Как будто кто-то за ними наблюдает и оценки за артистичность выдает.
Нормальный человек бы как сделал? Нормальный человек просто бы дверь открыл, показывая, что путь свободен и безопасен. А эти рисуются: «Все чисто, босс, можем выходить».
Я, собственно говоря, почему так возмущаюсь? Потому что в тот самый момент, когда один из этих мордоворотов в деловом костюме на серьезных щах заявил, что все чисто, меня посетило ощущения грядущего бардака. Очередного грядущего бардака. К сожалению, предчувствие так и осталось на уровне ощущений, и сформулировать его более внятно я не мог.
— Стой, — сказал я Петрухе, и он остановился с зависшей над порогом ногой.
— Стою, — сказал он. — Вспомнил чего?
— Нет, — сказал я. — Просто у меня ощущение, что на улице нас ждут неприятности.
Для кого-то, может быть, это и не аргумент, но я привык к своим ощущениям прислушиваться. Это не всегда помогает, и далеко не всегда предчувствия оправдываются, но пару раз они меня все-таки выручали.
Петруха был конторским профессионалом, пусть и в отставке, и тоже привык доверяться чутью. Немного помедлив, он занес ногу обратно в помещение и закрыл массивную металлическую дверь.
— Да все чисто, босс, — чуть обиженным тоном заявил мордоворот. — Ребята же проверяли.
— Значит, пусть еще раз проверят.
Мордоворот сунул руку в карман, вытащил оттуда рацию и принялся раздавать команды тем, кто дежурил снаружи. Там засуетились, а машину Петрухи, которая стояла в нескольких метрах, подогнали к двери вплотную.
Я подумал, что если они ничего не найдут, то я буду выглядеть дураком и перестраховщиком. Может быть, даже паникером. Но если это поможет избежать неприятностей, то я в плюсе. А так-то мне глубоко плевать, как я со стороны выгляжу.
— Забавные вы мужчины, — сказала Ирина. — Значит, то, что говорит цыганка — это все бред и суеверия и не надо ее слушать, а то, что…
— Тут другое, — сказал я. — Тут на опыте замешано.
— Ты на улицу даже не выглядывал, — напомнила она. — Так что я не вижу никаких объективных предпосылок для повышенной тревожности.
— Между прочим, леди права, — сказал Петруха.
— То есть, ты мне не веришь?
— Я не об этом, — сказал Петруха. — Я к тому, что если мы доверяем твоим предчувствиям, то можем ли мы бездумно отмести в сторону то, что нагадала нам эта цыганка? Есть многое на свете, друг Василий, что и не снилось нашим мудрецам.
— Допустим, я не бездумно отметаю, — сказал я. — А отметаю после некоторого размышления. Это меняет дело?
— Кто бы знал.
Суета на улице продолжалась минуты три, после чего в руках мордоворота снова затрещала рация и ему доложили, что на улице по-прежнему все чисто, спокойно и безопасно.
И вот тут дилемма. Потому что несмотря на доклад охраны, мое предчувствие грядущий фигни никуда не делось, но что я мог по этому поводу предпринять? Забаррикадироваться в чужом офисе и ждать, пока фигня не обойдет этот район стороной? И сколько ждать? И что, если я ошибаюсь?
Когда ты имеешь дело с хронодиверсантами, одна из проблем заключается в том, что предварительная проверка местности ничего тебе не гарантирует. Ведь они могут устроить засаду уже после того, как ты удостоверился в ее отсутствии.
— Твое решение, Чапай?
— Ладно, выходим, — сказал я.
Мы вышли.
И случилась фигня.
Глава 50
Справедливости ради следует признать, что вины Петрухиных охранников в случившейся фигне все-таки не было. Я не знаю, каким был их коллективный профессиональный путь, но даже если кто-то из них до этого работал в пресловутом отделе Х, он все равно не мог быть готов к тому, что произошло.
Их учили разбираться с определенным видом угроз, и эти угрозы были известны, давно изучены и вполне предсказуемы. У этих угроз всегда есть какие-то предпосылки, которые можно заметить заранее, пусть, зачастую, и в самый последний момент.
Машина со стрелками не может оказаться посреди людной улицы совершенно внезапно, она должна быть припаркована там заранее или появиться из-за какого-нибудь угла, убийцу в толпе можно вычислить по взгляду или характерному поведению, а стрелок на соседней крыше не может быть невидимкой, хоть в Советском союзе, хоть в США.
Но они проверили улицу и доложили, что там все чисто, и там действительно все было чисто. По крайней мере, до того момента, как мы не вышли из здания. Строго говоря, после этого там все еще оставалось чисто: хронодиверснаты не начали выпрыгивать из многочисленных порталов, как чертики из табакерок, открывая огонь из своих пистолетов и бластеров, и массированный огонь не накрыл всю улицу в историческом центре Москвы, нанося чудовищный попутный ущерб.
Объективных причин для беспокойства не было, и в первые мгновения мне показалось, что до этого мне просто показалось, но чувство неотвратимой фигни все равно никуда не подевалось. Более того, оно нарастало.
