Боевик лежал, привалившись к Саше правым боком. Конвульсии уже закончились, и теперь у него изо рта текла густая кровь.
— Будешь всех так кончать, скоро вдвоем останемся, — довольно громко произнес Стольников, заглушая звуки движения своей руки, ныряющей в карман брюк мертвого боевика.
— Много болтаешь, — предупредил, не отводя взгляд, Алхоев. — Мы еще не договорили, забыл?
— Кончай языком болтать, — разозлился капитан. — Нашел время выяснять отношения.
— Выяснять будем потом, — пообещал Алхоев, — сейчас просто дату намечаем.
— Нам сейчас наметят по девять граммов на тело, — отозвался Стольников.
Он усмехнулся, развернулся и пополз дальше, радуясь не тому, что закончен глупый разговор, а плоскому «генеральскому» «ПСМ», переместившемуся из кармана брюк убитого боевика в карман его куртки. Где взял эту «хлопушку» бандит, непонятно. Тяга горцев к оружию невероятна, но «ПСМ» на войне смешон. Как бы то ни было, пристрелить из него можно быстро и уверенно. Тем более что в кармане куртки он не виден. Было бы хуже, если бы у боевика в кармане лежал «стечкин», — вынимать такой Саша не решился бы ни за что.
Стрельба стала рассеиваться, рассредоточиваться, часто загрохотали ручные гранаты — много гранат, слишком много, чтобы не догадаться о том, что столкновение распределилось по очагам, и теперь противоборствующие стороны находятся на расстоянии тридцати-пятидесяти метров, на расстоянии броска гранаты…
Однажды рвануло так, что Саша невольно обернулся. В небо от того места, где стоял уже невидимый за высокой травой приговоренный дом, взметнулись густые оранжевые, с черным дымом, клубы. Видимо, где-то в подвале стоял бак с горючим. Стоял… А потом взорвался.
Два или три раза громыхнули ручные гранатометы, и Стольников, обернувшись, увидел, как над лесом, в уже невидимой деревне, начался пожар. Это горело последнее пристанище Алхоева. Смерть, достойная воина — в бою, смерть позорная — вне кладбища и без отпевания… Смерть без памяти, без могильного холма, без креста, смерть человека, единственным доказательством существования которого на земле будет отныне являться тот, кто продолжал сейчас ползти по холодной земле на запад. Этим доказательством был Александр Стольников, капитан внутренних войск, командир разведвзвода батальона. Человек без прошлого и будущего. Человек без настоящего.
13
Они ползли мучительно долго. Когда бандиты начинали за спиной Саши устало сопеть, как паровозы перед станцией, он останавливался, дожидался, пока они поравняются с ним, выжидал минуту, после чего снова двигался в путь. Его, разведчика, бесили звуки, которые издавали эти головорезы. Любой треск, шорох или скрип металла в разведке означали обнаружение, а затем смерть. Группа обнаруживалась благодаря одному-единственному идиоту, который либо плохо обмотал антапку на автоматном ремне, либо уложил в десантный ранец фляжку рядом с запасными магазинами.
Стольников всегда готовил свою группу тщательно, проверяя каждую мелочь. Все начиналось с построения и демонстрации содержимого ранца. Первое, что он делал, это выбрасывал из каждого ранца по одной из банок тушенки и велел брать вместо нее лишний автоматный магазин.
Никакого бритья перед выходом. Бритое лицо при луне блестит. Главное перед выходом было, конечно, оружие. Особое место при подготовке группы к выходу занимала звукоизоляция. Капитан лично брал в руку каждый из автоматов и тряс его за ремень. Идеальным считалось, когда при таком трюке оружие издавало только шум в воздухе. Следующим этапом была проверка ножей. Каждый из разведчиков сначала медленно, а потом быстро вынимал оружие из ножен. При этом не должно было быть слышно ни звука. Даже тоненький скрип, напоминающий движение бритвы по щеке, вызывал у Стольникова раздражение, и он отправлял бойца смазывать нож свиным салом.
Ни один из группы не выходил на боевое задание в группе Стольникова в новой обуви. Разведчик мог натереть ноги, или обувь могла в самый неподходящий момент начать скрипеть.
Эти же пятеро за его спиной издавали такую какофонию, что Стольников стискивал зубы, чтобы не выматериться от всей души. Конечно, не об их жизнях он беспокоился, появись возможность, он отнял бы эти жизни у бандитов не раздумывая. Но пока они живы, и пока Алхоев в опасности, есть шанс выяснить правду об отделении…
«Только бы не упустить момент, когда минует опасность, — думал он. — Иначе Алхоев тут же перехватит инициативу. Пока же он в опасности — козыри у меня…»
Через полчаса передвижения стало ясно, что засада, если таковая и была на их пути, осталась за спиной. Но капитан был уверен в том, что ее, вообще, не было. Костычев посчитал излишним ставить заслон на рубеже, который, по их мнению, бандиты никогда не выберут для отступления: чистое поле за домом, туман, пронизанный лучами начинающего всходить солнца.
А туман тем временем стал подниматься и теперь висел густой полосой меж влажной, пропитанной осенней росой травой и верхушками деревьев. Он уже не помогал маскироваться, но Стольников все равно запретил вставать.
