— Нормально, — Анастасия была непробиваема, её даже веселила эта мрачная решительность Елены, — и смысл есть, хоть ты его и не видишь. Так что отправляйтесь, товарищ Зарубина, радоваться жизни в приказном порядке, пока я вас в очередной отпуск не отправила.
Дама ещё раз смерила меня сумрачным взглядом, став от этого ещё симпатчнее и, не взяв из моей руки бокал, направилась в сторону беседки, к остальным.
— Чегой-то с ней? — я тоже улыбался, этот взгляд меня не пробил, куда ему, а полный бокал я сунул начальнице, — она всегда такая? Ну, недовольная? И почему именно нами?
— А, — Анастасия неопределённо махнула рукой в воздухе, — пройдёт! Просто это у неё такая реакция на некоторые жизненные перипетии, ищет забвения в работе, сейчас же все очень тонко чувствуют, вот и…
— Что-то серьёзное? — против воли заинтересовался я. — Или лучше не лезть с расспросами?
— По сравнению с вами или Олегом вообще ничего такого, — успокоила меня Анастасия, — но ей так не кажется, поэтому приходится мириться. Ладно, оставим эту тему, больше уже никого не будет, так что пойдёмте угостим Александра Ивановича с остальными, а потом, Саша, найдите ему замену и начинайте вливаться в коллектив, Олег-то занят.
— Есть, — коротко ответил я и, взяв три пустых бокала и последнюю полную бутылку, направился вслед за Анастасией.
— А вы что же, Саша? — с удивлением спросил меня Александр Иванович, когда я поднёс им и остался с пустыми руками, — или у вас какие-то особые убеждения?
— Пьющих — к стенке! — не стал его разочаровывать я, вспомнив лозунги двадцатых годов, но между делом решив для себя, пока плотно не поем, не разгоняться.
— Да ладно! — неверяще вскинул на меня глаза он, — прямо вот так?
— Да верьте ему больше, — засмеялся Олег, знаками рук показывая Диме чего-то там помешивать, — хотя в двадцатые годы чего только не было, но в тридцатые эту безалкогольную лавочку прикрыли, а трезвенников поразогнали, кого куда, казне нужно было деньги зарабатывать. Ошибка, как по мне, но это ладно, я вот по истории посмотрел, что потом происходило с водкой, и аж зло берёт. Ладно наше поколение, оно и войну вынесло, и страну поднимало, его можно понять. Но следующие-то с какого перепугу пили, как не в себя? За старшими повторяли? Вот что такого трудного было в шестидесятые-семидесятые, что так легко к этому относились, почему жёстко не ограничили, ведь тогда ещё могли жёстко?
— О-о-о, — протянул я, — пойду, наверное, с народом знакомиться, о судьбах родины давайте без меня. Ну и, Олег, при посторонних не ляпни чего-нибудь, а то завёлся, смотри ты.
На что мне бортинженер лишь махнул рукой, и я пошёл в основную беседку, знакомиться с народом по-настоящему и искать подмену Александру Ивановичу, хоть он этого и не просил.
А в беседке народ сидел тихо и косился на нашего невозмутимого основного члена экипажа, которая легко и непринуждённо занималась своими делами, не обращая ни на кого особого внимания.
— Коллеги, это Кэлпи, — с порога представил её я, — Кэлпи, это коллеги. Прошу любить и жаловать. Поимённо не представляю, ну да ты их всех и так уже знаешь, наверное.
— Конечно, — отозвалась она, — причём каждого. И очень рада влиться в ваш дружный коллектив. Будем знакомы.
— Ну наконец-то! — народ отмер и заговорил, а ко мне подскочил какой-то парень, вроде бы его звали Витя, не, точно Витя, даже Виктор Владимирович Кольцов, тридцати пяти полных лет, надо же, а выглядит много моложе, и работает он в нашей конторе ксенобиологом, как и эта самая Зарубина, имеет учёную степень кандидата наук, тут он до Зарубиной не дотянул, женат, трое детей. Всё-таки до чего удобная вещь этот нейрокомп, и не передать. — Слушай, Саша, нам срочно надо в одно место, это девятьсот световых лет, и…
— Подожди, — пришлось прервать его мне, но видно было, что горит у человека, — во-первых, я, когда выпью, о делах не говорю. Хотя не, поговорить-то могу, и даже пообещать чего-то могу, но только на другой день выполнять свои обещания не собираюсь в принципе, обжигался уже, знаешь ли. А во-вторых, народ, послушайте меня, сделаю важное объявление!
Люди притихли и я, вздохнув поглубже и собравшись с мыслями, продолжил:
— У нас сегодня праздник по поводу обретения Кэлпи и введению её в строй, и от вас требуется: первое — просто отдыхать, второе — можете заниматься, чем бог на душу положит: можно песни петь, можно танцевать, можно приготовить чего-нибудь вон там, на открытом огне, можно помочь Олегу и Александру Ивановичу, там любую помощь с радостью примут, в общем, делайте что хотите! А, и ещё, гвоздём программы будет плов, блюдо такое, вон его в казане готовят, причём это будет первый правильный плов из правильных продуктов за много сотен лет, по настоящему древнему рецепту. Будет вкусно, обещаю! Можно и самим попробовать, и с собой взять, домашних угостить, Олег — это наш бортинженер, он чего-то размахнулся сегодня и делает его ровно в три раза больше, чем надо. В общем, желаю всем хорошо отдохнуть!
