Костик, на удивление бойко, оттарабанил три абзаца текста и англичанка, не задав ему ни одного вопроса, поставила отлично.
- Верёвочников! – продолжай с места.
- Ты тоже молодец, - сказал я Шведу.
- Да, я-то ладно, головой не бился. А ты-то как?
- Ещё хочешь к доске? – спросила Шведа англичанка.
- Я готов, Людмила Фёдоровна, - бодрым тоном отозвался Швед.
- Ох и выпросишь ты у меня, Швед… Продолжай Саша.
Саша мямлил кое-как, а мы с Костиком под его бормотание, расписали партейку морского боя.
Вторым уроком была алгебра, но математичка отсутствовала третий месяц. Её, как сказали, замещала учитель по математики средних классов, но и она вторую неделю сидела дома на больничном. Мы толклись в рекреации, ребята приставали с расспросами, когда вдруг появились завуч и директор.
- Шелест! Миша! Ну, ка, пошли, ка, - сказала строго Светлана Яковлевна, поманив меня рукой. – Ступай в учительскую.
Я, прихватив сумку, двинулся вперёд.
- А у вас - свободный урок.
- Ур-р-а! – заорала толпа.
- Ну, ка тихо! – рявкнула директор. – На цыпочках вон из школы!
Класс сначала пошёл медленно, а потом, дойдя до конца рекреации, всё-таки ломанулся вниз по лестнице, а у входной двери устроил давку. Это было слышно по сдавленным возгласам и буханью створок.
- Вот дикари! – со вздохом произнесла Светлана Яковлевна.
Эти слова я уже едва расслышал.
В учительской меня ждала наш классный руководитель Надежда Петровна Рагиня. Почему-то она учеников мужского пола не любила и не стеснялась это демонстрировать. Всегда у неё на лице была снисходительно-брезгливая гримаса, когда ей приходилось с кем-то из мальчиков вести беседу. Однако сейчас она встретила меня масляно-медовой улыбкой.
- Здравствуй, Миша, - сказала она. – Сегодня Людмила Фёдоровна восхищалась тобой. Подтянул язык? Как твоё здоровье?
- Что такое: «Подтянул язык»? – подумалось мне.
- Так себе, - пожал плечами я. – Врачи говорят, ещё полгода минимум восстанавливаться.
Мне не хотелось распинаться. Особенно перед ней. Она не любила нас, мы не любили её. Всё шло по согласию сторон. Какие-то классы ходили в походы с ночёвкой. Мы «сосали лапу». То ли класс был такой недружный, то ли в консерватории нужно было что-то править.
- Тут вот, Миша, какое дело… Людмила Давыдовна принципиально не хочет идти работать в нашу школу из-за тебя.
- О, как! – удивился я мысленно, но вслух ничего не сказал, а только напрягся.
Замолчала и она, словно чего-то ждала.
Через минуту она спросила:
- Ты мне ничего не хочешь сказать?
- В смысле? – не понял я. – Что я должен сказать?
- Ну… Извиниться, например. Ты же виноват!
Она не спросила, а обвинила. Я медленно обалдевал.
- Не понял! Я виноват?! В чём?
- Ну… Из-за тебя Людмила Давыдовна споткнулась и упала. Об твою ногу споткнулась. Которую ты выставил специально.
- Э-э-э, - «завис» я.
- Людмила Давыдовна сказала тебе пропустить её, ты отшагнул в сторону, а когда она шагнула вперёд, ты подставил ей подножку. Вот Людмила Давыдовна и упала. А ты потом, испугавшись, что она разобьётся, перехватил её, и сам упал и ударился. Ты сам во всём виноват, Миша.
- Э-э-э…
У меня не было слов, потому, что дыхание куда-то пропало. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Наверное, я изменился внешне, потому, что у учительницы вдруг расширились глаза, и она заверещала, как неудачно зарезанный поросёнок. В учительскую ворвались завуч с директором, а я чуть не потерял сознание от асфиксии. Но, увидев их, я от неожиданности подпрыгнул, и лёгкие втянули воздух.
- Что случилось?! – крикнула Светлана Яковлевна.
- Врача?! – спросила завуч.
- Мне валокордину, - попросила моя собеседница и осела на стул.
Я тоже отошёл к стенке и присел на другой стул, тяжело переводя дух. Похоже, что моё дыхание остановилось гораздо раньше, чем я заметил.
- Этого ещё не хватало, - подумал я.
- Что здесь произошло? – спросила директор.
- Я чуть снова не умер, - сказал я, чтобы опередить Рагиню. Мало ли что она скажет. – У меня дыхание пропало. После того, что я услышал.
- А что ты услышал? – заботливо спросила директор.
- То, что я чуть не убил любимую учительницу, подставив ей подножку.
- А-а-а… Разве это было не так? – спросила директор.
- Э-э-э… Это вы меня спрашиваете? Меня, который стоял прямо перед вами, когда меня пыталась толкнуть и ударить указкой Людмила Давыдовна.
- Ты что-то путаешь, Миша. Людмила Давыдовна не хотела тебя толкать и бить. Просто так получилось.
Она отвела свой взгляд.
- Просто идёт следствие. Ты получил тяжкие повреждения, и ущерб здоровью, чреватый инвалидностью. А за это кто-то должен отвечать. У нас такое, э-э-э… Такой закон.
- И вы решили вину взвалить на меня? Что я подставил ей подножку? Вы с ума сошли?