— Да сколько можно, маршала-баршалла, — хрипел кто-то невидимый за его спиной, но не Алхоев и не Дага. — Час уже ползем, как ящерки!
На войне после этого метрах в двухстах раздается выстрел, и говорящий замолкает на полуслове, поймав пулю в лоб.
Но не бывавший ни разу в боях Костычев лопухнулся, на то Саша и рассчитывал. Посчитав, что спецназ ФСБ гораздо умнее оголтелой банды, чекисты промазали. И были в чем-то, наверное, правы. Откуда им было знать, что основную кучку головорезов Алхоева будет выводить из окружения боевой офицер, профессиональный войсковой разведчик?
Когда звуки за спиной затихли окончательно, когда не стал виден даже дым от догорающего дома, когда солнце окончательно рассеяло туман, Стольников отвалился на спину и, ощущая, как жар на спине начинает успокаивать ледяная утренняя роса, посмотрел в небо. Оно было голубым, безоблачным и веселым, что совершенно не соответствовало его настроению.
— Курить будешь? — прохрипел один из боевиков, протягивая Саше пачку «Мальборо».
От этого предложения Стольников почувствовал тошноту. Брать что-то из руки убийцы было выше его сил.
— Не курю.
— Разве? — косо посмотрел в его сторону Алхоев.
Все шестеро сидели в тесном кружке, кто-то хлебал из фляжки воду, кто-то ждал своей очереди и, не теряя времени, прикуривал. Послышался хруст и лязг — двое рядом с капитаном с тяжелыми придыханиями вскрывали ножами банки с тушенкой.
— Тогда, может, выпьешь? — проговорил один из бандитов, и в руки Стольникова полетела фляжка.
Поймав ее на лету, капитан швырнул обратно.
— Не пьет, не курит, — весело, почувствовав неожиданно наступившую свободу, хохотнул один из бандитов, — может, ты еще и на баб не лазишь? — спросил он и довольный своей шуткой расхохотался.
— Зачем ему баба? У него в бригаде денщик есть, — вторил ему другой. — Мне говорили, что даже очень недурной денщик!
Он хотел еще что-то добавить, но не успел. Стольников быстро дотянулся до «АКС» сидящего рядом боевика, одним движением отсоединил от него магазин и резко — в воздухе раздался лишь хлопок рукава его куртки — махнул в сторону говорящего.
Послышался хруст, магазин взметнулся вверх, упал в траву, и бандит с дымящейся меж пальцев сигаретой рухнул на спину, прервав свою речь на полуслове.
Угодив в висок, магазин убил шутника мгновенно.
— Да он, сука, перебьет нас всех! — с этим криком двое из сидящих, рванув ножи, взметнулись с земли в сторону Стольникова.
— Сидеть! — не двигаясь, угрожающе прохрипел Саша. — Перережу! Если бы не я, вы бы уже давно во всем белом на арфах играли!
Капитан был прав, и бандиты остановились. А быть может, весу словам странного спутника придал окрик Алхоева.
— Если кто худое слово еще хоть раз бросит — убью, — пообещал Стольников. — Я вас не трогаю. Пока. И вы меня пока не трогайте. А насчет «перебьет» — припомните, что я с вашим товарищем раненым делал и что с вашим товарищем сделал Алхоев. И кто вас от ФСБ увел — тоже помните. А ты, вижу — капитан развернулся к Алхоеву, — не очень-то спешишь назвать ориентиры, по которым я должен вывести вас к схрону.
Отбросив в сторону окурок, Алхоев приподнялся и присел на корточки. По лицу его струился обильный пот.
— Три километра на северо-восток. Русское кладбище.
— Русское кладбище? — переспросил Стольников.
— Да, там горожане хоронят своих. Пошли! — Полевой командир поднялся. — Вага, возьми его и держи на прицеле!
— Не торопишься?
— В смысле? — огрызнулся Алхоев, прекрасно понимая ход мысли капитана.
— Алхоев, сейчас чекисты будут прочесывать каждый участок местности на предмет вышедших из окружения боевиков. Им нужен керий! А пока в живых есть хотя бы один, кто знает о нем, они не успокоятся! Послушай, мне решительно плевать на этот схрон! Меня интересуют мои люди! Но в силу обстоятельств я вынужден заботиться о ваших шкурах! Кажется, я уже продемонстрировал вам свою вынужденную преданность. Быть может, вы послушаетесь меня и во второй раз?
— Говори, — разрешил Магомед, проверяя оружие, — предатель.
— Я тебе не предатель, гнида, — кровь прилила к лицу Стольникова. — Я русский офицер, вынужденный дышать гнилым воздухом в вашем окружении! Я нужен вам так же, как вы нужны сейчас мне! А потому давайте договоримся раз и навсегда! — я выведу вас и приведу, куда нужно! А ты сейчас назовешь место, где находятся мои люди!
— Вот как! — снисходительно заметил Алхоев, настроение которого заметно улучшилось после удачного бегства из западни. — Что же еще, предатель?
«Не нужно было сейчас требовать, — остановил себя Саша. — Не время. Я только взбесил его. Нужно ждать, когда появится удобный момент». Подумав, как ответить на вопрос, чтобы Алхоев не догадался о ходе его мыслей, он бросил:
— А еще вот что. Если я услышу дурное слово о себе, я эту глотку перережу.