Перед тем, как он на меня обрушился, я увидел Диомеда, стоявшего в первом ряду образовавших импровизированный дуэльный круг воинов, и мне показалось, что я вижу восхищение на его лице. Что ж, он умел отдавать врагам должное.
Я выдержал этот натиск, и Гектор оказался у меня в кармане. Ты можешь быть сколь угодно силен и обладать несравненно мощным оружием, но если ты имеешь дело с опытным противником, расслабляться нельзя ни на секунду. Даже если он заведомо слабее тебя и вышел на бой с перочинным ножиком против твоего двуручника, ты все равно можешь проиграть бой, и сделаешь это в тот самый момент, когда станешь предсказуемым.
Пока мы бодались, я научился считывать рисунок его атаки, и Гектор стал для меня предсказуемым. Он еще только обозначал движение, а я уже знал, куда он ударит.
Я поймал его на противоходе, позволил нашим мечам скреститься, а потом скользнул мимо и засадил локтем ему в лицо. Что-то хрустнуло… Гм, я рад бы сказать, что это хрустнул его нос, или что после этого удара ему пришлось отплевываться выбитыми зубами, как оно и должно было быть, но на самом деле это хрустнул мой локоть, и в целом у меня сложилось такое ощущение, что я ударил не человека, а чугунную болванку.
Если бы у меня было время, то после такого мне наверняка стоило бы пересмотреть свою стратегию на этот бой, но в таких поединках тайм-ауты не предусмотрены. Он снова принялся размахивать своей железкой, вынуждая меня просто отбиваться.
Он был выше меня, соответственно, у него были более длинные руки. Он был тяжелее меня, сильнее меня, и мы были практически равны с ним по скорости. Кроме того, он был выносливее меня, потому что с начала поединка двигался в едином ритме, не сбавляя темпа и не демонстрируя никаких признаков усталости.
Вдобавок, я неудачно блокировал его атаку и мой дорогущий выпендрежный железный меч, подаренный самим царем, лопнул, оставив в моей руке кусок лезвия не длиннее двадцати сантиметров.
Гектор остановился. Выражение его лица совершенно не изменилось, но он впервые с начала схватки позволил себе заговорить.
— Дайте ему меч, — прогудел он. — Я не убиваю безоружных.
Должно быть, это плохо сказывается на его репутации. Не сомневаюсь, что он зарубил бы меня не раздумывая, если бы за нашим поединком не следило столько людей.
Ну, и если бы я ему позволил.
Кто-то из людей Аргоса вручил мне новый клинок. Бронзовый, разумеется, но уже не такой дрянной, как доставшийся мне в первый день. Я для пробы взмахнул им пару раз, оценивая баланс (у царского он был получше. Впрочем, баланс холодного оружия — штука индивидуальная), и уже приготовился продолжить бой, когда мы услышали звуки рогов.
Они трубили и на стенах города, и на побережье, где-то за нашими спинами.
— На сегодня битва окончена, — сказал Гектор все тем же ровным тоном. — Как твое имя, воин?
— Ахиллес, — сказал я.
— Найди меня в следующей битве, и мы закончим то, что начали сегодня.
— Непременно, — сказал я, испытывая некоторое малодушное облегчение. С одной стороны, я не люблю откладывать на завтра то, что можно было сделать еще вчера, с другой стороны, я устал и мне совершенно не хотелось продолжать вот это вот все прямо сейчас, потому что я понятия не имел, что мне делать. Я разумный человек… Ну ладно, я — относительно разумный человек, и я знаю предел своих возможностей, и прямо сейчас существовала нехилая такая вероятность, что я эту драку не затащу. Потому что троянский принц был не просто очередным воином из длинного списка проигравших, он попал в легенды совершенно заслуженно.
Гектор был настоящей машиной для убийства, и мне следовало крепко подумать, какого размера должен быть тот гаечный ключ, которым я разберу его на винтики.
— Это был великий бой, Ахиллес, — заявил Диомед, когда мы вернулись в его шатер, и слуги помогали ему снимать доспехи. Какой-то парнишка попытался помочь и мне, но я весьма красноречивым жестом руки отослал его прочь. Не то, чтобы я не устал, и не то, чтобы после боя с Гектором у меня ничего не болело, но все же некоторые вещи я предпочитаю делать самостоятельно.
Чай, не барин.
— Великий бой, — повторил Диомед. Впрочем, он твердил об этом всю дорогу до лагеря. — Я рад, что не ошибся в тебе, Ахиллес.
— Я не вижу здесь ничего великого, — сказал я. — Я ведь не победил.
— С начала этой войны, с того самого момента, как мы высадились на побережье, ты единственный, кто выступил против него и остался жив, — сообщил мне царь Аргоса.
— Невелика заслуга.
А вообще, о таких вещах принято заранее предупреждать, и Диомед вполне мог бы это сделать, благо, возможностей у него было предостаточно.
Справедливости ради следует признать, что меня эти предупреждения все равно бы не остановили.
Я находился в угнетенном состоянии духа. Конечно, это была далеко не первая проигранная мной драка, да и, если разобраться, я в ней не проиграл, а просто не победил, но на кону стояло слишком многое, и я не мог позволить себе так слажать.
Не мог, но позволил.
Возможно, этот наш поединок с Гектором в конечном итоге мог бы решить исход войны, но ничья оставила его в подвешенном состоянии.
