В этот момент Стольников, который торопился к «вокзалу» НИИ, почувствовал, как сердце сжалось…
Первое, что хотел сделать Ждан, когда выскочил из воды почти по пояс, это уснуть. Прямо в воде. Но он отогнал от себя это желание спокойной и безболезненной смерти и, с налитыми кровью глазами и белыми губами, заставил себя из последних сил выползти на камни, опоясывающие бассейн водопада. Сверху лилась вода, его глушило звуком, но полковник упрямо карабкался на камни. И когда понял, что обратно уже не свалится и не утонет, несколько раз вздохнул, наполняя легкие свежим воздухом, и позволил себе закрыть глаза. Теперь в легких есть кислород. Он не позволит мозгу отключиться.
Он вздохнул еще раз, еще и провалился в забытье…
Через час, чувствуя себя разбитым, он пришел в себя. Вытянул из подземелья рюкзак, достал из него бутылку воды, напился. Некоторое время сидел, слушая шум воды, неподвижно, а потом рассмеялся. Он спасен. И – не побежден.
Глава 15
«ЗИЛы» в пыльном тумане появились первыми и остановились в трехстах метрах от входа в тоннель, где Жулин расположил группу для последнего боя. Следом, как чертики из преисподней, один за другим выскакивали из серой пелены квадроциклы. Еще не села пыль, а боевики уже покинули транспорт и разбежались в стороны, перекрывая дорогу фронтом шириною около пятисот метров. Фланги были развернуты в сторону разведгруппы, так что ни у кого не оставалось сомнений – осада глухая.
В это мгновение прапорщик осознал: группа будет уничтожена в считаные минуты. Он вывел людей к тоннелю, но вход в него был закрыт. Он помнил, что разъезжающиеся в стороны створки не меньше тонны каждая и управляет ими мощный механизм. Эту дверь нельзя пробить выстрелом из танковой пушки, не говоря уже о ручной гранате, если бы она и была у разведчиков. Остановившись и находясь в трехстах метрах от позиции, чехи спокойно наблюдали, как Жулин отдает приказания, сдвигая на фланги пулеметчиков. Торопиться было некуда.
Досада охватила прапорщика. Те шесть или семь часов, что группа шла без отдыха, без пищи и сна, боевики были заняты игрой в нарды и поглощением запасов провизии в «Мираже». И было понятно, что спали они, сколько хотели. И теперь сотня отожравшихся, хорошо выспавшихся, хорошо вооруженных бандитов со снисходительным спокойствием наблюдала, как суетились заросшие, давно позабывшие вкус чая и мяса разведчики.
Громкоговорителя у боевиков, по-видимому, не было. Иначе они высказали бы свои предложения. Ваххабиты любят предлагать сдаваться в плен, чтобы потом с удовольствием отрезать пленникам головы. Понятно, что о плене и мыслей у разведчиков не было. Томило ожидание начала боя…
«Через сколько они нас сомнут? – думал Акимов. – Через десять минут, через полчаса?»
Те же мысли тревожили всех бойцов.
Жулин видел, как за цепью расположившихся к бою чехов неторопясь отдавал какие-то распоряжения невысокий коренастый боевик с разгрузочным жилетом на голом теле.
– Айдаров, видишь этого фраера?
– Ну как не видеть?
– Он тебе не надоел?
Через секунду раздался глухой хлопок «винтореза».
Боевик, взмахнув руками, повалился на землю.
– Молодец, – похвалил Ермолович. – Сейчас начнется…
Словно услышав санинструктора, боевики вскочили и побежали вперед. Разведчики понимали, что это всего лишь перебежка. Поэтому, едва бандиты оторвались от земли, по разу выстрелили одиночными.
Понять, кто из них попал в цель, было нетрудно. Те, кого пули не зацепили, лежали смирно и головы не поднимали. Те же, кто встретился с пулей, корчились, и разведчики видели руки и ноги, появляющиеся из-за естественных укрытий.
Ответным огнем бойцы были прижаты к земле. Пули свистели беспрерывно и с надрывным стоном за спинами входили в землю и маскировочный грунт. Некоторые попадали в створки тоннеля, и тогда раздавался звон.
– Баскаков!.. – прокричал Жулин.
Особой необходимости корректировать поведение бойцов не было, каждый из них знал, что делать, но Жулин понимал – голос командира в такой ситуации бодрит.
Ухнула пущенная из подствольного гранатомета граната. Не долетев до позиции метров десять, она подняла облако пыли. Вокруг стоял свист такой интенсивности, что страшно было поднимать голову. Но все-таки Жулин, перевернувшись и проверяя, может ли двигаться, находясь за укрытием, прокричал еще раз:
– Баскаков!..
– Слушаю!
– Ты помнишь анекдот про узбеков?
– Не-а!
– А что за анекдот? – вжимаясь в землю под пулями, прокричал Акимов.
– Короче, летят солдаты внутренних войск в самолете домой, а прапорщик выходит из кабины и говорит: «Все, пацаны, приказ другой. Летим воевать…»
Попытка атаки боевиков прервала рассказ… Жулин плюнул и, поймав в прицел «вала» бегущего к нему боевика, нажал на спуск. Бандит рухнул, и ноги его, поспевая за туловищем, согнулись в коленях и взлетели над упавшим телом.
И вдруг вся цепь боевиков, около семидесяти ваххабитов, одновременно поднявшись, бросилась в атаку.
– Твою мать!.. – прохрипел Жулин и повернул голову к бойцам. – Огонь!..
