И корабль мягко, в одно касание, встал на тот самый пятачок, с которого мы тем утром и стартовали, вон, даже брошенный дежурный флаер Димы тут всё ещё торчал, забыл он его, что ли. Почти сутки прошли, надо же, шесть утра по местному времени, как раз хватит нам и позавтракать, и собраться не спеша.
— Ну что, товарищи экипаж, — начал командовать я, — приводим корабль в спящий режим, пьём чай и выдвигаемся, ориентировочно, в семь ноль-ноль. Кэлпи, ты с нами?
— Конечно, капитан, — отозвалась она, — я теперь всегда с вами, если есть такая возможность. Хватит, насиделась.
— Вот и хорошо, — ответил я, — тогда за работу.
И мы правда управились за час, и в семь утра мы уже стояли все вместе на бетонном покрытии посадочной площадки, между кораблём и берёзами, и щурились на невысоко взошедшее летнее солнышко, всё же соскучились по нему, ожидая, пока Кэлпи не уберёт входную группу и не поставит сама себя на охрану. Космодром уже просыпался, хотя, наверное, он и не засыпает никогда, вон, вслед за нами сели ещё два корабля, попроще нашего, да один взлетел. Где-то за деревьями, справа, переговаривались люди, в другой стороне жужжал какой-то механизм, ветер до нас доносил запахи разогретого металла и почему-то пара, ощущение было, как будто рядом отфыркался и затих паровоз, закрыть глаза — и как будто дома оказался, только до войны ещё.
Кэлпи управилась быстро, не дала постоять в покое, но бить ноги мы не стали, а решили воспользоваться флаером Димы, зря он, что ли, его тут оставил, так что в семь ноль пять я уже тянул на себя входную дверь нашей конторы.
Народу, кстати, хватало, так что здание и площадь перед ним уже не выглядели безлюдными, рановато тут начинали рабочий день. Кто-то спешил вслед за нами, кое-кто уже выходил из здания, примерно половину из них я уверенно знал в лицо, но здоровались мы со всеми, почему нет.
С нами здоровались тоже, не обращая на меня с Олегом особого внимания, как равными, так что в двери мы просочились на общих правах, кроме разве что Кэлпи, наш основной член экипажа всё же была звездой, вот только я не понял ещё, нравится ей это или нет.
До кабинета Баринова, что находился на втором этаже, мы дошли быстро, вновь раскланиваясь со всеми встречными, а потом я вежливо постучался в начальственные двери, хотя точно знал, что он нас ждёт, успел с ним связаться полчаса назад, ну да от меня не убудет, вваливаться просто так тоже не стоило, не заслужили ещё.
— Войдите! — успел крикнуть он в лицо не ставшего ждать приглашения Олега и добавил уже тише: — и присаживайтесь. И подождите, пожалуйста, минутку, добью кое-какие документы.
И эта работа с документами выглядела до того странно, я-то привык, что вот войдёшь в кабинет к начальству, а оно сидит, бумаги перебирает, читает чего-то с умным видом, подписывает или вычёркивает, а на тебя и не посмотрит даже, в работе начальство, здесь же всё было не так. Здесь Александр Иванович сидел, неплотно прикрыв глаза, со стороны посмотреть — так кемарит просто, не выспался, но на самом деле это и была та самая работа с документами.
Ну и ладно, я начал осматриваться в кабинете, чтобы время не терять, а посмотреть там было на что. Ладно размеры в половину спортзала, это у всех здесь так, ничего удивительного, и у нас так же будет, наверное, мебель тоже ничего особенного, но вот по одной стороне кабинета у него шли стеллажи, витрины и щиты по стенам, в которых было разложено и развешано самое разнообразное холодное оружие, причём не было там знакомых мне красноармейских шашек или дореволюционных сабель, а было там что-то совсем странное, человеку с таким неудобно будет.
Мой нейрокомп ожил, почуяв мою заинтересованность, выхватил из поля зрения какое-то совсем уж зверского вида пыряло, мгновенно опознал его и подсунул мне данные, что да, этот экземпляр есть образец оружейного искусства с планеты «Лебедь», что находится у звезды класса жёлтый карлик под номером таким-то, рукав Ориона, по галактическим меркам совсем рядом с нами.
И что на планете этой была мощная цивилизация гуманоидного типа, от которой мало что осталось, читал дальше я с резко обострившимся интересом, но то, что осталось, развило кузнечное искусство до невообразимых высот, даже на Земле такого не было. Ну да, а что ещё им оставалось, подумал я, просматривая картинки, за десятки, если не сотни тысяч лет топтания на месте. Вот и отточили то, что им было доступно до предела, любо-дорого посмотреть. Мелкий и крупный холодняк, какие-то арбалеты, примитивный по устройству огнестрел, неожиданно сложная пневматика, что-то вроде винтовок даже, с баллонами для сжатого воздуха вместо прикладов, но всё это было выполнено на таком уровне и с таким качеством, что наши земные Левши обзавидовались бы до смерти.
— Ну что! — наконец отмер Баринов, когда Олег успел уже заскучать, не интересны ему были все эти ножи с топорами, и налить себе и мне какого-то лимонаду, — всё очень и очень неплохо! И это радует, так держать!
— А Фомин? — ляпнул я, с сожалением выплывая из разглядывания артефактов чужой цивилизации. Ладно, потом посмотрю, поставлю прямо сейчас себе закладочку-напоминание.
