— Ну ты, Саня, даёшь, — оскорбился немного Олег, — ты за кого меня принимаешь? Я ведь понимаю, что она у нас человек свежий, необкатанный, постараюсь без этого обойтись. Но и ты, Кэлпи, уши не развешивай, вникай в культуру общения! Если всерьёз ко всему относиться, с ума же можно сойти!
— Вот и хорошо, — я встал из-за стола, собрал свою посуду и посмотрел на часы, — тогда через полтора часа команде быть на мостике, начнём тормозить, а пока можете заниматься своими делами.
Глава 11
— Капитан на мостике! — эту фразу Олег произнёс, стоило мне лишь выйти из корабельного лифта, и я даже сбился с шага от неожиданности. Но сказано было спокойно и всерьёз, как дань регламенту, наш бортинженер, когда надо, умел быть собраннее и ответственнее меня, всё зависело от ситуации.
— Вольно, — скомандовал я, усаживаясь в кресло и пристёгиваясь, — доклад!
— Всё штатно, — ответила Кэлпи, да я и сам всё это видел, через собственный нейрокомп, — можно приступать к работе.
— Принял, — кивнул я и вывел на обзорный экран перед нами Зевс в увеличенном масштабе, со всеми его кольцами, поясами и спутниками, естественными и искусственными, со всеми их зонами и векторами движения, а также наши собственные траектории, текущую и конечную.
Сейчас мы неслись на десяти процентах от скорости света мимо газового гиганта, много выше плоскости эклиптики всей системы, и нам нужно было оттормозиться до чуть выше первой космической Зевса, чтобы выйти на очень высокую орбиту над ним, да ещё и перпендикулярно плоскости его колец.
— Тормозить будем в один приём, — предупредил я экипаж, — максимум в два, курс корректировать на ходу. Кэлпи, справишься?
— Так точно, капитан, — отозвалась она. — Ничего невозможного в этом манёвре нет, двигатель и вычислительные мощности позволяют.
— Про противометеоритную защиту не забывай, — я видел, что что Кэлпи бдит, что все сенсоры, локаторы и датчики дальнего обнаружения задействованы в работе, на тот случай если вдруг выскочит что-то неучтённое, а с противометеоритных орудий, как говорится, сняты чехлы и они готовы в любой момент выплюнуть на половине скорости света в любую сторону изрядную дозу антиматерии, как размазанной по пространству широким блином, так и узким жалом, от нескольких миллиграмм и до полновесного килограмма, на сорок семь мегатонн в тротиловом эквиваленте, чтобы никому мало не показалось.
— Есть, не забывать, — отрепетовала она, предупредив, — вблизи Зевса процент моих вычислительных мощностей, отданных на противометеоритную защиту, резко возрастёт. И надо ещё будет оставить резерв для пиковых случаев, учитывайте это, капитан.
На это я лишь кивнул головой, мне было понятно её желание перестраховаться, но не будем ему потакать, это она зря надеется, и стал рассматривать выведенную на обзорный экран цель, то есть собственно Зевс и всю его периферию.
Сама планета меня занимала мало, ну гигант и гигант, огромный газовый шар, чего там рассматривать, тем более что масштаб его я сейчас оценить был не в состоянии, разве что бури и облака на поверхности выглядели красиво, зато вот кольца его, кольца — это было зрелище на века, я даже засмотрелся.
Шириной в сотни тысяч километров, издалека они казались единой сплошной поверхностью, но чем сильнее я уменьшал масштаб просмотра, тем больше они разделялись щелями на отдельные участки, а в щелях этих проглядывали звёзды и спутники.
При всей своей невообразимой ширине, толщина колец начиналась от десяти метров и нигде не была больше пятидесяти, так что такие кольца были самым тонким и ровным объектом из всех, что только можно себе представить и увидеть, причём во всей вселенной.
И плотность, из-за своей плотности кольца были физическим объектом, в отличие от того же пояса астероидов, что был поясом только по названию, там-то фактическая плотность не сильно отличалась от плотности соседних, пустых областей, там по огромной орбите было размазано всего четыре процента массы нашей Луны, там нужно было сильно постараться, чтобы поймать обломок, а вот здесь…
Здесь я смотрел и видел густую снежную метель, странную метель в космосе, метель, не пропускающую солнечные лучи. И пусть солнце «Надежды» на таком отдалении больше напоминало тусклую копейку вдалеке, но всё же его лучи не могли прорваться через эти застывшие во времени и пространстве снежинки, я-то думал, что они мельтешить будут, а они застыли на своих местах, застыли на многие миллионы лет, застыли и не двигались, и как такое могло быть, я вроде бы знал, но принять не мог.
В материалах о кольцах было сказано, что составляющие их части всё же движутся относительно друг друга, движутся в среднем со скоростью один миллиметр в секунду, но такое движение можно уловить только вблизи, поэтому мне сейчас кольца казались застывшими в космосе, застывшими вместе со всем своим содержимым и тот факт, что всё это ещё и вертится вокруг Зевса, лишь добавляло нереальности в происходящее.
