— Хорошо бы, — в тон ему ответил я, — но неприемлемо, к сожалению. Внесистемный привод испытывается на четвёртом этапе, погружение в газовый гигант — на втором.
— Вот только поэтому я и подписал это разрешение, — желчно вздохнул он, моя понятливость нисколько его не смягчила, — что же до границ, то слушайте: вплотную к Зевсу и в его атмосфере можете испытывать корабль согласно регламенту. А вот выше настоятельно прошу вести себя очень осторожно, то есть луны не толкать, по астероидам не стрелять, значимых возмущений не создавать.
— Даже и в мыслях не было, — покривил я душой, — а вблизи Зевса, значит, можно?
— Там многое можно, — подтвердил он, — там такое творится, что возмущением больше, возмущением меньше, разницы никакой.
— А ещё мы хотели бы на кольца посмотреть, — признался я, — с расстояния вытянутой руки, через иллюминатор. С этим как?
— Очень рекомендую, — внезапно оживился он и недружелюбность его куда-то ненадолго отступила, хоть и не исчезла, это я, значит, правильно попал, — прямо очень. Я вам сейчас скину одну точку, вблизи внешнего края кольца «Б», там вы получите незабываемые впечатления, я сам недавно оттуда. Там, по этому краю, там такой ледяной лес, такие тени, в общем, сами всё увидите.
— Спасибо, — и я кивнул ему с благодарностью, — а мы там ничего не возмутим?
— Масса ваша не та, чтобы что-то возмущать, — успокоил меня он, — будем уж честны перед собой. Но всё же, поймите меня правильно — я осознаю, что ваш визит — это редчайшая производственная необходимость, но вы мне здесь не нужны абсолютно. Зевс и его периферия — это моё, как бы это сказать…
— Хозяйство, — пришёл ему на помощь я.
— Именно, — кивнул Фомин, — и я не потерплю небрежного к нему отношения. Но хорошо, будем завершать разговор и надеюсь, что сумел донести до вас хоть что-то. Теперь по испытаниям — спасательные службы бдят, искины на связи, с нашей стороны всё готово, можете приступать. Если же нарушите мои требования, вас будет ждать серьёзный разговор.
— Понятно, — ровным голосом сказал я, — на этом всё?
— Да, — кивнул он, — конец связи.
— Конец связи, — ответил я, и Евгений Фомин исчез с экрана.
— Вот ведь комендантская рожа, — едва дождался конца вызова Олег, — чистый комендач же, тем тоже самолёты на аэродромах мешают, жить спокойно не дают. А ты, Саня, чего с ним так вежливо-то, я б, например, его бы так взбодрил, просто для порядка, чтобы жизнь ему мёдом не казалась, чтобы чесался ещё, зараза, часа два!
— Нормально было, — не согласился я, — усыпили бдительность, пусть думает что хочет, испытываться будем всерьёз.
— Ну, если только так, — развёл руками Олег, — смотри только, сам себя не перехитри.
— М-да, — произнёс я, чертыхнувшись про себя, первоначальный план мой дал основательный сбой, но кто ж знал, что тут у них как в аптеке, ну да ладно, ещё не вечер, — а ты, Кэлпи, чего творишь?
Я увидел, что загрузка её возросла до семидесяти процентов, что было просто непозволительно много, критически много, а если судить по количеству операций в секунду, то тут я точно оценить не мог, потому что путался ещё во всех этих греческих приставках, во всех этих пета, экса, зета и прочих, ну не привык я к ним.
— Балуется, — отеческим тоном объяснил мне Олег, — соломки пытается подстелить. Ей же сейчас всю, так сказать, ледовую обстановку скинули, вплоть до каждой отдельной снежинки, вот она всё это дело и обсчитывает параллельно прочему. Взаимодействие и движение множества тел в реальном времени — задача и вправду не из лёгких, а она ещё и пытается прогнозы сооружать.
— А-а, — уважительно отозвался я, — понятно. Ну ты, в случае чего…
— Тут же выключу, — уверил меня он. — Сниму задачу. Ну, если сама не поймёт.
— Как это выключите? — встрепенулась Кэлпи, — зачем? Ведь прогнозы получаются очень точные, можно прокладывать абсолютно безопасные курсы!
— Принудительно, — отозвался Олег и сделал вид, как будто он щёлкает тумблером, — раз — и нету. А зачем — да потому что форсированный режим допускается только в исключительных случаях, это я тебе как специалист со стажем говорю. А во всех остальных случаях нет, понимаешь? Если уж в спокойной обстановке у тебя нагрузка в красной зоне, то это означает только одно — считай, не считай, случись что — один чёрт просчитаешься. Так что отставить дурью маяться.
— Но как же быть? — Кэлпи не растерялась, она и вправду спрашивала совета у Олега.
— Не знаю, — не подвёл её бортинженер, — как хочешь, дело твоё, придумай что-нибудь. А вообще, давай-ка уточним на будущее — есть ли в теории какая-нибудь метеоритная угроза, с которой наши локаторы не справятся?
— Нет, — вздохнув, ответила Кэлпи. — Кроме воздействия со скоростью света, что маловероятно, в природе такого практически не встречается. Теоретически ещё можно допустить внезапное вражеское нападение, но именно что теоретически.
— Ну вот, видишь? — развёл руками Олег, — от удара поленом по затылку никто не застрахован, а со всем остальным мы справимся, так что не переживай. Давай, снижай нагрузку до нормы, а я прослежу. Тридцать процентов тебе на всё про всё, не больше.
