й стали цвета спелого помидора.
– Ну, это мягко сказано, – тянет он. Даже не собирается быть вежливым и сказать, что типа все в порядке, не переживай, девочка.
– Я сейчас все приберу, – стремительным кувырком вслед за чашкой кидаюсь вниз.
– Не надо, – слышу строгий голос над головой. – Для этого есть люди.
Я поднимаю вверх глаза. Он не смотрит на меня. Думает о чем-то своем.
– Не надо, так не надо, – соглашаюсь я и быстро встаю. Меня не надо долго уговаривать. Пытаюсь взять себя в руки. Не видать, похоже, мне материала для диссертации, как своих алеющих ушей.
– Не переживайте Вы так, – снова удивляет меня хозяин. – Все в порядке.
– Ох, – выдавливаю еле-еле.
Какая-то отстраненность в нагрузку с жесткостью в этом человеке ведет, похоже, извечную борьбу с привитым с детства культурным поведением и врожденной интеллигентностью. И, мне кажется, первые составляющие его персоны обычно побеждают в этой схватке, иначе он не был бы таким успешным в жизни. Но сейчас все-таки добрый самаритянин показал свою голову. Он сейчас воплощение самых душевных намерений.
Когда же закончатся пять минут моего позора? Хочу уже скорее почувствовать себя героем, вырвавшимся на шумный уютный проспект.
– Я сейчас дам Вам телефон человека, с которым Вы будете в дальнейшем сотрудничать, – довольно мягко произносит он.
– Спасибо, – тоскливо отвечаю. Не думаю, что с тем человеком будет душевнее происходить общение, чем с этим. Но я уже села в эту лодку.
– Пойдемте, – уверенным тоном хозяина жизни говорит он и выходит из комнаты первым.
Я выхожу за ним в коридор и семеню по идеальной плитке до его кабинета.
Он шагает внутрь кабинета, а я в нерешительности останавливаюсь в дверях. Думаю, смысла идти дальше нет. Даже рассматривать кабинет не хочется. Я и так в полном ауте.
Но что-то тревожное, подозрительно-знакомое тянет меня посмотреть на стену, свободную от мебели. Я робко скольжу взглядом в левую сторону и прилипаю взглядом.
«О Боже! Этого не может быть».
Разлившееся по телу напряжение и недоумение можно черпать ковшами.
***
В это самое время, пока я в Питере совершаю свои героические подвиги, Антон, Никита и Вячеслав возвращаются от Ларисы, навестив ее в больнице. Они уехали с самого раннего утра и только теперь вернулись. Врачи дали самые благоприятные прогнозы, но на душе у Антона было все равно тревожно и неуютно. Предчувствие чего-то плохого засело глубоко под кожей и утвердилось там в своих правах, мелкими дозами отравляя организм.
Он гонял мысль об отчиме, как шарик по бильярдному столу: от одной лунки к другой.
Вот сейчас он стоял и смотрел в ссутулившуюся спину Вячеслава около двери: тот что-то исключительно долго возился с замком.
– Черт, совсем замок старый стал. Не открывается… Надо поменять, – бурчит Вячеслав себе под нос.
Наконец он все же открывает дверь, распахивает ее, а сам садится на лавку около дома, нервно выдергивает сигарету из пачки и закуривает.
Антон, кинув мрачный взгляд на отчима, заходит в темный коридор.
«Вот сволочь. Сидит, как ни в чем не бывало. Маму чуть на тот свет не отправил. Какой же двуличный тип. Столько лет жили вместе…»
Он щелкает клавишу выключателя, и лампочка отвечает ему оглушительным: «Чпок». Стеклянная колба разлетается во все стороны мелкими осколками.
Антон издает стон:
«Вот же черт», – и вырубает выключатель.
Подбегает Никита:
–Это что тут за взрыв был?
Отчим тоже появляется в дверях.
– Лампочка перегорела, – делает отмашку в воздух Антон. – Сейчас поменяю.
Антон не спеша идет в сарай и ищет лампу на замену, потом возвращается в темный коридор, занятый своими угрюмыми мыслями:
«И напрямую сказать ему нельзя. И заявить на него нельзя. Какая-то патовая ситуация получается. Надо как-то из нее все равно выруливать».
Он поднимает глаза к потолку и понимает, что ему еще надо вывернуть оставшийся металлический цоколь. Антон поднимает руки вверх и тянется к цоколю. Потолок низкий. Можно достать прямо с пола.
Поначалу он не осознает, что происходит. Его начинает трясти. Коридор вдруг освещается ярким светом, исходящим из его глаз. Светом, состоящим из искр, напоминающих бенгальские огни. Калейдоскопом мелькают вспышки перед глазами. Время как бы растягивается в пространстве, становясь тягучим, медленно отсчитываются бесконечные секунды, и он, весь в сверкающем сиянии, летит на пол.
Глава 24
Вера
Когда Антон открывает глаза, а он это делает, то видит склоненные над ним озабоченные лица брата и отчима.
– Ты как? – слышит он нерадостный голос отчима.
– Ну тебя и шандарахнуло, – удивленно бубнит Никита.
Антон садится на полу, подтягивая колени к груди, ощупывает затылок. Там зреет большой шишак. Похоже, он хорошо приложился, когда упал.
Он вспоминает, что произошло. Его сильно ударило током, когда он полез менять лампочку. Вот, что произошло.
