— Обнадеживает, — сказала Хольт.
Всего не упомнишь, подумала она. И тут же в ее памяти всплыл окровавленный кухонный нож марки «Сабатье» — как будто она видела его вчера.
— А во-вторых, я все думаю об этом заблеванном полотенце. Можно попробовать выделить ДНК. В то время этого еще не делали.
Хелену Штейн вырвало на полотенце Эрикссона. — подумала Хольт. Она вдруг так живо представила себе всю картину, что ее саму затошнило.
— Если полотенце хранится в морозильнике, — продолжила Мартинес, — такая попытка имеет смысл.
— И полотенце, и отпечатки, надо полагать, хранятся в криминалистическом отделе стокгольмской полиции.
— Мы же можем их позаимствовать, пусть наши эксперты тоже поработают. Кто позвонит Юханссону, чтобы он дал добро?
— Могу я, — сказала Хольт. От перспективы поговорить с начальником она заметно оживилась.
— Завтра, — неуверенно сказала Маттеи. — Уже скоро десять.
— Конечно, не сегодня, — успокоила ее Хольт. — Я хочу как можно скорее добраться домой и завалиться спать.
— И я, — подержала Маттеи. — Я с шести утра на ногах: у меня по пятницам джоггинг — бегаю от болезней.
— Если бы вы были настоящими полицейскими, — заявила Мартинес, — мы бы пошли в кабак, хлопнули по стаканчику и закадрили парней для койки. Никому не охота?
Хольт и Маттеи дружно покачали головами. Одна голова была темной, другая — светлой.
— Типичные девицы из пансиона, — вздохнула Мартинес. — Прикажете понимать, что вы по-прежнему помешаны на вашем идиотском здоровом образе жизни и что мы встретимся здесь в восемь утра? Ладно… Но перед сном подумайте об одной практической трудности.
— А именно?
— Как раздобыть отпечатки пальцев и ДНК Хелены Штейн, чтобы Юханссон не взвился до потолка.
30
— У тебя усталый вид, — заметила жена Юханссона.
— Это потому, что я устал, — вежливо ответил он. — Очень много работы.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — спросила жена бодро и с внезапным любопытством.
Начинается, подумал Юханссон, неохотно улыбаясь.
— Хочешь, чтобы меня посадили?
— Представь себе на минутку, — сказала она, выливая в бокал остатки красного вина из бутылки, — что ты рассказываешь мне о своей работе точно так же, как я рассказываю тебе. Всякую безобидную чушь: кто что сказал или сделал, кто чем занимается, кто с кем… ну, в общем, то, что люди рассказывают друг другу, если уж вышло так, что они живут вместе… Ты понимаешь, о чем я говорю? И что тогда будет? Тебя посадят?
— Без сомнения, — заверил ее Юханссон.
Причем с полным основанием, подумал он, если вспомнить его служебный контракт и бумаги, которые ему приходится подписывать.
— Полный идиотизм! — Жена недоверчиво покачала головой.
— Более того, — продолжил Юханссон. Настроение у него несколько улучшилось. Плевать на эту чертову Хольт, решил он. У тебя жена — красавица и умница. Подумаешь — какая-то пигалица лезет на рожон! — Более того, — повторил он, откашлявшись. — Есть ситуации, когда я могу угодить за решетку только за то, что ответил на твой вопрос: посадят или не посадят.
— Абсолютный, я бы даже сказала, глобальный идиотизм. Эпидемическая паранойя. Тебе хоть за это добавляют к жалованью? Особый бонус за супружеское молчание?
— Почему молчание? — Юханссону стало весело. — Я могу тебе рассказывать все, что угодно, мы можем даже спорить — только не о том, что происходит на службе. Представь себе обратный расклад: мы сидим на кухне и треплемся о перипетиях моей работы, и это считается нормальным… Поверь, последствия были бы ужасны. И для тебя тоже.
— Объясни, — попросила жена, подперев щеку кулачком. — Приведи пример.
— Поймать меня хочешь! — засмеялся Юханссон. — Ну хорошо… в общих словах. Как ты уже заметила, я порядком устал. Не только устал, но и обеспокоен, и это связано с работой. Да ты и без меня вычислила. Если я полезу в конкретные детали, то это отразится на многих людях, в том числе и на тебе.
— Вражеские агенты похитят меня и будут пытать, чтобы выведать, что ты мне такое сверхсекретное сообщил, а потом убьют? — По ее интонации можно было подумать, что она чуть ли не с радостью предвкушает подобное развитие событий.
— Дело не в этом, — ответил Юханссон. — Видишь ли, независимо от того, правдивы ли факты, о которых я мог бы тебе рассказать, — я, кстати, и сам этого пока не знаю, но надеюсь узнать, — информация может кардинально изменить твой взгляд на некоторых людей.
— Значит, речь идет о какой-то известной фигуре. — Она хитро прищурилась. — Какая-нибудь знаменитость. Кто-то из политиков, ясное дело, не Карола же и не Бьорн Борг![30]
— Понятия не имею, о ком ты говоришь. — Юханссон улыбнулся.
— Жаль, жаль, — продолжила она. — А ведь я могла бы тебе помочь.
— Ты и так мне помогаешь.
— Я имею в виду, по работе, — объяснила она. — Не уверена, заметил ли ты, что я стала на редкость проницательным детективом.