Он поднял голову, осмотрел позицию. Оружие бойцов работало без остановки. Прапорщик с горечью думал о том, что произойдет, когда винтовки перегреются. Оставалась надежда на «боровы». «М60» стучали как станки в заводском цехе, валили бандитов и поднимали смерчи пыли в шеренге наступающих. Кончатся патроны – о них можно будет забыть и взяться за винтовки. Но это – две винтовки. У остальных к тому времени забьются сажей каналы стволов и стволы начнет рвать и раздувать. Были еще пистолеты, но это – для ближнего боя. Как и ножи…
Жилет Акимова был сорван с одного плеча пулей. Снаряжение съехало набок от постоянных резких движений, и вынимать новые магазины было неудобно. Изловчившись, лейтенант перевернулся на бок, расстегнул молнию и скинул жилет.
– Стольников придет! – прокричал Олег, не веря в то, что говорит. – Держаться!
Он знал: Стольников, скорее всего, погиб. Не будет и помощи. И здесь, и в Обычной Чечне их окружают только враги. Если кому-то и придет в голову проверить вход, у которого сейчас бьется насмерть разведгруппа, то через пару дней это сделают, не раньше. Но, скорее всего, их будут добивать ножами вот эти ублюдки, которым не оказалось места на земле… Отрежут головы тяжелораненым, поиздеваются всласть над оставшимися и, в конце концов, прикончат и их.
Сколько времени прошло с той минуты, как ушел майор? Семь часов? Восемь? Он посмотрел на часы. Девять. Скоро начнет смеркаться. Темнота оттянет гибель на некоторое время. Если бы Стольников мог, он бы уже пришел.
Жулин поднял винтовку и перекатился. Стрелять было невозможно – кровь заливала лицо, мешая вести прицельный огонь. Одна из пуль рассекла кожу на голове и задела, по-видимому, сосуд. В отчаянии и злобе он перекатился на спину, направил в сторону боевиков винтовку и расстрелял магазин одной очередью. Это был последний магазин. Когда патроны закончились, бросил «М16» и стянул со спины «вал».
Пока укладывался, пригибая голову, передергивал затвор, обратил вдруг внимание, что с позиции огонь ведется только из одного «М60». Работал пулемет Мамаева. Почему молчит второй?!
– Баскаков?! Баскаков!..
– Да здесь я, здесь!.. Заклинило, сука!.. Долбаные янки, не могут нормальный ротный пулемет сделать!..
– Русский ванька, сдавайся!.. – донеслось до Жулина. Вместе с этим криком пришло понимание, что боевики прекратили огонь. И вторая мысль – они продвинулись вперед метров на двести. Это значит, что между разведчиками и бандитами – сотня шагов.
– Зачем умирать?! Бросай оружие!
– Аллах акбар! – добавил кто-то из боевиков.
Третий голос предложил резать русских свиней.
И вдруг Жулин, надеявшийся на передышку, услышал грохот «борова» Баскакова. «Черт возьми! – пронеслось в голове прапорщика. – А могли побазарить с чехами пяток минут и по очереди оружие почистить!»
– Я тебе, сука, дам – бросай оружие! – орал сержант, превращая выбранную прицелом позицию боевиков в пыльное месиво. – Я тебе, сука, дам русского ваньку! Пидор безмозглый!..
Снова раздался грохот, и снова засвистело вокруг. Словно за спиной прапорщика стоял Краснознаменный хор Московского военного округа, и четыреста бравых свистунов выдавали ему в самое ухо трели соловьев. Пуль, казалось, и не было. Только – свист. Неугомонный, мерзкий, беспрестанный…
На самом деле пули были, и они были вполне реальными. Они гремели горохом по дверям за спинами бойцов и срывали кусками искусственный дерн с замаскированного входа.
Вести ответный огонь в такой обстановке не было возможности. Спрятавшись за убогие укрытия – кому досталась кочка, кому – ямка, бойцы ожидали если не окончания стрельбы, то хотя бы временной передышки, связанной с перезаряжанием боевиками оружия.
– Хорошо лежим! – взвыл от досады Ермолович.
А Жулин, вдавив лицо в траву и положив на затылок руки, слушал акцент выстрелов. Работало два вида оружия. Выстрелы из пулеметов, громкие, лающие, сыпались с частотой, при которой невозможно прицелиться. Огонь велся наугад, щедро, патронов у бандитов, видимо, хватало. «Калашниковы» трещали менее агрессивно, но легче от этого не становилось. После каждого свиста над головами разведчиков раздавались дополнительные звуковые эффекты от попаданий пуль, так что бойцы уже и перестали слышать друг друга в общей какофонии звуков.
Прапорщик поднял голову. Чехи снова начали движение. Впереди, странно сбиваясь то на рысцу, то на шаг, мчался широкий в плечах, бородатый чеченец. Жулина он удивил тем, что в каждой руке держал по пистолету. Задержав на боевике взгляд, прапорщик убедился, что ваххабит обкуренный. Либо, как вариант – обколотый. Мутный взгляд и явная неадекватность поведения не мешали ему, однако, стрелять и двигаться. Поражала ловкость, с какой стрелял этот, вооруженный двумя «кольтами», чех. Пусть у него в руках даже два пистолета, но такого мастерского владения оружием – Жулин вынужден был это признать – он еще не видел. Он сбился со счету, считая выстрелы. Чех вскидывал руки, нажимал на спуск, водил пистолетами по одному ему известным траекториям. Из-за этих траекторий невозможно было понять, куда угодит следующая пуля и стоит ли от нее прятаться. После двенадцатого удара пули в стену за своей спиной прапорщик перестал считать совсем.