– Надо холодное приложить, – проследив за его движениями, деловито сообщает Никита.
– Уже поздно, – отмахивается Антон. – Что выросло, то выросло.
Антон, окончательно придя в себя, встает на ноги. Его еще немного пошатывает.
– Как такое могло произойти? – озадаченно хмурится Вячеслав. Он смотрит на выключатель:
– Ведь выключатель отключен.
– Надо позвать дядю Леню. Пусть посмотрит. Сгоняй, – просит Антон брата.
– Не вопрос, – Никита быстро убегает за местным всезнающим электриком дядей Леней.
Небольшого изучения ситуации Леониду хватило, чтобы уверенно огласить в воздух свой вердикт:
– Кто-то замкнул провода в выключателе, чтобы питание в лампочке не отключалось.
– Как так? – крякает Вячеслав.
– Ничего себе, – крутит головой Никита. – И что это значит?
– Вы думали, что выключатель исправен, -откашлявшись, важно продолжает электрик. – А он был испорчен, причем преднамеренно, и питание в лампочку продолжало подаваться. Поэтому и шандарахнуло.
– То есть получается, что кто-то пробрался в дом в наше отсутствие и наделал дел? – очень искусно разыгрывает изумление Вячеслав.
Антону хочется прямо по роже ему треснуть. Он не сомневается, что происшествие – это дело рук его отчима. Как он искусно отошел в сторонку, чтобы Антон сам взялся за замену лампочки.
Бешенство с адреналином несется по всему телу, разгоняясь, грохочет в висках, в затылке.
Теперь он, значит, и за Антона взялся. После мамы.
Что-то только какой-то неуверенный водитель из него получается. На их счастье, попытки пока сплошь неудачные. Но в дальнейшем их удача ведь может и закончиться. Антон, подумал, что надо сообщать в органы, не дожидаясь приезда Веры. Все заходит уже слишком далеко.
– Вполне вероятно, -отвечает Леонид на вопрос Вячеслава.
– То-то я смотрю, что замок совсем плохой стал. Видимо, взломали, – сразу оживляется Вячеслав. Какое лицемерие.
– Да окно ж было открыто. Вы не заметили, что ли, когда пришли? – возмущается невнимательностью своей семьи Никита. – Я еще подумал, вроде ж, все окна закрывали перед уходом.
– Вот так он и проник. Через окно. Осталось только выяснить, кто и зачем, – заявляет отчим.
Злость душит Антона. Он хочет сказать, кто проник, но пока не знает, зачем, поэтому из последних сил сдерживает себя. Он боится раскрыть свои карты перед противником раньше времени. Тот сейчас легко отбрехается, а потом уже в более осторожном и умелом режиме доведет начатое до конца.
Он никак не может этого допустить.
***
Вера
Я несколько раз моргаю, не в силах поверить, что я действительно это вижу.
И снова, словно в увеличивающие лупы, разглядываю сквозь капельки влаги на глазах то, что висит на стене.
Нет, никакой ошибки нет.
На стене висит увеличенная, хорошо обработанная фотография. Но даже при измененном внешнем виде ее несложно узнать. Это та же фотография, что я видела в семейном фотоальбоме Антона.
Старая пожелтевшая фотокарточка превращена в шедевр изобразительного и фотоискусства, но с нее смотрят те же люди: бабушка Антона и его дедушка, которого он никогда не знал. Молодые и красивые, застывшие во времени с выражением необыкновенного счастья в глазах.
– Кто это? – чуть слышно бормочу я.
– Вам какое дело? – холодно и грубо отвечает он.
Он не понимает, что это не праздное любопытство, которое я не могу себе позволить в данной ситуации.
– Просто…
– Так, берите телефон, – он сует мне в руку визитку. Думаю, он хочет сказать: «И проваливайте отсюда», но сдерживается. Воспитание…
Вот странно, правда. Вешает на полстены фото, которое не хочет никому показывать. Тащит меня в кабинет, хотя я могла и в коридоре подождать, когда он принесет эту злосчастную визитку. А теперь злится на меня, на мой вопрос.
Но я не заткнусь. Волею судьбы я попала в эту квартиру, что похоже не просто на везение, а на мистику какую-то. Мало того. Я попала в этот кабинет. И увидела эту фотографию на стене. Все, что случилось, было сделано для того, чтобы я увидела эту фотографию. Меня сюда привели, и я не уйду, пока все не узнаю.
– Дело в том, что я уже видела такую фотографию, – иду я ва-банк.
Его глаза сразу меняют тональность и смотрят на меня с какой-то пронизывающей насквозь меня болью и жадностью.
– Где? – сипло спрашивает он.
– В фотоальбоме моего соседа. Почему-то не решаюсь назвать Антона другом. Я понимаю, что он для меня уже нечто большее, чем просто друг. Но и своим парнем я его тоже назвать не могу. Мы еще не вышли на этот уровень отношений. Поэтому звучит он, как «просто сосед».
– Вы уверены, что именно эту?
– Абсолютно. Фотография, конечно, маленькая совсем у него в фотоальбоме, намного хуже качество, чем у Вас. Но люди, безусловно, те же.
Он пристально смотрит на меня, в глазах – просто нечитаемое выражение. Казалось, что он не верит, что я ему сейчас говорю.