— Проваливай, а то так накидаем, до весны не забудешь! Это наша помойка, — каркнули вороны.
— Где это написано, что ваша. — продолжала хорохорится Совриголова, тем не менее уже не так уверенно закладывая вираж над мусорным баком.
— Ишь, хитрая! Да сейчас каждый клочок расписан. Мы все лето, всю осень тут сторожим. Крыс прогнали, порядок навели, а она, глянь, является на все готовое. А ну проваливай.
И вороны двинулись на нее клином, как немецкие рыцари. Совриголова отступила.
— Подумаешь, следили они. Сторожили они. Я может тоже летом сторожила что-нибудь. Так ведь не каркаю об этом на каждом углу.
Она полетела дальше — к автобусной остановке, потом к ларькам на станцию, затем в парк. Всюду было занято. Даже в парке, куда дети специально приходили кормить птиц, Совриголове не повезло. Кормушки были или слишком легкие из бумажных пакетов и не выдерживали веса крупной птицы, либо в них были специально сделаны такие узкие двери, что ворона никак не могла туда протиснуться. В единственной же годной столовой уже обедали такие отъетые белки, что Совриголова не рискнула соваться. В этот день она заснула совсем голодная. На следующий день ворона расширила радиус поиска. Она без устали прочесывала окрестности, но весь ее улов составила только черствая горбушка, которую удалось отбить у сойки. О, как жалела Совриголова о своей беспечности! Как ругала себя.
— Надо было тоже прибиться в какой-нибудь коллектив летом. Сейчас бы жила с товарищами, вела совместное хозяйство на обжитой помоечке. Глупая я глупая, — бубнила ворона устраиваясь на колких, расползающихся в разные стороны ветках своего недовитого гнезда.
Утром шел дождь со снегом. Арчик проснулся до рассвета, обежал вверенную его попечению территорию. Протявкал приветствие соседскому псу, сделал зарядку и потрусил к вольеру. Краем глаза он заметил ворону. Та тоже уже проснулась и как обычно перелетела со своей стороны на балку над входом. Пес сел, и стал делать вид, что вычесывается, в то же время внимательно присматриваясь к своей недавней противнице. Ворона сидела, встопорщив жидковатые перья, зябко переступая с лапы на лапу и изредка похлопывая себя крыльями по тощим бокам. Мокрый снег иногда захлестывал под навес, и тогда Совриголова начинала трястись и отплевываться. От всей наглости не осталось и следа.
— Эй, ты, как тебя? — позвал Арчик.
— Вы мне?
— Тебе, тебе. Больше-то никого нет.
— Меня зовут Совриголова, но, вообще то, мне нравится имя Людмила.
— О, как, Людмила. Хорошее имя. Лети сюда.
— А вы меня не укусите?
— Не имею такой привычки, — заверил пес.
Ворона подлетела и несмело присела на дощатый помост вольера рядом с собакой.
— Иди, поешь, смотреть больно, до чего стала тощая, — мотнул тот головой.
Ворона накинулась на кашу. Она ела, ела, ела, ела, ела, наконец, когда живот стал похож на теннисный мяч, она вылезла из миски и снова плюхнулась на помост.
— Спасибо! — каркнула она
— Что уж. Давай рассказывай, как дошла до воровской жизни?
— Молодая была, глупая, — закаркала ворона, — Только танцы на уме, да веселье. Ни гнезда не свила, ни запаса не запасла, ни друзей, ни пропитания. А тут зима. Что делать?
— Так, понятно. И как жить думаешь?
— Не знаю. Мне б до лета дотянуть. Там-то я за ум возьмусь.
— Ладно, пристрою тебя к делу. Хочешь у нас на огороде сторожем работать? А то от вашего брата птиц я того, не очень могу. А ты, вроде крепкая, бойкая.
— Не сомневайтесь! — кинулась к нему Совриголова. — На мой огород ни один разбойник не проберется! Да я, да у меня!
— Разошлась, — усмехнулся пес. — Поверю тебе. Живи честно. Кушать приходи утром и вечером. Да не по-воровски, а нормально, как сейчас. Поговорим, посидим. Хорошо?
Так и пошло. По весне стало понятно, что кашу ворона ела не зря. Действительно, отвадила Совриголова с огорода всех хулиганов.
— А ну кыш, — кричала она, кружась над дачей. — Тут моя территория! Я заняла! Я охраняю! Кар!
И птицы улетали. А что? Все по-честному.
А, кстати, гнездо Совриголова (или, как мы ее зовем, Людмила) в конце концов себе сделала из старой корзины.
Как зайка Мита забыла ключи
Мита, как и многие одаренные звери была очень рассеяна. Многие люди удивляются, как это так ученый знает сотни сложных теорем или, скажем, химических формул, и при этом совершенно не помнит об элементарных вещах — пугает номера трамваев, теряет шапки, уходит из лома в тапочках, хотя на улице дождь, и так далее. А меж тем все очень просто. Вот попробуйте читать в уме стихи и одновременно вспоминать дату рождения собственной бабушки. Ничего не получится — либо одно, либо другое. Либо ты сосредоточен на сложном эксперименте, либо помнишь, куда положил карандаш. Мита, была сосредоточена на экспериментах. Потому в первый же год обучения в Университете она забыла в транспорте два зонтика, перчатки, сумку с тетрадями (ее потом вернули), и торт, который она намеревалась съесть в общежитии с Фросей и Ляликом. В неизвестном направлении исчезли шарф, щеточка для шерсти и полосатый носок. Кроме того несколько раз Мита терялась сама, уезжая в дальние дали на неправильно выбранных автобусах и троллейбусах. Но все меркло перед проблемой ключей. Мита постоянно их забывала или теряла. Отчаявшись, она приделала к батарее веревочную лестницу, чтобы в случае чего, можно было проникнуть в комнату общежития через окно. Но это привело только к новым огорчениям. Теперь она стала вдобавок забывать вывесить лестницу наружу перед уходом.
