— Да. Нужно.
Пловцов тащил Айдарова и молчал, хотя было понятно, что вопрос остается открытым.
— После того как мы выйдем из лабиринта и окажемся под Ведено, мне нужно будет связаться с Зубовым.
— Командиром бригады?
— Именно. Нам всем необходимо исчезнуть.
— Как исчезнуть? — ошеломленно выдавил сначала Пловцов, а вслед за ним и Ключников.
— Можете хлопнуть в ладоши, можете произнести что-нибудь вроде «лонца-дрица-гоп-цаца» и махнуть палочкой. Как угодно. Но сразу на выходе под Ведено мы еще некоторое время будем вместе. Отлежимся, залижем раны, а после разойдемся, чтобы уже никогда не встретиться. Добираться каждый будет самостоятельно.
После этих слов наступило молчание, и продолжалось оно до тех пор, пока не пришло время разделиться.
— Мы продолжаем путь к водопаду. Вы заберите Маслова и приходите туда же. И ни в коем случае не рассказывайте горожанам, куда идете.
— Что же сказать горожанам? — пробормотал Пловцов, который до сих пор находился в недоумении. — Куда мы его понесли?
— В надежное укрытие. А я и моя группа — погибла. Вы — единственные, кто уцелел. Ненароком упомяни, что прибор, который мог вывести нас наружу, уничтожен выстрелом. И теперь вы подадитесь на север в поисках людей. Здесь опасно. Ясно?
— Зачем это?
— Они потратят много времени, чтобы найти вас здесь. Мы же уйдем, и у нас будет резерв времени. Это все.
— Мы идем, — решительно заявил Пловцов. — Но… Саша. Ты не бредишь?
— Нет. Мы вляпались в правительственную программу по изучению нового оружия массового поражения. И теперь нас нужно немедленно устранить. После чего восстановить завод и продолжить работы. Место Алхоева, не справившегося с заданием, займет другой полевой командир. А нас уничтожат, потому что много знаем.
Через десять минут Стольников оторвался от группы и догнал ее только через полчаса, у самого водопада. Туда же через час, двигаясь по «зеленке», прибыл Пловцов с группой. Маслов был по-прежнему без сознания. Но невозможно было не заметить среди вернувшихся из крепости еще одного человека.
— Что это значит? — коротко поинтересовался Стольников.
— Это Ольга, — так же коротко объяснил Пловцов.
— Я вижу, что это Ольга! — глядя исподлобья, заметил Саша. — Я спрашиваю, что это значит.
— Сань, прошу тебя… — тихо произнес, тая улыбку, штурман. — Это же… как это называется?..
— Любовь? — подсказал Ермолович.
— Да, это любовь, — согласился Пловцов.
— Наш пострел везде поспел, — с досадой произнес Стольников. — Она идет с нами.
Ольга подошла к Ключникову, и тот, сделав шаг навстречу, прижал ее к себе.
— Глазам не верю, — прошептал он.
— А я — верю, — ответила она.
— Ты имеешь хотя бы отдаленное представление о том мире, в который мы возвращаемся?
— А ты ей для чего? — спросил Стольников, и бойцы вразнобой и скабрезно хохотнули.
— Заткнитесь, — посоветовал Ключ.
— У нас мало времени, мало сил, — Саша скинул с плеч тяжелый баул и туго перемотал тряпкой навигатор. — Нам нужно снова нырнуть в тоннель и оказаться в лабиринте. Но существует проблема. Навигатор работает в коридорах Алхоева и Костычева, а об этой дороге они не знали. Как поведет себя прибор, мне неизвестно.
— А зачем вам я, спрашивается?
Все посмотрели на Шурика, присутствие которого в группе было почти незаметным. Оказавшись в эпицентре войны, недавний выпускник космического вуза был потрясен. Стольников смотрел на него всю дорогу и понимал, что если не удастся вернуться быстро, если группа заплутает под землей, Шурик окажется обузой и источником паники. Поэтому эти слова он, как и все, встретил с удивлением.
— А зачем нам ты, спрашивается? — трогая поврежденное плечо, уточнил капитан.
— Да, — подхватывая, встрял Жулин. — Зачем ты нам?
— На кой черт ты нам нужен? — произнес Ключников.
— Да пошел ты к черту! — воскликнул, подхватывая, Айдаров.
— Заткнитесь! — рявкнул Шурик. — Заткнитесь все! Я — лейтенант российской армии! Морду набью!
— У-у-у… — протянул восхищенно Крикунов. — Вот это по-нашему.
Все расхохотались.
— Ну, так скоро увидим, на что ты способен, — сказал Стольников, с иронией посмотрев на Ждана, и первым спрыгнул в холодную воду.
Она обожгла его и отрезвила…
Когда вытянули Маслова, оставалось дождаться Айдарова. Но вскоре появился и он. Фонарей не было, но свет из тоннеля еще позволял видеть друг друга. Пока Ждан разбирался с прибором, Саша подошел к баулу и поставил на него ногу.
— Здесь то, что позволит вам оторваться от привычной жизни и исчезнуть для знакомых навсегда. Вы должны сменить фамилии и не появляться по адресам, где бывали ранее. Приказать потеряться для родных я вам не могу, но помните, что никто из вас сейчас не имеет права говорить о своих планах. Никто из вас не должен знать, куда уедет и чем займется каждый из нас. Сообщение о своих намерениях в этом лабиринте является смертным приговором тому, кто это сделал. До конца ваших дней вас будут преследовать спецслужбы страны, — помолчав, Стольников добавил: — Когда мы разойдемся в разные стороны, единственное, о чем я вас прошу…
— О чем? — взволнованный этими словами командира, машинально бросил Мамаев.
