Принцесса считала совсем иначе. Эти маски, закрытые лица…вот что нужно было ей сейчас меньше всего! Однажды она уже из-за маскарада разминулась с Дереком, неужели это повторится вновь? Тут, к её радости, которую она вовремя сумела подавить, на глаза ей попался знакомый юноша. Память сразу же выдала все сведения, которые она о нём держала – Лоэнгрин Зоурбрейд, друг принца Астерикса и, самое главное, кавалер ордена Стеллы. Вот он, счастливый случай! К кому ещё можно обратиться с просьбой, как не к малознакомому человеку, с которым у тебя нет никаких общих дел?
- Извините, я покину вас ненадолго, – обратилась девушка к спутникам. – Подождите меня здесь, я сейчас вернусь.
Беллона не торопясь, но всё-таки уверенно и целеустремлённо, направилась к юноше. Она не отводила от него взгляда, чтобы не потерять из вида. Он заметил это, и остановился, ожидая, когда к нему приблизятся, а, дождавшись, галантно поклонился.
- Добрый день, князь, какая приятная и неожиданная встреча! – Молодой человек смущённо сделал кивок и что-то пролепетал в знак взаимной радости. – Как поживает мой кузен?
- О, у него всё просто замечательно. К сожалению, он не смог приехать, но, если вы желаете, я передам ему от вас привет…
- Да-да, разумеется. Но, позвольте спросить, если Астерикс остался на Офеле, то с кем вы прибыли сюда?
- Я? О, мне выпала большая честь попасть в число рыцарей, которых взяла с собой королева Даниэла, чтобы они смогли добиться аудиенции…
- Я так и думала! Могу я просить вас об одном одолжении?
- Я полностью в вашем распоряжении, ваше высочество. – Лоэнгрин ещё раз поклонился.
- Вы знаете сэра Аморвила?
- О, кто же его не знает! Я не знаком с ним близко, но мы прибыли в одной свите…
- Замечательно! Тогда, прошу вас, зайдите ко мне через полчаса, я напишу записку, мне нужно передать её ему. Я могу на вас рассчитывать?
- Конечно, разумеется. Я буду у вас ровно через тридцать минут!
Беллона подробно объяснила ему, где она остановилась, распрощалась с ним и, жестом показав фрейлинам, чтобы следовали за ней, поспешила к столу. Габриэль, довольная и сияющая, подбежала вплотную к подруге.
- Это ведь князь Зоурбрейд, не так ли?
- Да, это он, а в чём дело?
- Он спрашивал обо мне?
- С какой стати?
- Ну, как же, мы ведь с ним тогда так танцевали на балу!
- И что с того?
- Так значит – нет?
- Совершенно верно. – Беллоне некогда было возиться с наивными убеждениями Габриэль. Как и большинство людей, которые были единственными детьми в семье, виконтесса верила, что её персоной все должны интересоваться и о ней все должны думать. Хотя, в последнее время, живя при дворе, сталкиваясь с разными личностями и ситуациями, эта твёрдая вера стала переходить в слабую надежду. Поэтому сейчас она огорчилась не сильно, посчитала Лоэнгрина невеждой, а потом и вовсе перестала думать о нём. Через минуту, вспомнив о Сториане, она уже забыла об офельском дворянине.
Принцесса, наконец-то, добралась до пера и бумаги. Она торопливо придумывала, что же написать? Она уже жалела, что попросила князя зайти так быстро. Теперь поджимающее время ещё больше сбивало с мысли. «Так, всё по порядку. Нужно быть не слишком откровенной, но и не излишне пренебрежительной. Сухо изложить всё, как в официальном приглашении? Глупость! Для начала, нужно разобраться, чего же я сама сейчас хочу от него. Боже, это ведь моя первая любовная записка! Я никогда раньше ничего подобного не писала. Что вообще обычно пишут в таких ситуациях? Если бы здесь была Мария…уверена, ни одна из Итали ничего мне не сможет посоветовать, так же, как и Дора с Габи. А впрочем, может посоветоваться с Аделиной? Она старше, к тому же, такая правильная и благородная, что даже если она меня не поймёт, то никогда никому не расскажет о нашем разговоре». Беллона подозвала девушку к себе.
- Аделина, скажи, ты когда-нибудь приглашала на свидание молодого человека?
-Я? – Лицо фрейлины было таким выразительным, что принцесса сразу же поняла всю нелепость своей ситуации. Она сама приглашает мужчину на свидание! А что же он? Боже, какой стыд. При этом Беллона не могла разобраться до конца, за кого ей больше стыдно, за себя или за мужчин в целом, которые ставят себя в положение слабого пола. Маркиза вывела девушку из раздумий. – Никогда, ваше высочество.
Как же Беллона была ей благодарна, что она не сделала того поучающего и карательного вида, который любила принимать эрцгерцогиня. Равнодушный взгляд более располагал к исповеди, чем обвиняющий взор.
- Видишь ли, в чём дело, мне нужно побеседовать с одним человеком, но я совершенно не знаю, что написать ему в записке, чтобы он точно пришёл.