— А можно я вообще не буду запирать комнату? — спрашивала она коменданта общежития.
— Нет! — запрещал тот. — Во всем должон быть порядок! Ушла — запри дверь. Пришла — открой. Есть ведь ключи. Или ты опять потеряла!?
И Мита уходила, грустно покачивая головой.
— Чего ты мучаешься, — однажды сказал Лялик. выслушав очередной рассказ о Митиных мытарствах. — Закажи дополнительные комплекты и храни вторые ключи от общежития в Университете, а дополнительные ключи от лаборатории у себя в комнате.
Решение было простым и гениальным. Зайка очень обрадовалась. Она сходила в металлоремонт и сделала не два, а четыре комплекта ключей, справедливо полагая, что будет забывать класть дубликаты на место, и вообще, зная, какая это подлая субстанция — ключи, и дело пошло на лад. Но вот однажды в мае, Мита засиделась в лаборатории. Она работала над своим проектом, подходил срок сдачи, а эксперимент шел не в полном соответствии с первоначальной гипотезой. Это открывало интересные возможности, и зайка была полностью поглощена опытом. За окном совсем стемнело. Вахтер дядя Вася стал многозначительно прохаживаться вдоль по коридору, гремя ведром, и всем своим видом намекая на то, что рабочий день подошел к концу, и пора мыть полы, закрывать комнаты и расходиться по домам. Мита неохотно отодвинула приборы. Расставила все по местам, установила режим работы приборов на ночь, и вышла, захлопнув дверь в помещение. Она села на последний совсем пустой троллейбус, спешащий по Ломоносовскому проспекту, вышла на площади Ганди и потопала к корпусам общежития. Почти все окна были темны. Зайка прошла по коридору, тускло освещенному ночной синеватой лампочкой в пыльном плафоне, подошла к своей двери и полезла в карман. Ключей не было.
— Елки — палки, — шепотом расстроилась Мита. — Что за напасть такая.
Она спустилась на первый этаж и постучала к вахтеру, но ей никто не открыл. То ли дежурный уже крепко спал, то ли вообще куда — то отлучился. Мита потопталась в вестибюле, потом вышла обратно на проспект и двинулась в сторону факультета. Она шла темными аллеями, мимо архива МГУ, факультетов Почвоведения и Биологии, мимо столовой и технических служб. Главное здание, искусно подсвеченное, гордо возносило свой шпиль к небу. Из ботанического сада одуряюще пахло сиренью. Было безлюдно, тихо и прекрасно. Зайка подошла к своему любимом лабораторному корпусу Химического факультета, взбежала по ступенькам и полезла в карман. Ключей не было. Только сейчас Мита отчетливо вспомнила, что, уходя, оставила связку в лаборатории на столе, а в ящике этого самого стола лежали запасные ключи от общежития. Мита вышла со двора факультета, присела на скамеечку возле неработающего фонтана и загрустила.
— Ну, наконец — то! — внезапно схватил ее за лапку крупный бородатый мужчина в фартуке. — Ищу их, ищу. Что ни вечер. «Дядя Вова, кролики сбежали!» Куды смотрят? Одно слово — «студенты».
Он пошел по аллее, увлекая за собой растерявшуюся зайку.
— Вы ошиблись, отпустите меня. Я не кролик, я — заяц! — попыталась вырваться Мита.
— Ишь ты! Говорит. Вот до чего дошло. Ну, молодцы биологи. Наука, это, понимаешь, не стоит на месте.
— Да что вам надо? — уперлась Мита.
— Ишь, ты, — опять завел свое бородач, не сбавляя, впрочем, шага, — Что мне надо, интересуется. Забавно.
— Мне совсем не забавно. Я кричать стану!
— Зачем кричать? — добродушно удивился дядя Вова, — Я ж тебя домой веду, дурашка. Убегут из зверинца и бродят ночами. А я лови — ищи.
Он подвел Миту к Биофаку и завел внутрь.
— Честное слово, я не отсюда. Я учусь на Химическом факультете.
— Ты, смотри, что делается. Как складно говорить научился кролик. Молодцы студенты. Хоть и растяпы.
Он открыл какую- то комнату, втолкнул совсем растерявшуюся Миту внутрь, и захлопнул дверь.
— Спите, зверюшки, да двери не открывайте. Говорят, из обезьянника совсем некультурный орангутанг сбег, так я его искать пойду, — крикнул он напоследок, и затопал по коридору.
Упоминание орангутанга, да еще некультурного напугали Миту. Она побаивалась больших неокультуренных зверей. Зайка потопталась у двери, а затем щелкнула выключателем. Яркий свет залил помещение. У окна стояло два стола, заваленных бумагами, журналами и учебниками. Рядом на тумбочке, помещалась небольшая плитка и электрочайник-многие ученые предпочитали перекусывать прямо на рабочем месте и не тратить время и деньги на столовую. Вдоль правой стены тянулись лабораторные шкафы, мойка, и стол — тумба, на котором были установлены стойки с чашками Петри и пробирками, а так же находился стеклянный прямоугольный аквариум без воды, зато с мышами. У противоположной стены громоздился вытяжной шкаф с препаратами и инкубатор.