— Надо будет попробовать найти его завтра, — сказал я.
— Завтра битвы не будет, — сказал Диомед. — Наши предводители договорились о перемирии.
— И сколько оно продлится?
— То ведомо лишь богам, в которых я не верю, — заявил Одиссей, откидывая полог шатра. — Может быть, несколько дней, а может быть, несколько месяцев. Троянцам ведь надо восстановить свои запасы, залатать доспехи, выковать новые мечи, изготовить новые стрелы.
Не нужно было прикладывать много усилий, чтобы догадаться — Одиссей от этого решения предводителей не в восторге.
— Нам тоже не помешает отдых, — возразил ему Диомед. Мне-то уж точно помешает. Мое время здесь ограничено, эта моя попытка может закончится до того, как армии снова вступят в бой.
— Конечно, ведь мы никуда не спешим, — согласился с ним Одиссей. — Никого из нас дома не ждут жена и сын, ни у кого дома не вьются десятки болванов, желающих урвать кусок от нашего имущества, ни у кого дома нет больного отца. Как только нам улыбается удача и чаша весов склоняется в нашу сторону, случается какой-нибудь священный праздник, или в многочисленном семействе Приама рождается очередной ребенок, или наш вождь находит знак в расположении звезд на небе, и мы заключаем перемирие и ведем себя так, как будто мы просто выбрались на природу и не преследуем какой-то определенной цели.
— На что ты намекаешь? — осведомился Диомед.
— Ни на что, — сказал Одиссей. — Я слышал, Ахиллес сегодня вышел против Гектора.
— И устоял, — восторженно сказал Диомед. — Чем вселил боевой дух в сердца наших воинов.
— Героический поступок, — сказал Одиссей, опускаясь на походный стул. — Рад, что в наших рядах оказался еще один герой.
Тон у него был при этом совершенно не радостный.
— Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то плохое.
— Герои хороши на короткой дистанции, когда все зависит от одного подвига, — сказал Одиссей. — Но Троя — это не Калидонский Вепрь, не Лернейская Гидра и не Немейский Лев. Война одними только подвигами не выигрывается, но порой мне кажется, что вы просто не видите другого способа, не умеете по-другому. Помнишь, как ты чуть не убил Париса, а во время следующего перемирия вы с ним братались, пили вино и клялись друг другу в вечной дружбе?
— Ты тоже пил то вино.
— Но не братался, — сказал Одиссей. — Враг всегда остается врагом.
— Кстати, об этом, — сказал я. — О перемирии. Вы часто встречаетесь с троянцами?
— Они нас пару раз даже в город приглашали, — мрачно сказал Одиссей. — И мы, разумеется, ходили. Хороший город, красивый. И стены изнутри совсем не кажутся такими неприступными.
— А что насчет этого раза? — спросил я. — Завтра они нас пригласят?
— Не знаю, — сказал Диомед. — Подробности нового перемирия мне пока неизвестны, возможно, мы узнаем их вечером.
— Что ты задумал, Ахиллес?
— Я хочу пообщаться с троянцами, — сказал я. — Мне нужно больше узнать о Гекторе.
— Вижу, ты впечатлен им.
Не то слово.
Сунь-Цзы говорил: «Познай своего врага». В определенных кругах бытует мнение: для того, чтобы хорошенько узнать человека, с ним нужно напиться, а потом — подраться. Напиться с Гектором мне не удалось, зато мы с ним нормально так подрались, и чем больше я анализировал результаты этой драки, тем больше сомнений меня охватывало.
— Вы говорили, он изменился с начала войны.
— Все мы изменились с начала этой войны, — сказал Одиссей. — В этом нет ничего необычного. Испытания меняют людей. Впрочем, время тоже меняет людей, и за десять лет какие-то перемены в нас случились бы даже и без войны.
— Но перемены Гектора слишком разительны, — заметил Диомед. — Некоторые даже говорят, что, не желая нашей победы, Олимпийские боги тайно подменили его, и теперь мы деремся не с человеком, а с полубогом.
— Как же хорошо, что я не верю в богов, — сказал Одиссей.
— А чем ты объяснишь череду его побед? Чем ты объяснишь смерти всех героев… прости, друг, я знаю, что ты не любишь этого слова, что вышли против него?
— Ахиллес вышел против него, и он жив, — напомнил Одиссей. — По-твоему, он тоже полубог?
Как по мне, предположение было довольно нелепое, но долгий изучающий взгляд владыки Аргоса я все равно заслужил. В конце концов Диомед рассмеялся и велел слугам налить нам вина, и инцидент вроде бы был замят, но эта их перепалка натолкнула меня на новую мысль.
Которая сначала показалась мне дикой, но чем больше я ее обдумывал, тем…
Ладно, она все равно была дикой.
Но что, если хронодиверсанты, сумевшие сохранить Трою, не ограничивались тем, что стояли за спинами троянцев и подсказывали им правильные решения? Что если они подстраховались и прокачали своего ключевого игрока? Снабдили его доспехами из будущего, напичкали его боевыми коктейлями или вовсе запустили в его кровь каких-нибудь наноботов? Или пошли дальше, выкрали настоящего Гектора или прикопали его в ближайшем лесочке (ну ладно, скорее это была ближайшая дюна), а на его место поместили какого-нибудь Терминатора?