брасывал полотенце. Теперь у него была солидная должность начальника оперативного отдела в организации, которая на полицейском шведском называлась «закрытый» сектор, причем с точки зрения широты полномочий лучшего места просто не было.
Сам он, впрочем, об этом не думал: занимался подбором ближайших сотрудников, «свободного ресурса», как он его определил. Его лучший друг Бу Ярнебринг взялся ему помочь: сам Юханссон давно не работал в оперативных группах, поэтому был уверен, что за это время выросло немало способной и энергичной молодежи, которую он попросту не знает. С помощью друга он набрал с десяток молодых толковых ребят, и только одно омрачало картину: сам Ярнебринг категорически отказался перейти к нему на службу.
— Мне накладная борода не пойдет, — сказал он. — К тому же я начинаю стареть.
— Дай знать, если передумаешь, — попросил Юханссон.
Все мы не молодеем, подумал он.
— Пока не передумал. Ты мне лучше скажи, что с тобой произошло?
— О чем ты?
— Сколько лет мы знакомы? Мы же познакомились в школе полиции?
— Тридцать лет, — сказал Юханссон.
— Если память мне не изменяет, ты на курсе был самым красным, вернее сказать, единственным красным. Ты же хотел упразднить тайную полицию?
— Раз ты так говоришь, значит, так оно и было, — согласился Юханссон.
Тридцать лет, даже больше тридцати, подумал он.
— Помнится, ты говорил, что такая организация, как полиция безопасности, несовместима с демократическими и справедливыми правовыми органами. Если бы тебя спросили в то время, не собираешься ли ты работать в охранке, могу себе представить результат…
— И что бы я, по-твоему, сделал? — спросил Юханссон, хотя прекрасно знал ответ.
— Дал бы спрашивающему по морде.
— Возможно, — пожал плечами Юханссон.
— И поскольку ты никогда не был особенно силен по части подраться, пришлось бы вмешаться и мне.
— Конечно, — согласился Юханссон. — Я бы только на это и рассчитывал.
— А сейчас ты у них чуть ли не главный! Что же с тобой произошло?
— Сейчас новые времена… — сказал Юханссон.
Будем надеяться, лучше прежних, подумал он.
— Не верю, — заявил Ярнебринг. — Другие времена — это я еще могу согласиться. Но не новые.
22
Само собой, прежде чем решиться на такой резкий поворот в карьере, Юханссон посоветовался с женой. Десять лет назад он, прожив пятнадцать лет после развода холостяком, решил кардинально поменять свою жизнь и, едва миновала неделя страстной любви, сделал предложение. С одиночеством, которое он привык считать своим естественным состоянием, было покончено. Иногда, правда, он тосковал по прежней жизни — после чересчур бурных объяснений или когда ему просто хотелось побыть одному.
Она согласилась, хотя все, что он мог ей предложить, — руку и сердце. Но Ларс Мартин Юханссон умел отличить важное от неважного, поэтому к созданию и укреплению «брачных уз», как он это называл, отнесся в высшей степени серьезно и энергично, хотя иногда это было нелегко. Или так: это не всегда бывало легко, но ведь никто не сказал, что мы, люди, должны жить легко. Когда мы совершаем серьезные поступки, это влечет за собой серьезные последствия — так он считал. Вот и женитьба — как раз такой случай.
— И что ты по этому поводу думаешь, старушка?
— А ты сам что думаешь? — ответила жена вопросом на вопрос с интонацией, которую он терпеть не мог. — Это ведь не я иду в тайную полицию, — добавила она, улыбнувшись и с совсем другой интонацией, которую он очень любил.
— Если бы он пришел с таким предложением двадцать лет назад, я бы вышвырнул его вон, — сказал Юханссон.
Ну и что из того, подумал он, пришел-то он не двадцать лет назад, а позавчера.
— А ты как считаешь: нужна нам тайная полиция? — спросила она с любопытством.
— Конечно нужна, — ответил он, но голос прозвучал неубедительно.
Нужна, подумал он, тайная полиция всем нужна, разве не так?
— Нужна — значит, нужна, — пожала плечами жена. — А раз тайная полиция нужна, а ты превосходный полицейский (и к тому же весьма достойный человек, ведущий весьма достойную жизнь… особенно после того, как мы встретились), то соглашайся.
Чего это она так развеселилась? Никогда не понимал, что у баб на душе. Они не такие, как мы, подумал Юханссон.
— Ты что, меня разыгрываешь?
— Я? Когда я тебя разыгрывала? — спросила она с притворным удивлением. — Кстати, а что Бу говорит по этому поводу?
— Ярнебринг? А почему ты спрашиваешь? Не все ли мне равно, что он говорит?
— Ай-ай-ай, — горестно покачала головой жена, хотя вид у нее был на редкость довольный, — малыш Буссе не играет с лучшим приятелем…
— Он говорит: слишком стар, — объяснил Юханссон.
Опять она его дразнит.
— Хочу тебе кое-что сказать. — Она внимательно на него посмотрела.