— Если не обращать внимания на чрезмерную склонность к дискуссиям, — продолжал улыбаться Юханссон.
Смотри не проболтайся, сказал он себе.
— Склонность к дискуссиям! Это же вполне естественно!
— Почему естественно?
Что она хочет сказать? — подумал Юханссон.
— Ты, мягко говоря, не особенно разговорчив, — заметила Пиа. — Первые годы был еще ничего… Потом я все реже и реже слышала твой голос, а уж когда ты перешел на эту работу, и вовсе онемел… Ну, почти онемел.
— Я исправлюсь, — пообещал Юханссон.
Почти онемел — звучит скверно, решил он про себя.
— Вот и хорошо. — Жена наклонилась к нему и взяла за руку. — Начни прямо сейчас, расскажи, кто этот политик?
— Уговорила, — махнул свободной рукой Юханссон. — С тебя кофе, коньяк, массаж шеи. Тогда расскажу. И не забудь подушки взбить.
— Ладно, — согласилась жена. — Все будет сделано. Но мне нужен задаток.
— Дост Акбар, — понизил голос Юханссон и, перегнувшись через кухонный стол, прошептал: — Член секретного общества, известного как «банда четырех».
— Nice try,[31] — засмеялась она, — и все же сделка не состоится. Я тоже читала Конан Дойля.
— Тогда тебе надо было стать полицейским. Может, поступишь в школу полиции? Стать полицейским никогда не поздно.
Так они, кажется, до сих пор и пишут в своей рекламе, вспомнил он.
— Мне и в банке неплохо. Государственной службы мне по уши хватило, когда я работала на почте. — Она покачала головой. — Я варю кофе, ты взбиваешь подушки, коньяк доставай сам. Не слишком ли ты много пьешь коньяку в последнее время?
— Ем много, пью много, двигаюсь и говорю мало… Исправлюсь, — повторил Юханссон.
Надо и в самом деле что-то с этим делать, подумал он. Начну с понедельника, благо это будет первый понедельник месяца. Удачный выбор, потому что о том, чтобы начать прямо сейчас, в выходные, и речи быть не может.
— Вот и хорошо, а я сразу перестану тебя пилить… А сейчас — отдыхать, и, если будем смотреть телевизор, выбор мой.
— Договорились, — согласился Юханссон. — Только не щелкать. Не есть, не пить, не щелкать по каналам.
— Ни в коем случае! — кивнула жена.
— Тип-топ! — радостно воскликнул Юханссон. — Празднуем выходные!
Типичный вечер выходного дня где-нибудь в хижине: без выпивки, без еды и без телевизора.
— Ну, начинай, поговори со мной, — сказала Пиа и посмотрела на него ободряюще. — Надеюсь, не помрешь… Даже обещаю.
Может быть, не сейчас, подумал Юханссон. Как хочется иногда одиночества… Но сейчас или позже говорить на служебные темы я не имею права.
31
Хольт пришла на работу без четверти восемь, но оказалась не первой — из-за двери кабинета Маттеи слышалось стрекотание клавиатуры.
— В комнате отдыха свежий кофе, — крикнула Маттеи, не поворачиваясь.
— Как ты думаешь, не рано звонить Юханссону? — с сомнением спросила Хольт.
— Юханссону? — удивилась Маттеи. — Мало того что он с севера, он еще и охотник, так что утро у него скорее всего начинается среди ночи.
Между тем Юханссон сидел на кухне на Волльмар-Укскулльсгатан и читал уже вторую утреннюю газету. Раньше он получал только «Дагенс Нюхетер», хотя в глубине души предпочел бы «Норрландский социал-демократ». Эти, по крайней мере, писали на человеческом языке, и им было что сказать. Но когда он принял предложение перейти на новую работу, ему предложили бесплатную подписку на «Свенска дагбладет», так что теперь он читал не одну, а две утренние газеты. От халявы он, естественно, отказался, и пришлось оформить годовую подписку за свои кровные.
Неглупые ребята в отделе рынка, решил он, внимательнейшим образом изучая биржевые таблицы, — надо же было посмотреть, как идут его акции. И в ту самую минуту, когда он с удовольствием отметил, что на фоне всеобщей неразберихи «Сканска» и «Сандвик» держатся как утесы, зазвонил телефон.
Хольт, мгновенно решил он и сказал в телефонную трубку коротко:
— Юханссон.
Не слишком ли коротко? Еще обидится….
— Анна Хольт. Надеюсь, не разбудила?
— Нет. Значит, ты нашла связь между Штейн и Эрикссоном?
— А что, Мартинес уже звонила? — удивилась Хольт.
Наверняка Линда, подумала она. Больше некому. А почему ее нет на месте?
— Я полицейский, — отрубил Юханссон. — Никто, кроме тебя, не звонил.
— Вот как… — Хольт была ошеломлена, и ей с трудом удалось это скрыть. — Мне просто интересно, каким образом…
— Задание на дом. — Юханссону вдруг стало смешно. — Для начала подумай: как часто ты звонишь мне по субботам в восьмом часу утра. Потом вспомни, о чем мы говорили вчера.
— Теперь догадываюсь… Все правильно, они пересеклись в день убийства.
— И ты хочешь получить ее отпечатки пальцев, чтобы убедиться, не навещала ли она его в т