— С собой не звал?
— Да я бы все равно не пошел, — сказал я. — Давай завтракать, пока не остыло.
— Давай, — она присела напротив меня и ухватила свою чашку кофе. — Значит, ты не думаешь, что эта ночь была ошибкой, которую нам лучше не повторять?
— Нет, — сказал я. — Не думаю.
— Тебе к какому уроку сегодня?
— К первому.
— И мне тоже, — сказала она. — Но идти нам все равно лучше порознь, с интервалом в пятнадцать минут.
— Как скажешь, — согласился я. — Если за мной увяжется хвост, я от него избавлюсь.
— Вот ты все шутишь, а если о нас узнает Надежда Анатольевна…
— От нее я тоже могу избавиться, — сказал я. — Есть у меня один знакомый в дальнем Подмосковье, он на свиноферме работает…
— И что? — спросила она.
Ну да, Гай Ричи еще не успел снять свой лучший фильм, и его еще не успели растащить на цитаты, потому ничего удивительного, что она не поняла отсылки на монолог Кирпича.
— Там можно надежно спрятать тело, — сказал я, не вдаваясь в подробности.
— Не слишком ли это радикальный способ?
— Он простой, — сказал я. — Я вообще люблю простые и эффективные решения. Если кто-то встает у меня на пути, он очень быстро начинает об этом жалеть.
В общем, мы закончили завтракать, и она пошла одеваться, а я пошел в душ, и все было нормально еще целых пятнадцать минут, а потом она вышла в прихожую и обнаружила на полочке пистолет, про который я еще с ночи совершенно забыл.
Глава 25
Как говорил мой старик-отец, сколько тигра ни корми, а полоски у него все равно никуда не денутся.
Похоже, что события последних дней вернули меня в то дофизруковое состояние, о котором я предпочел бы не распространяться и в котором лежащее на виду оружие не было чем-то из ряда вон выходящим и не вызывало вопросов у тех, кто мог его увидеть.
А вот у Ирины вопросы возникли.
— Это пистолет? — спросила она.
— Это пистолет, — не стал отрицать я.
— А я почему-то думала, ты достаточно умен, чтобы не связываться с криминалом. Вот, значит, какие Робины к тебе по ночам ходят.
— Это не такие Робины, о которых ты подумала, — сказал я. — Если ты посмотришь на рукоять, ты увидишь герб страны. Это наградной пистолет.
— Видимо, теперь ты скажешь, что ты не только Бэтмен, но еще и Штирлиц.
— Скорее Бонд, — сказал я. — Джеймс Бонд. Не в том смысле, что не за наших, а по роду деятельности. Не глубокое внедрение, а быстрое реагирование… И все это в прошлом.
— Не так уж важно, что там было в прошлом, и что это за пистолет, — сказала Ирина. У нее было такое выражение лица, что… Ну, в общем я понимал, что все плохо. — Важно, что он лежит здесь. И что когда ты ночью пошел открывать дверь, ты взял его с собой.
И я понятия не имел, как это исправить. Я ведь даже правду сказать ей не мог, даже не потому, что это государственная тайна и вот это вот все, а потому, что она мне не поверит и подумает, что я издеваюсь.
Это не то, чем может показаться, просто меня пытаются убить агенты из будущего, да я и сам в каком-то смысле… Такое себе объяснение.
С таким же успехом можно было сказать, что это не мой и мне подбросили.
— Молчишь?
— Думаю, что сказать.
— Скажи правду, это проще всего. Это рэкет, да?
— Какой идиот стал бы заниматься рэкетом, используя наградное оружие?
— Но это бы все объяснило, — сказала она. — Квартиру, машину, синяки…
— Тебе показать документы на оружие? — спросил я. — На квартиру?
— Не надо, — сказала она. — Мне не нужен еще один Артем.
— То есть, мою версию ты даже слушать не будешь?
— А ты ее уже придумал?
— Мне не надо ничего придумывать, — сказал я. — Я работаю на комитет. Не тот, который комитет образования, а тот, который государственной безопасности.
— Понятно, — сказала она. — Прости, я пойду. Боюсь на работу опоздать.
И она ушла, а мне стало так погано, как давно уже не было.
Едва дождавшись окончания уроков, я отправился на поиски Ирины, но в учительской мне сказали, что она уже ушла домой, сославшись на легкое недомогание. Думаю, что я мог бы легко выяснить, где она живет, но какой в этом смысл? Версию получше я так и не придумал, а если заявлюсь к ней с предыдущей, то она может подумать, что я ее преследую.
В задумчивости я вышел из учительской и тут же нарвался на Надежду Анатольевну, по лицу которой блуждала довольная ухмылка, не предвещающая мне ничего хорошего.
— Здравствуйте, Василий…
— Иванович, — сказал я.
— Вас-то я и ищу.
— И вот вы меня нашли, — сказал я.
— Сигнал в РайОНО на вас пришел, — сообщила она и ее улыбка стала еще более довольной. — Очень нехороший сигнал.
И я, кажется, даже знаю этого сигнальщика. Надо было обе руки ему сломать, чтобы анонимок не писал.
— Понятно, — сказал я.
— Как вы должны понимать, не отреагировать на такое мы не можем, — сказала она.
— Реагируйте, — сказал я.
— Там сказано, что вы порочите моральный облик советского педагога…
— А вы? — спросил я.