— Готово? — выждав несколько секунд, спросил я, — проблема решена?
— Да, капитан, — отозвалась вначале Кэлпи, а потом и Олег.
— Тогда вопрос, — повернулся я к девушке, — как вам, товарищи экипаж, кольца, будем смотреть? Через иллюминатор, на вытянутую руку?
— Хорошо бы, — оживилась она, — очень красиво должно быть.
— А ты? — повернулся я к Олегу, — полюбуемся?
— Согласен, — кивнул тот, — если есть такая возможность, дураком надо быть, чтобы мимо пройти. Меня и на обзорном экране пробрало до печёнок, вместе с тобой, вживую ещё лучше должно быть, так что согласен, да и Фомин этот рекомендовал, видел же, как он оживился?
— Видел, — ответил я и взял управление в свои руки, отстранив Кэлпи. Точка на орбите вблизи кольца «Б», что скинул нам Фомин, была недалеко, моего нейрокомпа на обсчёт курса до неё хватало в избытке, так что вскоре мы уже были там, и Кэлпи принялась менять обзорный экран на иллюминатор.
Заняло это у неё меньше минуты, и вот я уже натурально завис сам, потому что смотреть на всё это просто так, как праздный зевака, было невозможно. Зрелище внушало, оно пробирало до печёнок, как правильно сказал Олег, оно подавляло, оно заставило нас просто молчать и смотреть.
Мы зависли примерно километрах в семи над поверхностью кольца и примерно на таком же расстоянии от его края, а солнце светило под углом градусов в тридцать от его плоскости. Ещё слева от нас, причём довольно близко, висел спутник, из-за близости он казался огромным, раз в десять больше земной Луны, ещё он отбрасывал тень практически на всё кольцо и из-за этого возникало ощущение, что он висит прямо над этой ледяной лентой, опоясывающей Зевс.
Само кольцо было белым, снежно-белым, но неоднородным, это была всё та же медленная полосатая космическая метель, зато на краю его, у самой щели к другому, внешнему кольцу, вырос ледяной лес, сказочный ледяной лес, это были вертикальные наросты из снежинок, перпендикулярные к общей плоскости и чем-то напомнившие мне худые прямые ёлки, вот только высотой они были километра в два, судя по длинным теням на кольце, и всё это переливалось бриллиантовыми огоньками, и вот по этим переливам я ощутил, что кольцо движется, что оно живёт, и вот только тут я сумел ошеломлённо выдохнуть.
— Да-а, — поддержал меня Олег, — дела. Я ведь даже и представить себе не мог, что такое бывает.
— Я тоже, — отозвалась Кэлпи, — всё же визуализация это одно, а когда вот так, на вытянутую, как вы говорите, руку, это совсем другое.
— Всегда пожалуйста, — невпопад ответил ей Олег и тут же сдёрнул меня с возвышенных мыслей: — ну что, займёмся делом? Колись, чего ты там задумал?
— Да, — с сожалением оторвался от зрелища я, — Кэлпи, убрать иллюминатор, займёмся делом. Ты сейчас внимательно следи за мной, за моими действиями, а ты, Олег, за ней, так всех и победим.
— Есть, — отозвались они по очереди, и я потихоньку повёл корабль ближе к самому Зевсу, к его северному полюсу, рассчитывая остановиться и оглядеться немного выше границ ионосферы. Потихоньку — это от десяти до пятидесяти «же» ускорения, потому что ближе к атмосфере творился подлинный бардак, как и говорил Фомин, там на тысяче было бы опасно, очень опасно.
Самое близкое к Зевсу кольцо постепенно сбрасывало в него своё содержимое, от мелких пылинок и до крупных булыжников, на полюсах радиация бушевала так, что Кэлпи пришлось серьёзно поднапрячься, эта бешеная радиация уже мешала связи и нашим датчиками, а мне всё никак ничего не приходило в голову.
Я-то думал через щели в кольцах пошнырять, используя собственные двигатели по минимуму, на гравитационном манёвре, на силе притяжения самого Зевса и его спутников, повертеться там на пределе скоростей, попрорываться через скопления обломков, паля во все стороны из противометеоритных пушечек, но нельзя, оказывается. Тут у них, оказывается, полный порядок, чёрт бы их всех побрал.
А потом, ближе к экваториальной плоскости планеты, в атмосфере что-то сверкнуло, а потом ещё, и ещё раз. Нет, так бы я это не заметил, даже через иллюминатор не заметил, пропустил бы, уж слишком много тут было всякого разнообразного сияния отовсюду, да и далеко же. Но Кэлпи и мой собственный нейрокомп подсветили, пометили это событие на обзорном экране как заслуживающее внимание и я, конечно же, заинтересовался.
— Это что там сейчас такое было? — спросил я, чуть не ткнув по старинке пальцем в экран, но сдержался, — три вспышки в атмосфере. О, четвертая и пятая, видите?
— Обычный метеоритный поток, — пожала плечами Кэлпи, — хоть и довольно сильный. Зевс оттягивает от других планет в свой гравитационный колодец много всего, так что это вполне рядовое явление.
— Ну-ка, дай-ка мне полный расклад по этому потоку, — попросил я, — интересно же.
И Кэлпи вновь пожала плечами, но выдала мне живую модель этого потока, снабдив каждого его участника меткой, в которой были вес, размер, состав и скорость, не забыв добавить траектории движения.