– Пять! – показал Анатолий Валентинович расклешненные пальцы. – Жена. Бывшая. Проститутка. Тоже, кстати, на данный момент бывшая. В голове не укладывается, что эта светская дама за пятьсот рубчиков… Что – союзное слово, на которое падает логическое ударение. И оно является членом предложения. Еще каким! Прилипчивая дамочка за сорок. Пьяная соседка. Все.
– Четыре, – покачал я головой. – Вы ошиблись. И пытались меня заговорить, чтобы я этого не заметил.
– Не ошибся, а обсчитался. Я гипнотизер, а не математик.
– Суть вашего метода – вкалывать пациентам глюкозу и орать на ухо: «Я кодирую тебя!».
– Чушь, – отмахнулся Анатолий Валентинович. – Про алкоголиков вы все прекрасно знаете. Метод мой, по сути, ничем не отличается от метода вашего. Просто разные формы. Не люблю, знаете, пичкать ближних пилюлями, от которых рожи краснеют. Еще хуже – зашивать эти пилюли ближнему в плоть. А бить током в голову – это, по-моему, вообще моветон.
На какой-то момент я увлекся предметом разговора:
– Ну да. Кто хочет завязать, тот завяжет. Если жить хочет, конечно. Визит к нам – это уже сама по себе кодировка.
– От которой не помирают и даже не становятся импотентами.
Я хмыкнул:
– Да уж. Точно. И при отрицательном результате ты не становишься палачом.
– Конфеты дарят? – поинтересовался Анатолий Валентинович.
– Все больше коньяк. Молча приходят и дарят. Без руки, без слова. Не думаю, что таким образом меня благодарят за утрату отца и мужа. Радость от подобных потерь обычно бывает тихой и незаметной для окружающих.
Мы замолчали, отчего сразу вспомнили, что друзьями не можем быть по определению. Кроме того, я почувствовал, что волна моей откровенности нахлынула на берег нашего разговора неслучайно. Посмотрел в глаза под очками и понял: точно, неслучайно. Анатолий Валентинович был подобен безумцу, с которым ты мягко говоришь, принимая его доводы Наполеона или разведчика. И безумец становится послушным, перестает кричать, размахивать руками. Ты дальше спокойно беседуешь с ним, но вдруг видишь, как в его глазах искрит сверхчеловечек, и понимаешь, что это не ты его переиграл, а он тебя. Он не смирился. Он снизошел до тебя. Поощрил за банальную вежливость, не требующую ума, который есть только у него, безумца.
Мы вернулись к предмету спора.
– И отчего же вы не пользуетесь своей высшей телепатией во благо человечества? – съязвил теперь уже я.
– Пробовал. В результате…
– Что?
– Не хочется вспоминать. Заинтересовались мною. Кое-кто. Год потратил на то, чтобы доказать свою несостоятельность.
Тут он задумался и ослабил хватку или как там у них это называется. И я коварно рубанул спящего:
– Послушайте, вы же о Сергееве пригласили меня поговорить. И о той рукописи. Так чего…
Он внимательно посмотрел на меня и достал из кармана пачку… Конечно же, «Примы». Отсюда и зубы. Но закурил удивительно вкусно.
– Гражданин, – тут же послышалось сзади. – А вам известно, что курить запрещено не только в здании вокзала, но и на расстоянии меньше чем десять метров от вокзала?
Анатолий Валентинович затянулся еще раз. Сзади вздохнули и предложили:
– А пройдемте-ка.
– А пройдемте-ка, – грустно повторил Анатолий Валентинович и развел руками. – В другой раз договорим.
– А вы тоже, гражданин, пройдемте-ка. Вы тоже курили! – обратился уже ко мне малыш в полицейской форме.
Я возмутился было, но тяжелая рука малыша легла на мое плечо.
Сотни раз бывал на автовокзале и всякий раз думал, а откуда же появляются менты, которых теперь переименовали в копов. Казалось, из стены… На самом деле, в стене имелась дверь. Она вела… В каморку, куда попали Анатолий Валентинович, коротыш в форме и я. В каморке этой было крепко накурено. Работал телевизор. На столе стоял поднос с грязной посудой. За столом сидел другой полицейский, выше первого, но тоже маленького роста. Он откинулся на стуле, положив на стол ноги в высоких ботинках. Я повернулся к Анатолию Валентиновичу и вопросительно посмотрел на него. Нарколог с самым невинным видом пожал плечами, дескать, я и сам недоумеваю…
Коротыш посмотрел на сидящего за столом. Тот икнул и достал из-под стола две банки пива. Из одной, ополовиненной, немедленно отхлебнул сам. Другую протянул маленькому полицейскому. Коротыш подобрел и повернулся к нам:
– Ну чего, мужики, понятно, где курить не надо?
– Да пошел ты в жопу, пидор, – игриво рыкнул на него Анатолий Валентинович.
Признаться, при этих словах я едва не упал в обморок.
Полицейские оторопели еще сильнее. Но в обморок тоже не упали.
– Щас мы посмотрим, кто здесь пидор, а кто нет, – пообещал малыш. – Сержант, займись.
– Ага, – с готовностью вскочил сидящий за столом. – Щас отмудохаю козла.
Недружелюбно посмотрев на меня, он добавил:
– Тебя тоже, мудак.
