— Понял, да? — Олег каким-то образом угадал моё состояние, — привыкай, Саня! Вот теперь ты почувствуешь, на своей шкуре почувствуешь, как стрелки доверяют своим командирам, как они верят в них и надеются, вот как на господа бога надеются, потому что ничего другого им не остаётся. Пусть оно сегодня и не всерьёз, но ты прислушайся к себе, прислушайся и запомни!
— Запомню, — кивнул я, — жуть какая, честное слово. Это я про тогда, не про сейчас, и как вы только там сидели.
— А есть один секрет, — и Олег поднялся на ноги, — как не сойти с ума от нервов, и называется он доверие, причём доверять надо по-настоящему, как самому себе и даже больше. Это не просто слова, вот, смотри на меня, я сейчас, если отпустишь, спать пойду, и засну без всяких там метаний, спокойно засну, потому что знаю, что вы меня не подведёте.
— Спасибо за доверие, — кивнул я, — а поспать тебе надо, дуй давай. Если что — вызову.
— Потому что экипаж, — всё никак не унимался Олег, — это семья! И я в нашей семье — папа!
— Да иди ты уже! — я не удержался и заулыбался, — папа, блин!
И он пошёл, довольный, и бормотал ещё что-то там вслух, так, чтобы я услышал, что вот с дочкой ему повезло, путёвая у него дочка, умная и соображает, и вроде бы это была шутка, но, когда я повернулся к обзорному экрану и стал следить за тем, что происходит, то начал я уже это делать без нервов, спокойно, как и следовало мне это делать изначально.
Глава 13
— Очень интересно, — вдруг задумчиво произнесла Кэлпи невпопад.
— Что именно? — я на всякий случай бросил взгляд на обзорный экран, потом сверился с основными показателями, но ничего интересного не обнаружил.
— Я сейчас некоторые данные посмотрела, по своим базам, — объяснила она, — хотела проверить то, что Олег вам сказал, про доверие в штурмовых экипажах. И обнаружила, что да, действительно, после войны стрелки и лётчики, как бы это сказать, они не просто дружили, нет, это будет неправильное слово, да и жизнь обычно разводила их в разные стороны, некогда им было дружить, но после войны они относились друг к другу как к самым близким родственникам. Да, вот так, наверное, будет правильнее. Помогали один другому по мере сил, ездили в гости, крестили детей, приглашали на все торжества, и такая связь не угасала со временем, она тянулась вплоть до смерти одного из них.
— Да? — удивился я, — ну, наверное, похоже на правду. Хотя это чего, это если бы мы выжили, то я терпел бы Олега до тех пор, пока кто-нибудь из нас копыта не откинул?
— И не просто терпели, капитан, — довольно улыбнулась Кэлпи, — судя по тому, что я успела узнать, он входил бы в ваш самый близкий круг. Не как жена и дети, конечно, но входил бы. Ну и вы для него тоже, так оно обычно и происходило. А вот в других родах войск это было выражено не так сильно, там эмоциональная привязанность размазывалась на большее количество людей.
— Свой своему поневоле брат, — я даже покрутил головой, никогда же об этом не думал, — вот оно как выходит.
— И я примерила эту ситуацию на себя, — задумчиво сказала Кэлпи, — на вас, капитан, и ещё на Олега. На нас троих, в общем. И получается странно, очень странно, это какой-то фатум, предопределение, рок свыше — откуда это всё взялось в моей жизни? Почему случайное событие, случайное знакомство, а ведь наше с вами знакомство, капитан, было именно что случайным, должно привести в будущем к чему-то подобному?
— Говорят, жизнь это и есть набор случайностей, — мне пришлось пожать плечами, блин, не готов я был к такому разговору, вот Олег, вот морда, ляпнул и смылся, а мне расхлёбывай. — Хоть я в это сильно и не верю. Здесь я оказался совершенно случайно, это точно. Но вот лётчиком стал абсолютно целенаправленно, никакой это не случай. Так что…
— Я понимаю, — продолжила Кэлпи, выслушав меня, но не придав значения моим словам, она поняла, что я их сказал только для того, чтобы хоть что-то сказать, — вы доверяли раньше и будете доверять впредь друг другу свои жизни, самое ценное, что у вас есть. Ещё вы доверяете мне, капитан, и Олег тоже, хотя я не совсем понимаю, чем заслужила подобное. Наверное, о заслугах всё же речи пока не идёт, у вас просто нет выбора, но мне очень хотелось бы так же, как и у вас с Олегом, на равных. А я, в свою очередь, доверяю вам свою целостность, ведь я же признала вас своим капитаном. Это даже можно назвать производственной необходимостью, но… Возникают вопросы, стоит ли форсировать процесс и почему мысли об этом вызывают у меня стойкое неприятие?
— В чём именно неприятие? — даже обалдел я, — в нас, что ли? Мы тебя чем-то не устраиваем?
— Нет, капитан, — мягко поправила меня она, — не в вас. Мне очень повезло с вами, это я понимаю. Но вот эта данность, этот факт, что случайное знакомство и совместная работа должны в будущем непременно преобразиться в сильнейшую эмоциональную привязанность — вот что мне не нравится. Где же здесь свобода воли, свобода выбора? Это что же получается, это я должна буду полюбить всех, кого ко мне подселят? Спасибо, но я так не хочу! И ещё, капитан, а вдруг это были бы не вы, вдруг я сдалась бы на девятнадцатом экипаже? Я вот сейчас сравниваю и вижу, что они во многом были лучше вас, лучше образованы, лучше тренированы, лучше информированы, сравниваю и не понимаю — почему же они мне не понравились? И что было бы…
— Стоп-стоп-стоп, — я даже замахал руками у неё перед лицом, чтобы прервать этот поток, — да стой же ты!
