х — совсем не было времени, не было времени, и точка. Но когда на город опустился вечер и весь запас света был израсходован, семьи расходились по домам все равно вместе, обычно парами: большие держали за руку малышей, а старики плелись позади.
На следующий день, когда она пришла на работу, там как будто все переменилось.
Даже мухи избегали ее — уже и они ее раскусили.
Расс уфюмо работал за своим прилавком. Передавая Мэри тарелки, он прятал глаза. Так работать было дико тяжело. Мэри уронила тарелку на пол — и яичница беспомощно забарахталась в мешанине помидоров и осколков. Убирая мусор с пола, Мэри украдкой взглянула на отражение Расса в стеклянной створке — мстительная ухмылка прорезала его толстоносое лицо. Даже Алан поздоровался с ней весьма прохладно. Она больше не чувствовала на себе его теплого взгляда, а когда вдруг нервно поворачивалась к нему, он всегда смотрел в другую сторону, как будто презрительно посмеиваясь над ней со всеми ее несчастьями. Я этого не выдержу, мучилась Мэри. Это нестерпимо. Что надо делать, когда что-то становится настолько невыносимым?
Через пару часов Мэри все еще билась в одиночку среди грязной посуды на закоптелой пожелтевшей кухне. Ее мысли бились, будто тоже забрызганные помоями. За что ее так возненавидели? Должно быть, это все из-за приюта. Неужели так непристойно там жить? Эта часть жизни, наверное, проникает повсюду и отравляет все остальное. Или все дело в книжках?! Вернувшись накануне вечером в приют, она обнаружила, что миссис Пилкингтон безо всяких объяснений изъяла четыре книги из тех, что принесли ей друзья. Две остались нетронутыми: «Бритг» и «Введение в менеджмент». Мэри не имела представления, насколько это серьезно и что ей надлежит делать в сложившейся ситуации. Затем ей в голову пришла мысль, от которой она вся покрылась жаркой испариной. Неужели ее раскусили? И теперь все знают ее тайну? Простите, простите, простите, причитала она, продолжая мыть посуду. Мухи непрестанно жужжали вокруг, в беспокойстве увеличивая радиус облета. О, какая же ты гадкая и мерзкая, думала она. Какая ты мерзкая, если даже мухи тебя избегают.
Как только часы пробили полдень, в каморке Алана зазвонил телефон. Она слышала, как он невнятно, приглушенным голосом произносил слова благодарности. Мэри почувствовала, что в соседней комнатушке наступило временное затишье. Она обернулась и увидела, что Расс вовсю пялится на Алана, который появился в дверном проеме с пристыженной улыбкой на лице.
— Все в полном порядке, — сказал он, — У нас для тебя есть свободная комната, если хочешь. Просто будешь платить свою долю общих расходов, а мебель там уже вся есть. Можешь хоть сейчас переезжать. Это что-то наподобие чердака.
— Чердака? — возмутился Расс. — Да это же самая настоящая мансарда, приятель, самый что ни на есть гребаный пентхаус, ядрена вошь.
— Ну как? — продолжил Алан. — Подходит?
— Да, замечательно, — прошептала Мэри и заплакала.
Это были слезы облегчения, но не только. Теперь она точно знала, что в ее восприятии других людей когда-то произошел сбой.
— О, зафонтанировала, — пробормотал Расс, — Только послушайте!
Алан и Расс одновременно кинулись к ней. Алан взял себя в руки и потому был вынужден наблюдать, как проворный Расс уверенно сжимал Мэри в объятиях.
— Ну чего ты, Мэри… — уговаривал он ласково, — Оставь угрюмство. Я всегда держу пару комнат про запас для своих цыпочек. Когда вырисовывается новенькая — вот ты, например, — я избавляюсь от старой. А как же? Догадайся, чья очередь валить в этот раз? Экберг[15]. Хотя она по-любому уже не такая гибкая.
— Вообще-то это что-то типа сквота, — дрожащим голосом добавил Алан. — Но такой организованный сквот, понимаешь.
— Славное местечко, — увещевал Расс. — Давай,
Мэри. У нас тебе будет в тыщу раз круче.
* * *
Правда, будет? Ты действительно так думаешь?
С квоты — это дома, принадлежащие богатеям, куда вселяются и живут бедняки, пока богачи не обращают на это внимания. Некоторые сквоты — настоящие притоны хиппи, но есть и вполне уютные — если ты, конечно, готов терпеть все эту чертову неопределенность. Кое-какие сквоты практически легальны. Люди всерьез готовы объединяться и жить сообща.
И все же там вечно что-нибудь происходит, и никто не в силах этому помешать. Этажом ниже кто-то не может поделить бутылку молока, ссорится из-за того, кому когда пользоваться ванной и кому оплачивать очередной счет, — все как везде. А тем временем сверху, через другое окно, слышно, как кто-то явно задыхается, потеет, горит, — и уже на следующую ночь весь дом оглашается воплями. Никто не в силах этому помешать, никто не может избавиться от неприятностей. И все в любую минуту может полететь к чертям, ведь так легко полететь к чертям, когда живешь на краю.
Не хочу, чтобы Мэри во все это впутывалась. Я против того, чтобы она оказалась в этой зоне риска со всеми ее тюремными пайками, больничными койками и очередями за баландой, исправительными заведениями для девиц преступивших, приютами для девиц заблудших и закрытыми заведениями для девиц с приветом. Не желаю, чтобы она оказалась в команде всех этих глубоководных ныряльщиков. Она тоже может пуститься во все тяжкие: чем черт не шутит. Может надломиться и разбиться вдребезги. Как хрустальный бокал, на котором кто-то ухитрился сделать ножичком слишком глубокий надрез. Она в одиночку шагает по краю бездны.
