— Ну, вот, кролик, ты и пришел в себя.
Дядя Вова сидел около диванчика и держал Миту за лапку.
— Дядя Вова, это не кролик, сколько раз говорить. Это заяц — Lepus timidus, — донесся голос слева.
Мита с трудом повернула голову и увидела высокого сутулого молодого человека в белом халате, склонившегося над аквариумом. Всклокоченные рыжие волосы что-то сильно напоминали растерянной пострадавшей.
— Я ж, Андрей Артемович, разве спорю. Вам, биологам, виднее. Кролик это или еще кто. А только натворил этот Lepus что-то несусветное.
— Да, уж, — повернулся к Мите студент, — Скажи мне, зачем ты хлороформом меня травила?
— Я не вас, я орангутанга. Он пытался проникнуть в лабораторию, а тут дети, мыши — зайка повела лапкой на аквариум
— Орангутанга? — засмеялся тот, — Это кто ж такое придумал? Я ключ забыл, а сегодня должен был питон родится. Вот я и лез на кафедру, а тут раз и в отключке.
— Простите, я ж не знала, — прижала лапы к груди Мита. — Я вообще с Химического. Тоже забыла ключи, а меня сторож схватил и сюда. Еще говорит, смотри аккуратно, тут орангутанг.
— Вот, нормально, — хлопнул ладонями о колени дядя Вова, — Это что ж сторож виноват?
— Нет, нет, что вы, — одновременно воскликнули будущие ученые.
— Ладно, похоже, все нормально обернулось, все живы, все цело, — смягчился сторож. — Только, что ж вы, головы научные, такую простую вещь как ключи уследить не можете? Учитесь, учитесь…
Он поднялся, еще раз оглядел лабораторию и затопал на выход.
— Вот, оставляю вам свой, — он отцепил от связки ключик и повесил его у двери на крючок.
— Пойдемте и мы, коллега, пройдемся, — помог подняться Мите Андрей Артемович, — выпьем настоящего кофейку в столовой. А то меня, лично, от хлороформа до сих пор мутит.
Они вышли, захлопнули дверь, немного прошли по коридору.
— Ой, я, кажется, забыл в лаборатории сумку с деньгами, — остановился Андрей Артемович.
Они вернулись к запертой двери. Ключа у них не было. Он спокойно висел на крючке внутри…..
Как лосиха Виолетта была лектором
Осенью, когда на улице дождь, ветер и холод, впереди долгая зима и лето, кажется таким далеким, что в него с трудом верится, люди грустят и думают о вечном. Наверное, именно поэтому именно осенью вновь открываются в Москве театры, выходят на экраны новые фильмы, обновляют свои экспозиции музеи и возвращаются к активной работе лектории. Жители тянутся к прекрасному, и прекрасное идет им навстречу под руководством опытных работников сферы искусства и народного образования. В это триумфальное шествие была вовлечена и Виолетта. Ее заслуги на ниве живописи были признаны не только в окрестностях Подушкинского лесопарка, но так же на уровне нашего районного центра, где как раз задумали открыть выставку, посвященную крупнейшим российским художникам конца 19 начала 20 веков. В конце сентября ей пришло приглашение на собеседование в отдел культуры областной Думы, и уже в октябре Виолетта, задыхаясь от восторга, рассказывала Фросе, Лялику и вообще всем, кто был поблизости, о Василии Васильевиче Кандинском, и о том, как она организует небольшую выставку его работ. В выделенном для этого зале Виолетта планировала не только разместить фотокопии главных полотен художника, но так же выдержки из его писем друзьям, его биографию, комментарии искусствоведов и несколько холстов его последователей (в том числе и свою картину «Лунная соната»). Кроме того, о творчестве художника нужно было рассказать посетителям выставки — провести три лекции по три часа.
Виолетта писала и переписывала конспекты, листала справочники, альбомы по искусству, и статьи ведущих искусствоведов.
— Никак не получается уложиться в эти жалкие девять часов, — жаловалась она за утренним чаем Лялику. — Он шире, масштабнее этих рамок. Мне кажется, что я совершаю преступление против Василия Васильевича, вычеркивая какие-то сведения, отвергая часть его полотен. Понимаешь, в жизни художника все не случайно. Каждое событие — это ключ к дальнейшему творчеству.
— Ну, не переживай так, Вилочка, — успокаивал ее друг, — конечно, невозможно охватить все. Это как если бы меня попросили рассказать о Пушкине за два часа, — Лялик засмеялся и тут же подавился чаем.
— Ну вот, чуть не стал инвалидом! — наконец откашлялся он, — Возвращаясь к нашей теме, мне кажется, что у лекций несколько другая цель. Ты должна не рассказать о Кандинском, а скорее дать толчок для его самостоятельного изучения. Постижения его философии, его стиля.
— Ты прав, Ляличек, — соглашалась лосиха, — Как хорошо ты это сформулировал. Только настоящий поэт смог бы так точно уловить и выразить суть.
И Виолетта уходила пересматривать и править свои записи, а Лялик остался допивать чай, и убирать посуду.
Шло время, вернисаж приближался. Последнюю ночь перед открытием Виолетта провела в своем зале, развешивая, протирая, украшая, подписывая экспонаты. А на следующий день все и началось.