- Ваше высочество, не мне вас воспитывать и, не дай бог, говорить, что делать, но я бы не советовала вам компрометировать себя какими бы то ни было записками, мало ли что…
- Да знаю я, Аделина. Всё знаю. Но мне это действительно очень нужно. – Маркиза посмотрела на принцессу, потом на чистый листок бумаги перед той и три скомканных в стороне.
- Ваше высочество, напишите искренне, как вам то кажется правильным. – Аделина поднялась со стула, собираясь уходить, но потом ещё раз обернулась и добавила. – И постарайтесь не писать лишнего.
Беллона снова впала в ступор, но, посмотрев на часы, и решив «Будь, что будет!», набросала пару фраз: «Мне очень нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, приди сегодня на маскарад. Я буду в зелёном платье с длинными рукавами и золотой маске. Беллона». Девушка запечатала конверт. Она столько раз общалась в мечтах с Дереком, что не заметила, или, вернее, не обратила на то внимание, что обратилась к нему на «ты». Её больше смущала подпись, ей казалось, напиши она «принцесса Феирская», он бы точно не пришёл, но зато случись что, и попади записка в чужие руки, она бы выглядела более-менее официальной. Ей хотелось написать «Твоя Беллона», но она не стала этого делать. И остановила её вовсе не скромность или та же боязнь, что прочтёт кто-то лишний, а неуверенность в том, что она может называть себя его Беллоной. Она не смела называть себя таковой. Наконец, пришёл князь, минута в минуту, как и обещал. Его пунктуальность взбодрила принцессу, она ценила это качество в людях. Записка была передана из рук в руки, и оставалось только ждать и догадываться, дойдёт ли она до адресата или затеряется невостребованной?
До маскарада оставалось несколько часов и с каждой минутой волнение принцессы всё больше нарастало. Ей хотелось и поторопить время, и оттянуть его. Ей хотелось подготовиться очень тщательно, ничего не упустить из вида, как в плане внешнем, так и внутреннем. Ей хотелось бы знать, что говорить, как говорить, как себя вести. А что же хотелось ему? За ответ на этот вопрос Беллона отдала бы многое.
Сумерки спускались на дворец Лекс. Воздух был пронизан сладкими ароматами цветов августа. Во всех окнах загорался свет, такой яркий, как будто он гордился теплотой своего света, щеголяя ей перед бледным месяцем на небе, прохладное мерцание которого отражалось в стёклах. Статуи и скульптуры в садах и вдоль аллей от него становились ещё белее, от чего теряли последнее сходство с настоящими людьми, в отличие от портретов, которые приобретали удивительную живость в просторах коридоров и галерей дворца. Они словно смотрели на происходящее и неслышно обменивались между собой впечатлениями.
Гул голосов всё нарастал. Многие ещё до начала праздничного вечера отведали шампанского и вина, и теперь пребывали в отменном настроении. Но даже те, кто ничего не выпил, не могли не присоединиться к всеобщему ажиотажу. Все понемногу выходили из своих апартаментов и нестройными рядами тянулись к главному залу, где уже заранее ждал распорядитель торжества, а так же море слуг: официантов в белоснежных рубашках и таких же жилетах, лакеев в алых ливреях, пажей в камзолах всевозможных расцветок.
Приближались заветные девять часов. Летний закат никак не давал ночной темноте ворваться, разливая по небу свои жёлтые и розовые краски. Первая звезда силилась появиться, но её по-прежнему было почти не видно. До самого горизонта не было ни облачка, как будто они растаяли днём от жары. Слабое дуновение ветра приносило вместо прохлады запах жасмина и пьянящий вкус свободы и веселья.
Глава XVIII
Старая королева сидела на троне на огромном возвышении, больше похожем на сцену. Её всем было отлично видно, но она это делала с расчётом на то, чтобы всё было видно ей. Любопытство и любовь к развлечениям не прошла у неё с годами, даже после того, как она стала вдовой. Хотя какое-то время Улиана Макартни просто умирала от горя, но с тех пор прошло около тридцати лет, а время, как известно, лечит всё. Все её надежды на воссоединение с супругом на небесах не оправдались, а к людям, которые накладывают на себя руки, она не относилась. Вот и приходилось как-то тешить себя, а заодно и потешать других. За эту жизнестойкость и умение устроить праздник из ничего, её любили ещё в юные годы, а теперь уважали за это. Выглядела эта женщина следующим образом: на ней был парик с причёской каре, который смотрелся более жёлтым, чем золотистым, бровей, выщипанных в ниточку, было уже и не видно, глаза сильно подведены синим сверху и снизу, наклеены ресницы, щёки ярко нарумянены, губы накрашены малиновой помадой. В общем, полное несоответствие возраста и манеры выглядеть, а так же манеры вести себя. Многие нашли бы её смешной, но за доброту и простоту Улиану так любили, что даже не думали над ней смеяться. Довершало образ кричащее вульгарностью красное платье и огромные перстни на каждом пальце, от мизинца до большого. Беллоне она тоже казалось симпатичной и милой старушкой, но у девушки были свои мотивы для этого. Королева ей понравилась не с первого взгляда, а ещё заочно, с рассказов о ней.
Принцесса и принц Ф