— А что Фомин? — посмотрел на меня Александр Иванович, — разве он имеет какое-то отношение к результатам испытаний? Нет? Тогда в чём проблема? И разбираться с Фоминым вы будете сами, здесь нет ничего, что требовало бы моего вмешательства. Сами, всё сами, друзья мои, будет вам практика в местных жизненных перипетиях. Совет, искины, всё остальное. До адвокатов, я думаю, не дойдёт.
— Ну и хорошо, — согласился я, — действительно.
— А ты, Кэлпи, — обратился он к нашему основному члену экипажа, — как себя чувствуешь? Я-то помню, тебя изначально тянуло на приключения, ну и как тебе этот, как его… Смелый Почтальон? Ожидания реалиям соответствуют? Не слишком ли?
— Нет, — коротко ответила девушка, — и да, соответствуют.
— Вот и хорошо, — потёр руки Баринов, — лихо ты тот, последний, подбитый штурмовик спасла, молодец. Это я тебе не как начальник, это я тебе как человек говорю.
— Спасибо, — улыбнулась ему девушка, — самой понравилось. О чём-то таком я и мечтала.
— И это главное! — наставительно выставив вверх палец, подхватил Баринов, — когда работа приносит удовольствие, когда выполняются мечты, тогда можно считать, что жизнь удалась! Ну, хотя бы в какой-то её части!
— Очень на это надеюсь, — поддакнула ему Кэлпи. — Что хотя бы в этой части уже удалась.
— Можно уже и не надеяться, — уверил её Баринов, — исходя из результатов испытаний, это можно уже и утверждать, причём смело. И ещё, Кэлпи, скажи мне, как на духу, вправе ли я сделать вывод, что основная часть тестирования пройдена? Ну, та, где про налаживание взаимодействия в экипаже и распределение ролей?
— Начинается, — буркнул Олег, — матчасть тоже важна.
— Прекратите, — попросил его Баринов, — во-первых, я же вижу, к чему это вы, а во-вторых, не вас спрашиваю, уж извините за резкость.
— Да, — коротко ответила ему Кэлпи, а потом, не удержавшись, добавила: — испытания матчасти, как говорит бортинженер, считаю всё же нужными, но не обязательными, я в полном порядке. Ну, разве что необходимо ознакомить экипаж с моими полными возможностями.
— Чтобы на практике ознакомить экипаж со всеми твоими возможностями, — задумчиво протянул Баринов, — полгода надо, не меньше. И то в авральном режиме. Ладно, то, что хотел, я услышал. Теперь вы послушайте меня. Чаю?
— Нет, спасибо, — отказался я за всех, указав взглядом на наши стаканы, — на корабле успели.
— Я тоже дома успел, — кивнул Баринов, достав из портфеля здоровый термос, — но повторить будет не лишним. Если бы вы знали, друзья, какой шмурдяк мы пили до этого, искренне считая его чаем! Зато теперь — индийский, кенийский, китайский, японский — какой угодно! Чёрный, белый, зелёный и красный, я даже слегка запутался во всём этом многообразии сортов, представляете? И это молекулярные реплики, а что будет, когда до собственноручного выращивания и обработки дойдём, а?
— Представляем, — ответил ему Олег, — но мы пили не лучше, так что тут я вам не помощник, присоветовать ничего не смогу. У нас даже морковный был в ходу, с сахарином вместо сахара, и ничего, нормально заходило. Или плиточный, это когда веточки и прочие отходы производства прессуют вместе с чайной пылью и сажей, для насыщенного чёрного цвета, гадость жуткая, но что делать, когда ничего другого нет?
— Тогда тем более зря отказываетесь, — укорил его Александр Иванович, наливая себе из термоса в кружку что-то действительно сильно ароматное, — у меня тут, если хотите знать, один выдающийся китайский сорт, что пили только императоры и первые лица государства, и на сторону его не продавали, считая национальным достоянием. Сначала я его не понял, признаюсь честно, но зато теперь!
— Зато теперь всё это в общем доступе, — ответил Олег, — все эти тайные сорта. Попробуем ещё, какие наши годы.
— А и действительно, — согласился с ним Баринов, — каждый сам, как говорится, кузнец своего счастья. Захотите — так попробуете. Просто у меня не очень получается одному чему-то радоваться, обязательно поделиться с кем-нибудь нужно, для пущего веселья, вот и целый же термос заварил, ну да ладно, угощу кого-нибудь другого. А теперь, собственно, о том, зачем я вас сюда вызвал.
Он помолчал, собираясь с мыслями, не преминув глянуть ещё раз в какие-то документы, я это понял по его внезапно застывшим, а потом снова отмершим глазам, потом он улыбнулся нам и продолжил:
— Есть мнение, что экипажу звездолёта «Кэлпи» стоит совместить дальнейшие ходовые испытания с плавным вхождением в рабочий процесс. Завод-изготовитель, кстати, не против. Те результаты, что они получили, вселяют в них, как они выразились, некоторую уверенность.
На это мы молча отреагировали кто как: я согласно кивнул, Олег пожал плечами, а Кэлпи победно улыбнулась нам всем сразу.
— Так вот, — с удовольствием посмотрел на неё Баринов, — на первый раз ничего сложного. Задача ваша будет такая — следует вам взять на борт нашего биолога, Елену Юрьевну Зарубину, и доставить её по указанному адресу, а потом вернуть обратно, если соизволит, или оставить там, по желанию, всего-то. Поработать, так сказать, извозчиками.