— Дорогие жители нашего города — говорила в микрофон с трибуны, установленной на ступенях, крупная дама, ответственная за культурно-массовые мероприятия, — Сегодня мы распахиваем двери нашего вернисажа. В уютных залах вы сможете насладиться копиями бессмертных полотен знаменитых живописцев прошлого, а наши замечательные экскурсоводы помогут вам не только сориентироваться на выставке, но и прочитают лекции о жизни и творчестве некоторых мастеров. Особые залы мы выделили двум замечательным живописцам, представителям Москвы и Санкт-Петербурга — Валентина Серову и Василию Кандинскому. Приглашаем вас на наше мероприятие. Ура!
И площадь интеллигентно закричала: «Ура». И Фрося, которая, разумеется, тоже пришла поддержать подругу, закричала вместе со всеми. В Доме офицеров, где проходил вернисаж, было тепло и уютно. Пахло пирожками, что не удивительно. Фрося считала само собой разумеющимся, что доме настоящего офицера, всегда должны быть свежие, горячие пирожки. А вот что было непривычно, так это обилие света. После пасмурной и холодной улицы он буквально ослеплял. Если немного отвлечься, можно было даже представить, что за окнами лето. Фроська аккуратно засунула вязаную шапку в рукав комбинезона, сняла теплые сапожки, и, сгрузив это все милой тетеньке в гардероб, двинулась по лестнице на второй этаж. Всюду висели копии полотен, толпилась публика, важно сидели на обитых красным плюшем стульях серьезные смотрители. В Актовом зале показывали документальный фильм «Подмосковье — важная точка на карте Русской живописи», а в двух боковых залах расположились особые экспозиции: слева Надежда Сергеевна — высокая худая женщина в очках и крупных стеклянных бусах представляла Валентина Александровича Серова, а справа расположилась Виолетта с Василием Васильевичем Кандинским. Обе хозяйки стояли у дверей в свои залы и ревниво следили друг за другом.
— Виолетта, привет! — кинулась к подруге коза. — Ну, давай быстрей рассказывай мне все про Василия Васильевича! Смотри, какой большой блокнот для записей мне дала бабушка.
Фрося вытащила из сумочки действительно внушительный экземпляр, с ярко-желтыми страницами и позолоченной обложкой.
— Класс! — ахнула лосиха, — Такой блокнот достоин, великой памяти Кандинского. Ты пока проходи внутрь. Посмотри экспозицию, почитай информацию на стендах, а лекция начнется в три часа.
Коза протопала внутрь и стала бродить между стоек. Публики было не очень много. Два дедушки, вооруженные очками, тетрадями и иллюстрированными альбомами «В. В. Кандинский» внимательно изучали стойку с биографией автора. Парень и девушка в одинаковых клетчатых рубашках обсуждали «Импровизацию 107». Их речь пестрела специальными терминами. «Художники, или студенты» — решила Фроська. Еще была женщина средних лет в красном свитере, мужчина с острой бородкой, и подросток, Андрюшиного возраста, в огромных кроссовках. Козу он совершенно поразил. Мальчик, глядя на картины, вскрикивал, всхлипывал, смеялся. «Либо сумасшедший, либо гений» — сделала вывод Ефа, и решила, на всякий случай держаться поближе. Такие неординарные личности ее всегда привлекали. К трем часам подтянули мы — семья, с нами прибыл Иван Иванович с Розочкой и Тамарой Александровной, а так же Лялик. Все расселись на скамейках посреди зала, Виолетта притушила свет, включила проектор и начала лекцию, посвященную первому этапу творческого пути Василия Кандинского. Андрюша потом сказал, что было очень интересно, а кто не понял — тот малообразованная мелюзга. Возможно. Очень возможно. Фрося даже не стала с ним спорить ни по одному из пунктов. Скорее всего, в этот раз он был прав. Коза видела, в каком потрясении выходили взрослые после лекции. Старички с альбомами так долго трясли копытце Виолетте, что Ефка боялась, как бы не оторвали. А гениальный мальчик плакал от восхищения, совершенно никого не стесняясь, и только приговаривал, что «вот это жизнь, вот это настоящее искусство». Виолетта тоже была очень довольна. Она пошла провожать свою аудиторию до самых дверей. И вот там… она увидела, как из соседнего лектория, посвященного Серову выходит, нет, выливается толпа народа. Люди шли потоком, даже не понятно было, как они могли поместиться таком небольшом зале. Может быть стоя? Лосиха потрясенно застыла на пороге. Ее триумф превращался в тыкву.
— Пойдем, — потянул ее за рукав бархатной курточки Лялик. — Что с тобой?
— Ты это видел? — обернулась к нему невеста, — Бедный Василий Васильевич! Как он, наверное, разочаровался во мне. Не смогла привлечь публику, заинтересовать! — губка лосихи затряслась, из глаз покатились слезы.
— Подожди! — кинулся ее утешать Лялик. — Мы все виноваты. Нужна реклама. Кандинский просто не на слуху. Серова знают больше, но это исправимо. Пойдем.
На следующее утро все было готово к продвижению Василия Васильевича. У входа в Дом офицеров в двубортном пальто шоколадного цвета, длинном белом шерстяном шарфе и черном берете стоял лось. В передних копытах у него был большой плакат: «Кандинский — наше все!». Рядом суетилась девочка и серенькая кудрявая козочка. Они раздавали исписанные от руки листочки, расхваливающие экспозицию художника и приглашающие посетить в три часа лекцию. Уже внутри на ошарашенных любителей искусства нападала другая коза — белая с рыжей челкой. Она хватала людей за руки и пыталась насильно затащить в зал к Виолетте. Однако, несмотря на все усилия, а может быть благодаря им, кто знает, к началу лекции в зале находились все те же вчерашние дедушки, женщина в красном свитере, пара художников (а может студентов), дяденька с бородой и чувствительный мальчик. Ви