— Начинаем манёвр торможения, — мне подспудно захотелось развернуть корабль кормой вперёд, а как же, двигатели-то снизу, но делать это было не нужно, наш звездолёт мог выдать самому себе тягу в любую сторону от центра масс, и Кэлпи выбрала вектор, который потихоньку, на тысяче «же», по довольно крутой параболе, нас затормозит и выведет точно на высокую, заранее предназначенную нам орбиту над Зевсом, над всеми его кольцами и спутниками.
На этой орбите мы осмотримся, как говорится, в отсеках, там Кэлпи свяжется с местной диспетчерской службой, доложится ей, примет обстановку, ну а там уже и видно будет.
Я сейчас рулил кораблём так, как это делает капитан какого-нибудь парусного фрегата в море, одним своим присутствием, просто подтверждая то, что происходит. Там ведь тоже штурвалом или даже просто кормовым веслом вертит рулевой, вертит по тому курсу, что выдаёт и корректирует ему штурман, а капитан вроде как не при делах, вот и я так же, только вместо рулевого и штурмана у нас была Кэлпи, уж она-то сейчас была занята на все сто, хотя чего это я, на все тридцать процентов, что было много, очень много. Чрезмерно много по всем нормативам, перестраховывается она, но для первого раза сойдёт.
— Расчётная орбита занята, — наконец раздался её голос, — внутрисистемный привод выключен, прошу разрешения приступить к радиообмену.
— Действуй, — кивнул я и добавил чисто для Олега, — экипажу осмотреться и доложить по итогам осмотра.
Экипаж согласно кивнул, пожав плечами, ну да ему можно, и тут Кэлпи меня предупредила о входящем голосовом вызове, который я сразу же принял.
— Диспетчерская служба Зевса, — раздался негромкий, но отчётливый голос, и не было в этом голосе того шипения и треска, к которым я привык на полевых аэродромах, собеседник будто бы стоял передо мной, и ещё, судя по немного недовольному и уставшему тону, это был именно человек, ну или искин класса Кэлпи, не меньше, что сильно вряд ли. А потом, чтобы меня добить, изображение Зевса со всеми его кольцами на рабочем экране уехало куда-то вбок, а на освободившемся месте возникло окно, в котором нарисовался неулыбчивый мужик лет сорока, из одежды мне был виден лишь форменный китель, чем-то похожий на мой, с теми же защитными свойствами, а ещё он очень недовольно щурился, как будто его только что разбудили, но тёмные волосы на его голове были приглажены в аккуратнейший пробор, густые щегольские усы тоже нигде не топорщились, так что не знаю, хреновый из меня Шерлок Холмс.
— Диспетчерская служба, — повторил он, немного снисходительно разглядывая меня и мой парадный капитанский мундир, а ещё откровенно косясь взглядом на нашего основного члена экипажа, — вызывает звездолёт «Кэлпи», ответьте.
— Диспетчерская, — отозвался я, — капитан «Кэлпи» Александр Артемьев на связи. Добрый день и слушаю вас.
— Здравствуйте, капитан, — немного холодно сказали мне с экрана, — позвольте представиться, меня зовут Евгений Фомин, я начальник станции «Зевс-Первая», но сейчас выступаю в роли главного диспетчера и именно в этой роли решил сейчас поговорить с вами лично. Догадываетесь, почему?
— Не имею ни малейшего понятия, — в тон ему ответил я, удивил он меня, конечно, таким радушным приёмом, но смутить не смутил, куда ему, усатому, — потрудитесь объясниться.
— Зевс и вся его периферия, — как школьнику, начал объяснять он мне, немного всё же удивлённо-картинно вскинув брови в ответ на мою фразу, — это устоявшаяся зона научных исследований, но немного замкнутая и, скажем так, самодостаточная вещь в себе. Здесь, на этой станции и по всем орбитальным спутникам проживают и ведут работу примерно три тысячи человек. Работу важную и работу нужную, понимаете меня, капитан Артемьев? Кстати, не подскажете, а почему я раньше о вас не слышал? Всё же кандидаты на такие должности обычно люди довольно известные в наших узких кругах, обычно уже с опытом и богатым прошлым.
— Не знаю, — не стал ему облегчать жизнь я, — но внимательно слушаю дальше.
— Так вот, — недовольно пожевал губами он, — мои искины уже скинули вам, — и тут он вновь уставился на Кэлпи, как будто не со мной разговаривал, — всю информацию по периферии Зевса. Все орбиты, все объекты, все скорости — всё там учтено. И нам очень не хотелось бы после вашего отбытия всё это дело сканировать и пересчитывать по новой. Во-первых, оцените сложность работы, у нас ведь тут больше сотни лун, про мелкие астероиды я и не говорю, а ведь есть ещё и кольца. Во-вторых, любое изменение, любое возмущение в существующем порядке орбит и объектов может нарушить работу множества людей.
— Понял, — кивнул я, соглашаясь, действительно, этот Фомин дело говорил, ну а что до тона, то в этом случае простительно, мы-то потом улетим, а он останется, — да, лично мне было бы неприятно, согласен, объяснили доступно. Но всё же это общие слова, а мне хотелось бы точно знать границы допустимого, у нас ведь, всё-таки, ходовые испытания.
— Ох уж эти испытания, — поморщился он, — вот и прыгали бы, например, в другую систему да там бы и резвились себе сколько душе угодно.