Да и я тоже, или мне порой так кажется. Когда шагаешь по краю бездны — чувствуешь, как почва уходит из-под ног, слышишь, как где-то рядом скрипят готовые в любой миг обвалиться незримые стены, как трещит над тобой низкий купол небес. Где-то совсем близко идут другие, но ты их не видишь. Ваши траектории никогда не пересекаются, никогда. Линии надлома не пересекаются, никто не маячит на горизонте, каждый шагает по своему краю пропасти в одиночку.
Знаю, это я все с ней устроил, признаю свою вину. Но ты только посмотри, что она со мной сделала.
Посмотри, что она со мной сделала-то.
Глава 12 Бедный призрак
Тем же вечером ребята забрали Мэри из приюта в свой сквот.
В тот день приют клокотал, то затихал, то снова бурлил. Так происходило всегда, когда у кого-то что-то случалось. А в приюте это совсем не редкость: примерно раз в три дня у кого-нибудь обязательно что-нибудь приключалось. На сей раз это была Труди. Она вступила в схватку с мужчиной и потерпела поражение. И дело не ограничилось словесной перепалкой. Малый сломал ей нос и выбил два передних зуба, тогда как на ее счету не оказалось ни одного серьезного очка. Она лежала на кровати, в тюрбане из марли, а Мэри паковала чемодан. Теперь Труди тоже будет вынуждена съехать: любое происшествие, и девушек просили на выход. Труди не знала, куда податься. Это выглядело вполне разумным — выставлять девушек, попавших в историю: у тебя здесь неприятности — попробуй в другом месте. Ведь как раз неприятности такого рода и довели тебя однажды до приюта. И раз уж они, эти неприятности, притащились сюда за тобой, то они тебя не покинут, пока ты не покинешь этот приют.
— В другом месте тебе будет лучше, — убеждала Мэри.
— Да? А тебе с какого хрена знать?
— А разве где-нибудь может быть хуже, чем здесь?
Труди промолчала.
— Надеюсь, у тебя все будет в порядке, — сказала Мэри.
— Честно?
— Честно.
— Как же, как же, — протянула Труди.
Мэри могла бы сказать еще что-нибудь, но, встретившись взглядом с Труди, поняла, что та уже далеко, по ту сторону.
Хани проводила Мэри наверх. Мэри должна была попрощаться с миссис Пилкингтон и оставить ей свой новый адрес.
Тем временем Расс с Аланом нетерпеливо переминались в коридоре. Им обоим здесь совсем не нравилось — и это бросалось в глаза. Рассу еще больше, чем Алану. Мэри постаралась покончить с формальностями как можно скорее.
— Ну что ж, удачи тебе, — угрюмо напутствовала миссис Пилкингтон. — Там с тебя еще кой-какие деньги причитаются, но я полагаю, твой друг и благодетель об этом позаботится.
— А кто он, мой друг и благодетель? — спросила Мэри, с нетерпением ожидая услышать его имя.
— Тот, кто платил за твое содержание! Ты что думаешь, мы тут пуговицами рассчитываемся?
— Но как его зовут?
— Это ж сколько их у тебя, благодетелей-то? Ну и девицы… Его зовут мистер Принц. Это имя тебе что - нибудь говорит, Мэри?
Она попрощалась с Хани в коридоре. Хани сказала Рассу, что у него красивые глаза. Расс игриво отмахнулся и взял чемодан Мэри.
— Мэри счастливая, что у нее такой красивый сильный мужчина, чтобы жить с ним.
— Усекла? — обрадовался Расс, — Слушай, что говорят.
Слова Хани обрадовали Мэри. Они послужили им — точнее, Рассу — темой для разговора по дороге к сквоту. Сама она совершенно ничего не имела против обычных безысходных и беспросветных завес молчания, частенько повисавших между ней, Аланом и Рассом. Однако Алану и Рассу они были совсем не по душе, особенно Алану. Порой такая зияющая тишина вынуждала его произносить первые попавшиеся слова, только б нарушить молчание, после чего еще несколько минут он мучительно пытался их как-то связать и придать им хоть какой-нибудь смысл. Мэри чувствовала себя спокойнее, когда Алан возвращался к проблемам собственной шевелюры, а Расс тихо переживал свои тайные невзгоды, которые тоже, по-видимому, никогда не оставляли его в покое.
— Девуля, у тебя начнется совершенно новая жизнь, — убеждал Расс. — Я тут поразмыслил, и, в общем, если ты будешь паинькой, то, может, и удостоишься счастья ублажить моего большого друга…
— Ра-а-с-с… — промычал Алан и выдернул очередной клок из головы, — Нет, — хрипло добавил он, повернувшись к Мэри, — с тобой там будет просто чудно.
Чудно и оказалось.
Сквот представлял собой длинный узкий дом, стоящий на оккупированной детворой дороге, которая заканчивалась тупиком. Здесь можно было парковать машины, но они, едва приехав и недоверчиво осмотревшись, сразу же уезжали. Они прекрасно понимали, что подлинные хозяева этой улицы — необузданные орущие дети. Дом был наполнен совершенно обычными людьми — хотя именно самые заурядные персонажи и оказываются на поверку до жути странными, с потаенными мечтами и пороками. Во всяком случае, так думала Мэри. Надо только быть повнимательней: дай им время, и они тебе в