— Что я?
— Вы не порочите?
— Я не порочу, — твердо заявила она. — И вообще, мы сейчас о вас разговариваем, так что не перебивайте меня и не паясничайте, Василий…
— Иванович, — сказал я.
— Я помню…
— Хорошо, — сказал я.
— Ничего хорошего! В то время, как наш коллектив борется за…
— Слушайте, женщина, — сказал я. — Оставьте меня в покое. Хотите реагировать — реагируйте. Не хотите — не реагируйте. Мне вообще все равно.
— Да вы… — она аж задохнулась от возмущения, но быстро пришла в себя. — Я этого так не оставлю! Я завтра же соберу педсовет!
— Шикарная идея, — сказал я. — Предлагаю вам заняться ее воплощением в жизнь прямо сейчас.
— Вы…
— Выдыхайте, — сказал я и пошел прочь.
— Увидимся завтра на педсовете, — бросила она мне в спину. Если бы слова были ядом, я бы сейчас уже, наверное, почернел и обуглился.
Но у меня с некоторого времени иммунитет.
Мне хотелось найти Ирину и все ей объяснить.
Еще мне хотелось найти Артема и тоже все ему объяснить.
Но вместо этого я пошел домой, быстро и невкусно поужинал и уселся рядом с телефоном в ожидании звонка от Петрухи. И около восьми часов вечера Петруха действительно позвонил.
Но опять в дверь.
— Один?
— Один.
— Хорошо, — мы прошли в комнату. — Не передумал?
— С чего бы?
— Ну, мало ли, что, — сказал он. — Оно иногда бывает. Утро вечера мудренее.
— Я не передумал, — сказал я.
— Жаль, — сказал Петруха. — Короче, есть возможность сделать все сегодня, если ты готов.
— Я готов, — сказал я. — Где?
Он назвал адрес.
— Это же не его дом?
— Нет, — сказал Петруха. — Он в ведомственном живет, там работать нельзя, шум сразу поднимется. Да и с путями отхода там не очень. А это — адрес сауны, где он сегодня весь вечер зависать будет. Часов до двенадцати точно, а может, еще и дольше. Брать лучше всего на выходе, когда они там все будут усталые и расслабленные. Он будет на машине с водителем, черная «волга», госномер я тебе продиктую.
— Водитель вооружен?
— Разве что гаечным ключом, — сказал Петруха. — Там дедушка предпенсионного возраста, ты бы с ним поаккуратнее, ладно? А то его инфаркт хватит, а нам такой попутный ущерб совсем не нужен.
— Буду вежлив, — пообещал я.
— Вот, возьми, — Петруха достал из кармана плаща диктофон и фотоаппарат, и чтоб вы понимали, это были два разных устройства. — Для фиксации доказательств, так сказать. Если… ну, сам понимаешь.
— Угу, — сказал я.
Я понимал. Седьмой славился своей манерой исчезать в самый неподходящий момент.
— Вот, возьми, еще — из другого кармана Петруха достал ствол. — Пригодится.
— Так у меня есть.
— Ты что, с наградным пойдешь? — спросил он.
— Какая разница, с каким, если стрельба в планах не значится? — спросил я. — А в темноте вряд ли кто-то рассмотрит, наградной он или не наградной.
— Не дури, Чапай, возьми ствол, — сказал Петруха. — Он чистый, нигде не значится, мы такие для подобных случаев и держим.
— Ладно, — сказал я. — Ты сам-то не подставился, когда эту информацию добывал?
— Буду надеяться, что нет, — сказал Петруха. — Я был осторожен, но в таких делах никогда нельзя быть уверенным до конца. Копать-то потом будут коллеги наши, из соседнего отдела, а там все зависит, на кого нарвешься. Есть очень дотошные ребята.
— Генерала в известность поставил?
— Нет, — сказал он. — Если у тебя получится, то победителей не судят, а если нет, то я буду свое участие отрицать всеми возможными способами, ты уж извини.
— Договорились, — сказал я.
— Как у тебя с транспортом?
— Возьму такси до города, а дальше на общественном доеду, — сказал я.
— Чапай и его способности к оперативному планированию.
— Что не так-то? Автобусы до часа ходят, нет?
— Обратно ты тоже на автобусе поедешь?
— На черной «волге», номер которой ты мне продиктуешь, — сказал я. — Кстати, диктуй.
Он продиктовал, я запомнил.
— Не нравится мне это все, — сказал Петруха. — План — вилами по воде писан. А если никто не придет?
— Значит, извинюсь и отправлю домой, — сказал я.
— Он твою рожу запомнит.
— Я буду в маске кролика, — сказал я.
— И вот в эти руки я доверил свою карьеру, — сказал Петруха. — А ведь если со мной что-то случится, кто моего кота кормить будет?
— Не знаю, — честно сказал я. — Может, об этом стоило подумать, когда ты решил завести питомца. У меня вот, например, никого нет.
— Звучит печально, — сказал он. — Ладно, ты делай, что решил, а я поеду алиби себе создавать. На всякий пожарный.
— Оптимизм из тебя так и брызжет, — заметил я. — От майора никаких новостей нет?
— Лежит, реанимируется, пребывает в блаженном неведении относительно того, что тут у нас происходит, так что иногда я ему даже завидую, — сказал Петруха. — На мой вкус, то, что мы задумали, это как-то слишком экспромт.