Видно было, что моя не очень складная речь и в самом деле сломала какой-то ледок зажатости, причём не по отношению ко мне или Олегу, мы-то никакого пиетета не вызывали, люди да люди, такие же, как и все, только откуда-то с внешних границ, издалека, а именно по отношению к Кэлпи, так что дальше всё пошло много легче.
Народ и в самом деле разбрёлся по заднему двору, кто-то приклеился к Кэлпи и отходить не желал, кто-то пошёл к Олегу, интересоваться, что же он там всё-таки такое делает, кто-то начал готовить что-то своё, чтобы угостить остальных, и таких было много, человек семь, потом разожгли костёр в костровой чаше, потом включили музыку, потом врубили вечернее освещение и устроили танцы, потом накрыли главный стол, в общем, праздник удался.
Мы ели плов и ели то, что сделала Кэлпи сотоварищи, а они успели сделать неожиданно много и разного, кто-то танцевал, кто-то разговаривал, праздник разбился на несколько очагов по интересам и всем было весело. Я к такому не привык, конечно, но сумел оценить, и ходил от компании к компании с единственным бокалом в руках, от которого и отпивал по чуть-чуть, как самый настоящий денди, видели бы меня сейчас в родной деревне, хотя нет, лучше не надо, потому что морду набили бы точно.
Я знакомился с людьми поближе, успел выслушать пару зажигательных речей на научные темы, из которых мало что понял, кроме разве что того, что теперь, когда у нас есть звездолёт такого класса и такой искин, теперь-то мы ух, всем покажем, всё сумеем, теперь у нас длинные руки и совсем-совсем другие возможности!
В общем, праздник прошёл нормально, не было ни одного конфликта, ни одного выяснения отношений, ровно всё было, по-взрослому, что ли, и под конец, когда накопившаяся усталость от этого длинного, длинного дня заставила меня найти себе тихое место и спрятаться там, чтобы отдохнуть от остальных, чтобы перевести дух, этого никто не заметил.
Я сидел под ночным, безоблачным небом, с которого ярко светил мне галактический край, смотрел вверх, откинувшись на спинку садового кресла, в одной моей руке был всё тот же бокал, в другой — небольшая шпажка с жареной безгрешно выращенной бараниной, рядом, в двадцати шагах, шумели люди, Олега вот было слышно, но они нисколько мне не мешали, наоборот, это было здорово, и в душе моей наконец-то поселилось какое-то уверенное спокойствие, хорошо мне стало.
Я снова стал частью какого-то коллектива, друзьями вот обзавёлся, дело себе нашёл по сердцу и умениям — чего ещё желать-то? Ну, разве что съесть ещё кусочек мяса да запить его выдохшимся, но всё ещё очень вкусным вином, посмотреть на звёзды и снова с удовольствием ощутить, что всё это теперь — мой дом, моя новая жизнь, а завтра будет ещё лучше, не может не быть. И вот так я просидел целый час, а может, и два, не знаю, на часы не смотрел, но больше мне сидеть не дали.
— Саня! — донёсся до меня из беседки весёлый голос Олега, — товарищ капитан-лейтенант! Ты куда спрятался? Давай, всё, сворачиваемся, иди помогать!
— Иду! — во весь голос отозвался я, поднявшись на ноги и выплеснув вино из бокала в траву, — уже иду!
Глава 7
Проснулся я в своей каюте за пятнадцать минут до будильника, очень быстро выскочив из сна. Спать не хотелось абсолютно, просто так лежать тоже, какой-нибудь аристократической томной утренней истомы у меня не наблюдалось в принципе, была лишь мгновенная возникшая жажда действий и предвкушение чего-то хорошего.
А потому лёгкое одеяло полетело вбок, к тумбочке, подушка туда же, я вытянулся во весь рост на кровати, потянулся изо всех сил и одним энергичным рывком вскочил на ноги, чтобы задать темп всему этому новому дню.
— Доброе утро, капитан, — раздался из корабельных динамиков голос Кэлпи, — как спалось? И хочу напомнить, что завтрак будет по расписанию, то есть ждём вас через сорок пять минут в кают-компании.
— Спасибо, — отозвался я, — и тебе доброе утро. И ещё — ты только не обижайся, но я сейчас наш канал связи с твоей стороны отключу, а со своей оставлю.
— Какие обиды, капитан, — засмеялась она, — некоторые ваши тайны мне и даром не нужны, секретничайте смело.
— Вот и ладушки, — я хлопнул в ладони и ткнул в интерфейсе нейрокомпа иконку приватности. Теперь я корабль ощущал, а вот он меня — нет, что и требовалось для создания атмосферы пущего уюта в санузле.
Вообще вчера вечером, по дороге домой, мы успели разобраться с настройками конфиденциальности в нашей команде, потому что-то, что было — это же ни в какие ворота не лезло. Вообще я человек довольно закрытый, а потому не люблю, когда мне лезут в душу, тем более, когда её читают, как открытую книгу.
Вчера мы это дело благополучно прошляпили, просто день был такой, суматошный и богатый на события, вот Кэлпи и выхватила моих с Олегом воспоминаний по полной, да и потом я больше смотрел и слушал, чем думал и реагировал, вот и пропустили. Ну, мы-то точно, а вот насчёт Анастасии не уверен.
Вообще такое единение душ — случай довольно редкий, и редкий он по одной простой причине — мало кто из людей, да вообще никто, если быть точным, хотел бы открыть себя кому-то другому настежь, без остатка, до самого дна, пусть даже этот другой — искусственный, и ему правда надо. Для личностного роста надо, для нарабатывания индивидуальности, там куч