Петрухина машина, наверняка бронированная, стояла в нескольких шагах, крыльцо было плотно перекрыто охранниками (в случае применения хронодиверсантами гранатомета это никого бы не спасло, а только увеличило количество жертв), но голос внутри моей головы все так же громко и отчаянно, словно застыв на одной ноте, вопил: «Беги!».
А затем он сменил тональность и со спокойной обреченностью посоветовал мне посмотреть наверх. Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы заметить единственный портал, открывающийся прямо над нашими головами. Оттуда могло вылететь все, что угодно, от терминатора или потока концентрированной кислоты до ядерной бомбы, и, возможно, рыпаться уже не имело смысла, но уж такой я человек.
Я всегда буду рыпаться до последнего.
Я оттолкнул Ирину в сторону, чтобы дать ей шанс на долгую и несчастливую жизнь, напророченную гадалкой, и, по большому счету, это было все, что я успел сделать до того, как портал обрушился прямо на нас.
Или, как сказали бы летчики, спикировал.
Это было крайне нетипичное поведение для пространственно-временного портала, потому что обычно они оставались висеть на месте именно там, где были открыты, но удивляться этому факту мне пришлось уже в другом месте. Точнее, в другом времени.
В момент перемещения я был ослеплен яркой вспышкой света, на некоторое время поселившейся у меня на сетчатке, так что познавать новое место мне пришлось через осязание, и первым, что я почувствовал, был холодный ветер и довольно неприятный дождь. Воздух пах осенью и гарью.
Черт побери, со всеми этими перемещениями ты никогда не знаешь, как тебе одеться по погоде.
Я плотно зажмурился, потом несколько раз моргнул, и зрение ко мне вернулось.
Пейзаж прямо передо мной оказался довольно унылым и довольно постапокалиптическим. Голые деревья, руины домов, пялившихся на нас выбитыми окнами, старый и покрытый мусором и глубокими лужами асфальт, свинцовые тучи, гонимые ветром по серому небу, а в двух метрах от меня и вовсе лежало мертвое тело.
— Омск?
Никогда толком не понимал выражение «подпрыгнул от неожиданности», но в данный момент я и сам чуть было не подпрыгнул. Видимо, я слишком привык быть одиночкой во всех моих злоключениях, и даже не подумал, что компанию мне может составить кто-то еще.
Петрухе не повезло. Он стоял слишком близко ко мне, а вытолкнуть двоих из области поражения я просто не успевал.
— Может, Воронеж, — сказал я. — Или Саратов.
Руины простирались во все стороны от нас. Куда ни кинь взгляд, разрушенные дома, ржавые остовы машин, заваленные грудами разнообразного мусора дороги и полное отсутствие какой-либо разумной жизни. А вот крысы бегали по улицам довольно смело и казались весьма упитанными.
— Почему в нас никто не стреляет? Разве не в этом смысл — попытаться тебя убить хоть в этом времени, хоть в следующем?
— Сам удивляюсь, — сказал я.
Мы угодили в ловушку, но даже если это место опасно само по себе, какие у хронодиверсантов могут быть гарантии, что мы успеем умереть до того, как невидимые страховочные тросы, которыми каждый человек привязан к своему месту на хронометрической шкале, перебросят нас обратно в девяностые?
Но пока в нас действительно никто не стрелял, и это настораживало.
Тем не менее, стоило убраться с открытого пространства, тем более, не существовало никаких гарантий, что после местного дождя мы не обрастем какой-нибудь чешуей и не начнем светиться в темноте. Не сговариваясь, мы с Петрухой зашли в ближайшее полуразрушенное здание и укрылись в углу, под уцелевшим куском перекрытия.
В трех метрах от нас была лужа, и вода продолжала капать через отсутствующую крышу.
— Где мы? — поинтересовался Петруха. — Или, что, наверное, в нашей ситуации куда важнее, когда мы?
— Откуда мне знать?
— Это похоже на то будущее, в котором ты уже побывал?
— Вообще ни разу.
По остаткам интерьера, а точнее, по их полному отсутствию, было совершенно невозможно определить, чем это здание было раньше. Может быть, жилым домой, может быть, небольшим офисом, может быть, здесь даже размещалось какое-то не слишком высокотехнологичное и не требующее массивных станков и большого количества энергии производство. Увы, но от прежних владельцев тут не осталось ровным счетом ничего. И даже календарь на стене не висел.
— Как ты думаешь, Чапай, это оно? — спросил Петруха. — Мир после ядерной войны?
— Ну, похоже, что-то тут случилось, — сказал я. — И, наверное, нам стоит узнать, что именно.
— Чисто теоретически, это вовсе необязательно, — сказал Петруха. — Если я правильно понял твою историю, то нам достаточно просто определенное время оставаться в живых, а потом инерция выбросит нас обратно в наше время.
— Возможно, не совсем в наше, — мрачно сказал я.
Скорее всего, будет очередной недолет, и мы вернемся не в середину девяностых, а куда-то ближе к их закату. Это значит, что бизнес-империя, которую строил Петруха, за время его отсутствия окончательно развалится, и еще это означает, что я, сам того не желая, бросил Ирину в очередной раз. И то, что теперь ей не придется сомневаться в причине моего отсутствия, совсем меня не утешало.