». — Организм у отца всегда был — будь здоров! Не помню я, чтобы отец жаловался на сердце в дальнейшем. Про этот микроинфаркт он тебе года через два расскажет. А больше он на сердце и не жаловался. Хотя профилактические осмотры у них проводят ежегодно. Да и в санаториях его проверяли. Железноводск, Красноводск… Он несколько раз ездил… И ничего не обнаруживали. Он умер совсем от других болячек. Кстати, может быть сейчас он не станет радиомехаником и не получит опасную дозу облучения?
— Сейчас надо разобраться с последствиями инфаркта, — мысленно сказал я. — Поражение левой коронарной артерии это, наверное, серьёзно!
— Подозрение, — уточнил «предок». — Всего лишь — подозрение.
— Э-э-э… Под операцией он подразумевает шунтирование, или его ещё не делают?
— Делают. И наши врачи считаются самыми продвинутыми. Сейчас главным медицинским учреждением, где устраняют последствия инфарктов является всесоюзный кардиологический научный центр. Но туда хрен попадёшь. Так что, если предлагают помощь здесь, грех отказываться. Япония — самая технически продвинутая в этом отношении страна. Ему помогут. Не волнуйся. Пока ничего страшного не произошло ведь.