- Да как ты смеешь?! – взъярилась Рагиня, но Светлана Яковлевна махнула на неё рукой.
- Он вправе задать такой вопрос, - сказала со вздохом директор.
- Я такого на себя наговаривать не буду, - упрямо сказал я. – Все видели, что было и как. Как, в конце концов, указка сломалась об пол и Людмила Давыдовна едва не пропорола меня её обломком. Быть бы мне тогда не только с проломленной башкой, но и наколотым, как бабочка на спичку.
- Как жук навозный, а не бабочка! – крикнула Рагиня.
- Это, извиняюсь, что с товарищем? – спросил я директора. – Не вызвать ли нам скорую психиатрическую помощь?
- Это тебе…
- Молчать! – крикнула директриса. – Выйдете вон, Надежда Петровна. Ничего вам поручить нельзя! Вечно вы со своими фобиями.
Рагиня, что-то бормоча, вышла из учительской, гневно хлопнув дверью.
- Ей нельзя работать с детьми, - сказал я. – Однако, я не понял на счёт следствия. Меня никто не допрашивал.
- Так, э-э-э, ты же немного не в себе был. А тут, вроде, неожиданно для всех, пришёл в себя…
- А-а-а… Пока я был не в себе, вы навешали всех чертей на меня, а теперь опасаетесь обратной реакции?
Я криво усмехнулся. Директор сидела понурившись.
- Дела-а-а… Пациент, не смотря на лечение, случайно выжил… А его уже и закопали… Вот так незадача. А как всё было продумано. Шелест остаётся не только дураком на всю оставшуюся короткую жизнь, но ещё и убийцей. И вообще, я сам прыгнул прямо головой в угол стола. Я ещё и - самоубийца.
Завуч потихоньку выскользнула из учительской.
- Сейчас прозвенит звонок, - сказала Светлана Яковлевна. – Пошли в директорскую. Там договорим.
Она решительно встала и вышла из кабинета, не взглянув на меня. Я тоже вышел. У окна напротив учительской стояла завуч и смотрела на улицу. Я шёл вслед за директрисой, словно, даже не в тумане, а в крахмальном киселе. И не видно ничего, и не слышно, ничего, и не идётся нихрена. В голове шумело.
- Они так тебя быстро снова в кому вгонят, - сказал внутренний голос. – Ты это… Давай прекращай так реагировать. Женщин, знаешь, почему мужчины ограничивали в правах?
- Почему, - продираясь сквозь тошноту, спросил я.
- Да потому, что они по своей натуре коварны и имеют более изворотливый и сложный ум. С ними нет возможности бороться «мирным путём». Мозг мужчины не может с ними тягаться. От них всегда надо ждать удара. Причём, именно в тот момент, когда ты расслаблен и чувствуешь себя героем. Ты же чувствовал себя героем? Как же, етить-колотить, спас учительницу! Герой! Так ведь было?!
- Так, - вздохнул я. – Кстати, ты мне напомнил.
- А вы знаете, Светлана Яковлевна, что во всех школах меня считают чуть ли не героем? – спросил я сразу, как вошёл в директорскую. Секретаря не было.
- С чего ты взял?
- А с того, что ко мне приходили ребята из секции, а они в других школах учатся, и говорили, что я молодец, что спас учительницу. Представляете? Все говорят одно, а вы говорите другое. Ни один следователь вам не поверит.
- Если ты скажешь, поверит, - прошептала директриса.
- Зря вы так, Светлана Яковлевна. Я был о вас лучшего мнения.
- Что ты себе позволяешь, Шелест?
- А вы что себе позволяете, Светлана Яковлевна? Вы ведь вовлекаете меня, вашего ученика в свой преступный сговор.
Директор поморщилась, словно съела что-то мерзкое.
- Я предлагаю забыть этот инцидент – предложил я. – А вам советую пересмотреть свои показания, чтобы не выглядеть, э-э-э, непригладно.
- Я могла ошибаться.
- Могла. И я обещаю, что ничего не скажу родителям, потому, что если они узнают, что вы меня совращали с пути истинного, тут такое начнётся… Я ведь ещё несовершеннолетний и моими представителями являются они. А они за честь своего сына пойдут до конца.
Светлана Яковлевна отмахнулась.
- Не надо меня пугать, Шелест.
- Да, Боже упаси. Только лишь констатация фактов.
Директор подняла на меня глаза.
- Ты точно в больнице лежал, а не на факультете юриспруденции повышал квалификацию?
- Пластину титановую показать? – спросил я.
Светлана Яковлевна вздохнула.
- Понимаешь, Миша, когда мы узнали о твоём состоянии, то сильно перепугались и за тебя, и за Людмилу Давыдовну, и за, чего скрывать, репутацию школы. Кому-то пришла такая мысль. Тебе уже, вроде как, всё равно, а Людмилу Давыдовну в тюрьму… Жалко её стало.
- Да, с чего вы взяли, что её нужно в тюрьму? В чём её вина?
- Она тебя потащила за собой, схватив левой рукой.
- Ничего подобного, - покрутил головой я. – Это я её схватил за левую руку сначала своей правой, а потом и левой рукой. Это я пытался её задержать и накрутил её на себя. Есть такой приём в борьбе, называется подножка с падением.
Директриса насторожилась от слова подножка, а я быстро поправил себя.
- Но это не та подножка, от которой она упала, а та, которая её спасла. Могу продемонстрировать на следственном эксперименте.
Светлана Яковлевна снова подозрительно посмотрела на меня.
- Ты, точно не готовился?