Но малыш сделал величественный жест рукой и кивнул сержанту на клетку:
– Погодь, не мудодь. А то помнишь, как прошлый раз? Хлопот не оберешься. Пусть лучше посидят с этим…
Второй малыш о чем-то вспомнил, ухмыльнулся и кивнул. А потом открыл клетку и втолкнул нас с Анатолием Валентиновичем туда. Нарколог не унимался:
– Вы не ошиблись. Мы племянники губернатора. Те самые, легендарные братья Членовы. Хотите поцеловать нас по разику?
Я не выдержал:
– Вы что, взбесились? Вы… Вы во что меня втянули… Я…
Тут я заводил носом, потому что шибануло…
– Говном, – подсказал Анатолий Валентинович.
– Ы, – подтвердил человек, отдыхавший на нарах. – Честно скажу – обосрался.
Голос человека показался мне до боли знакомым. Я повернул голову…
– Здоров, Сергеев! – заорал между тем Анатолий Валентинович. – Вот так совпадение!
С чувством юмора у пожилого лицедея был, чувствуется, полный порядок. Предоставив нам с Сергеевым возможность поглазеть друг на друга, нарколог обратился к малышам:
– Мужики, отпустите, а? Бес попутал. А тут еще Сергеев…
– Вы его знаете? – хором крикнули, вскочив со скамейки, малыши, словно и не было между нами короткой распри. – Ой, мужики, забирайте его и катитесь хоть куда.
Через пять минут мы катились по направлению к реке. Сергеев шел чуть поодаль, тяжело шаркая ногами.
Выбрав укромную часть берега, где над самой водой свешивались ветви какого-то неведомого мне пахучего кустарника, мы расположились на камушках. Анатолий Валентинович и я приняли образ созерцателей, а Сергеев воровато полез в воду стирать и мыться. По его судорожным движениям я понял, что вода была холодной.
Анатолий Валентинович между тем снова достал уже ополовиненную бутылочку с коньяком и прихлебнул. Поймав мой взгляд, он раздраженно пожал плечами:
– Захочу – брошу в ту же секунду.
Я криво усмехнулся.
– А самого вас как зовут? Напомните!
Я рассмеялся уже в полный голос и поинтересовался:
– Рукопись-то вы мне каким макаром послали? На деревню к дедушке?
– Какую рукопись? – пожал плечами нарколог.
Тут я разозлился:
– Слушайте, вы… Не знаю даже, как вас назвать. Зачем нужно было устраивать весь этот цирк, если?..
Анатолий Валентинович сделал еще глоток и закрыл бутылочку.
– Скажите, как вас зовут, а я за это скажу, кто прислал вам рукопись.
– Не ваше дело, – сухо ответил я.
– Дурак, – разозлился теперь уже Анатолий Валентинович и закурил терпкую сигаретину.
На меня вдруг нашел… Не страх… Скорее, оторопь напала. Потому что либо этот человек слишком нагло и очевидно лгал, либо…
– Я спросил не о вашем паспортном имени, – уже мягче, словно успокоившись от табака, продолжил нарколог, – а о вашем истинном имени.
Ко мне между тем вернулось раздражение.
– Не злитесь. Не дайте эмоциям захлестнуть вас. Человек сильнее! – посоветовал Анатолий Валентинович. – Вот Сергеев. Пьянь, идиот, а имя свое знает. Потому и пьет.
– А вы пьете, потому что не знаете, как вас зовут.
– Именно! – и нарколог многозначительно поднял указательный палец вверх.
– А я вот, например, отбросил такие высокие материи, – съязвил я. – Попросту сам завязал, перед тем как других жизни учить.
– Нет. Вот и коньяк мой вылакали.
Я в ужасе посмотрел на свое отражение в воде и увидел, что в моих руках маленькая бутылочка коньяка. Пустая. А по телу побежал забытый уже, но привычный и нехороший жар. Нарколог захлопал в ладоши. А я вдруг заметил, что на том месте, где стоял Сергеев и чистил белье, на воде нет даже кругов. Заметив это, я вскочил:
– Позвать… МЧС… Мили… Полицию… Спасти…
– Иди-ка ты домой. Надоел уже.
С этими словами Анатолий Валентинович сам вдруг вскочил и побежал по берегу.
– Стой! – закричал я. – Стой, гад!
И побежал следом. Однако алкоголь, старым недобрым гостем вернувшийся в мою кровь, толкнул меня вправо, потом влево. Я упал, еле удержавшись за куст, чтобы не искупаться следом за покойным Сергеевым. А когда выбрался на тропинку, нарколога и след простыл.
Решив, что нарколога не догнать, а Сергеева не спасти, я отправился домой…
Около подъезда стояла какая-то дама, которая при виде меня скорым шагом пустилась в сумерки подворотен.
Хотел догнать, но отдумал. Вспомнил про бутылку дешевой водки, которую я держал на случай визита каких-нибудь жлобских товарищей. Товарищей у меня не было, поэтому бутылка так и стояла в холодильнике.
– Но сегодня вечером ты умрешь! – крикнул я и захохотал.
Криком я спугнул рыжего кота, который как раз мочился в мой почтовый ящик. Обозвав кота «сукой», я с легким сердцем поднялся на пятый этаж и с четвертого раза попал ключом в замочную скважину.
– Мог бы сначала и позвонить, – обиженно протянули с кухни. – Предварительно по телефону или хотя бы в дверь.
Я рванулся на кухню и обнаружил нарколога, который сидел за прибранным и даже обтертым обеденным столом и в одну харю глушил водку из той самой энзэ-бутылки, закусывая яичницей. На Анатолии Валентиновиче болтался пестрый фартук. Очки запотели. Он откинул голову назад, и захохотал, и крикнул: