— В чем же заключается моя феноменальность? — спросил я.
— Готов обсудить это с вами при личной встрече. Назовите только время и место.
Я задумался. Какое бы время и место я ни назвал, даже если это будет через две минуты около подъезда, чтобы я успел по лестнице спуститься, на подготовку засады у них будут годы и годы. Но кто мешал им напасть прямо сейчас, без звонка? Зачем они меня вообще предупредили?
Неужели они играют честно? Или хотя бы пытаются?
— Красная площадь через пятнадцать минут, — сказал я.
Я не смог бы добраться туда за столь короткий срок, и мне хотелось выяснить, знают ли об этом они?
— Назовите другое время, — попросил куратор. — За пятнадцать минут я не успею.
— У вас же машина времени под боком, — сказал я.
— Это работает немного не так, как вы, видимо, себе представляете, — сказал он.
— Тогда Красная площадь завтра вечером, часов в восемь. Я буду прогуливаться вдоль мавзолея со свежим номером журнала «Работница» в руках.
— Мне не нужны опознавательные знаки, я же знаю, как вы выглядите, — сказал куратор.
— Тогда вы прогуливайтесь вдоль мавзолея со свежим номером журнала «Работница» в руках, — сказал я.
— С нетерпением жду нашей встречи. А теперь позвольте мне откланяться. Спокойной ночи, Василий, — сказал он и завершил разговор.
Я задумчиво покрутил трубку в руках.
Голос разума возобладал. Несмотря на гложущее меня любопытство, я перенес разговор почти на сутки, потому что сначала хотел обсудить ситуацию с Петрухой и его экспертом. Как говорил Змей Горыныч, одна голова — хорошо, но две другие тоже что-то дельное присоветовать могут.
Я набрал номер Петрухи.
— Алло. Чапай, это ты?
— Да, — сказал я. — Твой телефон слушают.
— Кто?
— Твои бывшие кураторы из отдела Х, — сказал я.
— Откуда знаешь?
— Только что разговаривал с одним из них. И он связался со мной сразу же после твоего звонка, так что инфа железная.
Петруха вздохнул, и, судя по звукам, донесшимся с той стороны трубки, приложился к бокалу.
— Вот ведь пидоры.
Глава 38
По телефону куратор заверял меня, что не хочет идти по дороге насилия, но я был бы последним идиотом в мире, если бы поверил ему на слово. В подобных вопросах нет такого понятия, как излишняя осторожность.
Квартира была засвечена, и оставаться в ней было небезопасно, поэтому я решил переночевать в машине,.предварительно отогнав ее в соседний двор. Ну, не совсем соседний, через квартал. К этому моменту я уже успел выпить пива и мне не следовало садиться за руль, но я решил, что небольшое нарушение правил — это фигня по сравнению с тем, что мне может грозить.
Конечно, сначала я все же прогулялся по предполагаемому маршруту пешком и убедился, что за ближайшим углом меня не поджидают гаишники.
Припарковав машину, я откинул водительское сиденье на максимум, выложил рядом с собой пистолет и постарался устроиться поудобнее. Если вы когда-нибудь пытались переночевать в «девятке», то понимаете, что дело это непростое. Места в ней маловато и руль не регулируется.
Но перебираться на пассажирское сиденье или назад я не стал. Если вдруг что, я должен буду хвататься за руль и рвать с места как можно быстрее. В подобных ситуациях лишние секунды могут стоить жизни.
С другой стороны, я зря жалуюсь. Тепло, комары не кусают, а то, что ноги нельзя вытянуть — так это вообще не проблема. Доводилось мне спать и в более неудобных позах и местах.
Утром я подгреб к подъезду, узрел стоявшего перед ним «кабана», открыл заднюю дверь и обнаружил обосновавшегося на диване Петруху.
— Что-то ты не с той стороны к машине подошел, — констатировал Петруха. — Спал под кустом в целях конспирации? Уважаю.
— Я думал, ты просто машину пришлешь, — сказал я.
— После твоего вчерашнего звонка решил сам заехать, — сказал он. — Значит, кураторы нарисовались?
— Фиг сотрешь, — сказал я.
— У тебя получится, я в тебя верю, — сказал Петруха.
Я закрыл дверь, машина выехала из двора, и никто не попытался засадить по нам из гранатомета. Пустячок, а приятно
— Получается, они тебе стрелу забили?
— Получается, так.
— И что думаешь делать?
— Думаю пойти, — сказал я.
— Ты же понимаешь, что это может быть засада?
— Не слишком ли она сложносочиненная?
— Пути хронопидоров неисповедимы, — сказал Петруха. — Может быть, им мало тебя просто убить. Может быть, им нужно убить тебя в конкретном месте и в конкретное время.
— Время и место я сам назначил.
— Может быть, это ты так думаешь. Может быть, они хотят, чтобы ты так думал.
— Теории заговора, это, конечно, хорошо, — сказал я. — Но перебарщивать с ними тоже не стоит.
— Лучше перебдеть, чем недобдеть.
— И тут я с тобой соглашусь, — согласился я. — Но, сам посуди, а какие у нас еще есть возможности на них выйти? А Красная площадь, как ни крути, все-таки режимный объект, снайпера на кремлевскую стену просто так не подсадишь, срисуют моментально.
— Не снайперами едиными, — сказал Петруха. — Вот ты, Чапай, сколько знаешь способов, чтобы человека убить?
— Много, — вздохнул я. — Но я все же считаю, что в большинстве случаев надо сначала пробовать договориться.
— Похвальное стремление, — одобрил он. — Часто получалось?
— Пару раз получалось,
— Пару раз — это из скольки?
— Не будем о грустном, — сказал я.
— Да тут веселого в принципе мало, — сказал он. — Куда ни кинь, везде грустное.
— Сказал человек, разъезжающий на «мерседесе».
— «Мерседес», конечно, тачка неплохая, — сказал он. — Немцы делают вещи. Но обладание «мерседесом» не отменяет общей бессмысленности существования.
— У тебя просто кризис среднего возраста, — сказал я, определив знакомые мотивы. — А все остальное уже сверху наложилось.
— Нет, тут сложнее, — сказал он. — Знаешь, Чапай, к своему возрасту я понял, что не все в жизни измеряется обладанием «мерседесами». Вот раньше у меня «мерседеса» не было, зато был смысл, и я понимал, ради чего я это все делаю. А теперь «мерседес» есть, а понимания нет. Ну, бабки, да. Приятно. Но зачем?
— Если ты думаешь, что я знаю единственно верный ответ…
— Ты не знаешь, я не знаю, никто не знает, — сказал Петруха. — Я, конечно, слышал про такую теорию, что каждый должен возделывать свой сад, окучивать свою грядку, и тогда в целом все у всех нормально будет. Но, во-первых, она мне не близка, потому что как-то мелко это все. А во-вторых, она ни хрена не работает.
— Может, и работает, — сказал я. — Просто мы критического количества грядок еще не достигли.
— А оно вообще достижимо?
— Это больше философский вопрос, чем практический, — сказал я.
Я уже слышал такие разговоры раньше, только от людей постарше Петрухи. Точнее, это в моем времени они были постарше Петрухи, а тут-то они его ровесники как раз.
Из-под страны выдернули целую идеологию, попытались всунуть на ее место новую, но она как-то не прижилась. По крайней мере, не в этом поколении.
Впрочем, наверное, в каждом поколении есть люди, которым «мерседеса» мало. Не в том смысле, что им нужен десяток «мерседесов» или «роллс-ройс», или десяток «роллс-ройсов», а в более широком. Люди, которые мечтают о чем-то большем.
Но тут уж ничего не поделаешь, се ля ви. Вот тебе «мерседес», утрись и катайся.
— Размяк я что-то, — сказал Петруха. — В этом бизнесе так нельзя. Волчье время, только покажи слабину, и тебя сразу же сожрут. Акела промахнулся, Акела промахнулся…
— Я никому не расскажу, — пообещал я.
— Да причем тут ты, — вздохнул он. — Мне сейчас надо жесткие деловые решения принимать, а я вместо этого с тобой раскатываю.
— Ну так и не раскатывал бы, — сказал я.
— А как тут не раскатывать? — вопросил он. — Дело-то важное, можно даже сказать, архиважное. Хроношторм, конечно, не завтра, я до него дожить вообще не планирую, так что лично мне профита никакого, но нельзя же одним только личным профитом все измерять. Хотя многие и пытаются…
Водитель обернулся и вежливо кашлянул, прерывая очередную сентенцию размякшего Петрухи.
— Простите, что вмешиваюсь, босс, — деликатно сказал он. — Но, кажется, нас пасут.
— Кто?
— Белый «лансер» уже минут двадцать на хвосте висит, — сказал водитель. — Держит три корпуса примерно, ближе не лезет, но и не отстает.
— Нездоровая фигня, — сказал Петруха. — Как думаешь, Чапай, это по мою душу или по твою?
— Наверное, по мою, — сказал я и снова почувствовал себя виноватым за то, что его во все это втягиваю.
— Не торопись с выводами, — сказал Петруха. — Номера подмосковные.
— А какие должны быть? С часами и радужным флагом?
— Почему с флагом? Причем тут вообще радужный флаг?
— Эту шутку ты поймешь немного позже, — сказал я.
— А, так это шутка была…
— Может, это «солнцевские», босс? — предположил водитель.
— Может, и «солнцевские», — согласился Петруха. — У меня с ними недавно терки были. А может, и еще кто-то.
— Ты скольким людям дорогу перешел? — спросил я.
— А я считаю? — Петруха плотоядно улыбнулся и вытащил из подмышечной кобуры здоровенную «беретту». — Кто такие вещи вообще считает?
От меланхоличного настроения, в котором он пребывал пару минут назад, не осталось и следа. Он снова стал тем Акелой, который не промахивается.
Вот что с людьми адреналин животворящий действует.
Но в целом тенденция печальная. Если человек чувствует себя по-настоящему живым только в такие моменты, то только такие моменты он в дальнейшем и будет искать, а такие поиски рано или поздно выходят боком.
Как показывает практика, скорее, рано.
Мы остановились перед светофором, белый «лансер» затормозил сзади, соблюдая все ту же неизменную дистанцию в три корпуса. Стекла в нем были затонированы в ноль, как говорится, «чисто чтобы солнце фильтровать», поэтому разглядеть, сколько человек сидят внутри, было невозможно.