— Каждый четверг вы должны покупать газету «Доска объявлений». Если среди объявлений юридических услуг вы увидите объявление: «ООО Стольников» требуется юрист, зарплата невысокая», знайте, что мне нужна ваша помощь. После этого вам останется только купить билет до Москвы и подняться на второй этаж ЦУМа. После появления объявления я буду ждать вас там в течение трех дней с одиннадцати до двенадцати часов. Это все. А сейчас лейтенант Ждан нас выведет на свежий воздух.
Послышался короткий стон, и Ермолович бросился к Маслову.
— Масло! Масло! Ты глаза открыл! — Ермолович рассмеялся. — Он пришел в себя, разведка!
Стольников упал перед ним на колени и схватил лицо бойца руками.
— Дорогой мой! Сукин ты сын! Ты очухался?!
— Командир… — прошептал Маслов. — Пить…
Зачерпнув кепкой воды из тоннеля, Пловцов помог бойцу напиться.
— Мы не сгорели? — прошептал Маслов.
— Где не сгорели, старик? — спросил Стольников.
— Вертолет упал… Я помню, все горело кругом.
Некоторое время в лабиринте стояла оглушительная тишина.
— Масло, — пробормотал, наконец, капитан. — Чур, не я буду тебе рассказывать…
В лабиринте раздался оглушительный хохот.
— Выберемся мы или нет, я хочу, чтобы вы знали главное…
Саша поднялся и отошел от баула.
— Вы все — герои. И я горжусь, что служил с вами. Чтобы ни случилось со мной после, до конца дней я буду помнить о вас и любить. Всех. Каждого. Нам пора.
16
Саша подхватил кейс и направился в уборную. Оказавшись в туалете, он машинально осмотрелся. Трое у писсуаров, двое в кабинках. Этой публике сейчас не до его манипуляций. Притворив за собой дверь свободной кабинки, он поставил на стульчак кейс, осторожно открыл его и еще раз осмотрел содержимое. Керий. Зубов похлопотал — на границе его выпустят без проблем. И без проблем его встретят в Германии. Кейс прокатится мимо монитора сотрудника таможни, мимо ФСБ, люди, видящие содержимое чемодана, даже бровью не поведут. Все документы в порядке. Вынув «вальтер», Саша защелкнул замки чемодана. Приподнял крышку сливного бачка и опустил в него пистолет. «Вальтер», выпустив с десяток пузырей, замер на дне.
Он понимает, что заряженный ствол может оказаться в недобрых руках, но у него нет иного выхода. Радует лишь, что крышку поднимать будет не пассажир — ему незачем ремонтировать сломанный унитаз, первым пистолет, скорее всего, увидит уборщица или сантехник. Этим ствол вроде как тоже не нужен…
Убедив себя в том, что пистолет обязательно сдадут в милицию, Саша успокоился. Можно было избавиться от него по дороге в аэропорт, но по старой привычке он не хотел избавляться от оружия до того момента, как начинал чувствовать себя в безопасности. Конечно, зал ожидания в аэропорту в час аврала — не самое безопасное место, однако во всем нужно знать меру. Подойдут сопляки-сержанты и скажут без задней мысли: «Предъявите багаж к осмотру», — и никуда не денешься, попробуй начни заявлять о своих конституционных правах…
Сняв с подвески на стенке кабинки рулон туалетной бумаги, Саша взвесил в руке. То что надо.
Невероятно, но больше всего ему хотелось выпить. Подойти к барной стойке и попросить стакан русской водки в запотевшем стакане. Жахнул бы! Жахнул — с удовольствием и рассмеялся!
Думай он о чем-то другом, возможно, он и оказался бы через минуту там, где намеревался быть — рядом с Жулиным. Но аэропорт и близость свободы настолько опьянили его, что он совершил ошибку, которую никогда бы не позволил себе совершить еще полчаса назад.
Он вошел в зал не как беглец, а как пассажир. Он двигался по залу с невидящим взором, распознавая перед собой лишь конечный пункт следования…
Он прошел по общему проходу первый ряд кресел и едва оказался в пространстве меж вторым и третьим, мужчина, сидящий с краю, резко опустил газету — название ее «Москоу Ньюз», мелькнув, исчезло — и уставился на Стольникова ясным взглядом серых глаз…
Оставшись один, Жулин долго не мог справиться с волнением. Одно дело, когда пальба в «зеленке» и пули свистят рядом: все привычно и естественно. И совсем другое — когда пытаешься быть равнодушным ко всему среди своих. А именно этого состояния требовала от него ситуация. Стольников, уходя, сказал: «Сиди спокойно и не дергайся. Не смотри собачьим взглядом, просто зевай и рассматривай киоски». Иногда Стольников, казалось Жулину, поступал, как мудрый, проживший долгую жизнь старец, но подходил момент — и ему начинало казаться, что этот статус чересчур тяготит капитана. И тогда Стольников начинал поступать, как мальчишка. Ну, зачем ему понадобился этот дурацкий пистолет?! Проблем мало? Можно было предположить, что он забыл о нем, и теперь изворачивается, но ведь доподлинно известно, что капитан не врет никогда! «Ой, я забыл ствол спрятать!» Ну конечно! Стольников забыл о пистолете! Ха-ха. Значит, помнил! Помнил всю дорогу и тащил в кейсе пистолет, за одно наличие которого в личных вещах могут тут же скрутить руки!