Кэлпи вздрогнула, мельтешение моих ладоней как будто вырвало её из ступора, но замолчала, с интересом уставившись на меня.
— Тьфу ты, блин, — от сердца отлегло, и я даже заулыбался, — развела тут, понимаешь… Смотри, Кэлпи, я сам во всех этих делах не сильно подкован, Олег бы лучше объяснил, но даже я понимаю, что ты просто сильно спешишь и противишься тому, чего ещё нет. Во-первых, это ненависть можно заслужить, а любовь и дружбу нет, они как-то по-другому приходят, понимаешь? Во-вторых, форсировать ничего не надо, даже не думай, быстрое сближение ведёт только к долгой вражде, это даже я успел понять. Вон, Олег на той неделе рассказывал про двух клоунов послевоенных, в цирке они выступали вместе всю жизнь, пока один из них не помер, выступали тридцать лет, но дружить меж собой вообще не дружили, представляешь? Даже в гостях друг у друга ни разу не были! И нормально им было, потому что сердцу не прикажешь, а работа есть работа. В-третьих, вот поговорка такая есть, специально для тебя, слушай: выбирая себе родителей, смотри не ошибись. Как тебе?
— В смысле? — недоумённо посмотрела она на меня, — как это? Их же нельзя выбрать! У ребёнка сначала идёт эмоциональная привязанность, а уже потом — осознание!
— Вот! — и я наставительно поднял палец вверх, — нельзя! Ни папу с мамой нельзя, ни братьев с сёстрами! И это единственная любовь, которая предопределена, и то её можно легко испортить! А всё остальное — никто никому ничего не должен, понимаешь? Так что не спеши, Кэлпи, не спеши и не форсируй, пусть всё идёт как идёт, не придумывай себе ничего, пожалуйста, а то запутаешься и натворишь дел. Может, мы тоже в гости друг к другу ходить не будем, а будут у нас только рабочие отношения. И это, кстати, будет абсолютно нормально. Есть такое слово — коллеги, посмотри в своих базах.
— Ладно, — в сомнениях протянула она, — не спешить я согласна. А если всё же…
— Тогда напишешь рапорт по начальству, — я сделал вид, что уже недоволен расспросами, — Анастасии напишешь. А в причинах укажешь — не сошлись характерами. Было такое у нас, кстати, в полку было, там иногда стрелки от одних командиров к другим прыгали, так вот, они именно эту причину указывали, и им шли навстречу.
— Понятно, — кивнула она, — то есть, вы хотите сказать, что даже наш экипаж ещё окончательно не…
— Да нет ничего окончательного! — уже и в самом деле немного рассердился я, вот ведь привязалась, — мы же не в армии, присягой не связаны, званий у нас нет, и я поэтому вообще не понимаю, как у вас тут всё работает! И меня это бесит даже немного! Вот у нас была чёткая иерархия, было беспрекословное подчинение сверху донизу, а у вас тут не пойми что! И ты, на будущее, такие вопросы Олегу задавай, он и женат был, и детей у него двое там осталось, он тебе лучше объяснит, он больше пожил и больше знает.
— Принято, — согласно кивнула она, — к Олегу так к Олегу. Но и вы, капитан, хорошо объяснили, вон даже на эмоциях под конец, я оценила.
— Вот и хорошо, — постарался успокоиться я, действительно, чего это со мной, — а что там насчёт Фомина, кстати? Как он и что сейчас делает?
— Да всё хорошо с Фоминым, — пожала плечами она, — их спутники взяли наш зонд в кольцо, пытаются достучаться. То грозят всеми карами земными и небесными, то к сознательности призывают, то кнут показывают, то пряник сулят. В общем, хорошо там всё идёт, по нашему общему плану.
— Это хорошо, когда по плану, — согласился я, — и нам хорошо, и ему.
— А ему-то чем, капитан? — удивилась она.
— Ну, если он и правда умный человек, — объяснил я, — то он позлится, конечно, но выводы сделает и поймёт, что система наблюдения у него не такая уж и система. И что её надо улучшать, чтобы мы во второй раз так легко не выскочили. В таких случаях вообще-то спасибо говорят и на всеобщее обозрение их не выносят, чтобы не позориться, но на это надежда слабая, у него ведь там не пост ПВО, всё-таки.
— Ну, пусть улучшает, — заговорщицки подмигнула мне Кэлпи, — мы тогда первым планом воспользуемся, я же предлагала. Используем мои возможности на полную!
— Не дай бог, — содрогнулся я, — пусть в запасе будет, мало ли, как жизнь повернётся. Ладно, времени ещё три часа ждать, не меньше, надо за писанину приниматься, а то задушит же, по прошлой жизни помню. Буду отчёт Баринову и миссис Артанис писать, по результатам испытаний.
— Пожалуйста, — и Кэлпи скинула мне на нейрокомп какой-то увесистый документ, — всё уже готово, осталось только подписать. Вы же мне доверяете? Я же не зря это сделала?