Юханссон неопределенно покачал головой и промолчал. Лучше выждать немного.
— Помнишь старый комикс про двух проказников — Кнолля и Тотта?
— Ну, — осторожно выговорил Юханссон.
— Это ты и Бу. Вылитые Кнолль и Тотт. Или их звали Пигге и Гнидде?
— Не помню.
Женщины — совершенно точно не такие, как мы, подумал он. Ему захотелось сменить тему.
— Знаешь что, старушка, — сказал он. — Забудь про это. Что будем делать вечером? Поедим где-нибудь? Сходим в кино? Или, может быть… — Юханссон с улыбкой передернул плечами. Жест не оставлял ни малейших сомнений.
— Сначала пойдем в ресторан: надо же отметить твое повышение, потом в кино — я давно хотела посмотреть один фильм — и только потом… Ты еще и стеснителен, тебе об этом говорили? А потом займемся твоим «может быть». Посмотрим.
— Замечательно. — Юханссон резко поднялся. — Так и сделаем. Мне только надо принять душ.
Она все же очень красивая, подумал он и положил руку на ее тонкую шею. У нее там была ямка, специально созданная для большого пальца его правой руки.
— Иди-иди, — сказала жена, освобождаясь. — Мне тоже надо быстро привести себя в порядок, если мы хотим еще и в кино успеть.
О каком фильме она говорит? — подумал Юханссон, стоя в душе. Может быть, у нее и хороший вкус, но уж очень отличается от моего. В последний раз я попросту заснул посреди фильма. А почему это она должна выбирать фильм, а не я? — вдруг задал он себе вопрос. Это же меня повысили, а не ее.
23
«Зачистка» архивов СЭПО — а это надо было сделать, пока до них не докопался кто-нибудь из интеллектуалов-правдоискателей, — стала одной из самых крупных акций в истории шведской тайной полиции и прекрасной иллюстрацией того обстоятельства, что добросовестная полицейская работа сама по себе является наградой. Неважно, что работа по созданию этих архивов и «зачистка» находились в определенном противоречии.
Ясно, что попросту уничтожить все или хотя бы большую часть актов на «неблагонадежных» граждан было невозможно, — это вряд ли способствовало бы улучшению репутации полиции безопасности. Но определенных лиц следовало вывести из-под контроля грядущих «комиссий правды». Прежде всего речь шла об осведомителях, работающих на СЭПО долгие годы. Несколько тысяч человек, то и дело появляющихся в разных обличьях, с разными именами, кличками и кодами. Их имена встречались, как правило, не в одной, а в нескольких базах данных, и замести следы было практически невозможно.
Первое неприятное открытие сделал комиссар Викландер, начальник следственной группы, вошедшей в так называемый «свободный ресурс» Юханссона. Юханссон создал объединенную следственно-наблюдательную группу для борьбы с супостатами, которые ни с того ни с сего могут начать угрожать государственной безопасности. Юханссон знал Викландера с тех пор, когда тот временно замещал начальника государственной криминальной полиции, и, как только утвердился в своем новом кресле, тут же с ним связался. Викландер был одним из лучших служак, с кем Юханссон сталкивался за его длинную полицейскую карьеру. Почти настолько же компетентен, насколько он сам был в этом возрасте, и настолько же немногословен. И уже через месяц работы Викландер попросил о конфиденциальной встрече.
— Помнит ли шеф инцидент в западногерманском посольстве? — спросил он.
— Садись, — кивнул Викландер на стул для посетителей.
Еще бы мне не помнить! — подумал он. Воспоминания были, мягко говоря, неоднозначными.
Собственно говоря, Викландер начал знакомиться с материалами по захвату западногерманского посольства 24 апреля 1975 года совершенно случайно. В одном из полицейских регистров захват посольства фигурировал как «двойное убийство», поскольку были убиты военный и торговый атташе. Эпизод этот быстро стал уголовной историей и не потребовал решительных юридических мер.
Поскольку срок давности для преступлений, связанных с убийством, составлял двадцать пять лет, а на дворе был уже март 2000 года, захват посольства был внесен в компьютерную базу преступлений, подлежащих скорому захоронению в госархиве. «Последние судороги», как говорили в полиции, когда заходила речь о преступлениях с истекающим сроком давности.
— Я там не был, я еще учился, но помню, как мы с ребятами сидели у телевизоров, словно приклеенные. — Викландер улыбнулся и покачал головой.
И я там не был, с горечью подумал Юханссон, вовсе не собираясь рассказывать о причинах своего огорчения коллеге Викландеру.
— Слушаю, — произнес он и откинулся в большом удобном кресле.
Дело о захвате посольства по-прежнему находилось на контроле, потому что оставались вопросы, на которые необходимо было ответить, прежде чем похоронить его навсегда. Формально следствие все еще считалось открытым. Само собой, за прошедшие двадцать лет никто о нем и не вспоминал, но протоколы регистрации событий далеко не всегда логически связаны с количеством труда, затраченного на расследование того или иного преступления. Это знали все.