Всё дело в том, рассказывал Дмитрий, что нашей Вселенной очень повезло в том, что она такая, какая есть. Что в ней вот такие физические законы, вот такие элементарные частицы, и вот такая скорость света, например. Потому что это частный случай, и что легко могло быть не так.
Чуть другая масса электрона, чуть меньше или чуть больше его заряд, чуть другой протон или фотон, и картина меняется кардинально, в результате этого может не быть вообще ничего!
И это он, Дмитрий, ещё берёт частный случай, с аналогами фотонов и электронов, потому что частицы других Вселенных неисчерпаемы в своих свойствах, видах и физических законах, а он нам говорит о близнецах нашей.
И что корень всего, основа нашей и других вселенных есть вакуум, этим словом мы называем пространственно-временной континуум, который не пустота, нет, он и есть фундамент мироздания, что именно у него есть свойства, благодаря которым и возможны все эти фотоны с электронами.
Физические свойства нашего родного вакуума определились случайно, в момент Большого Взрыва, именно тогда появилась строго определённая материя с энергией, наша материя и наша энергия, и в этот момент всем нам очень повезло ещё раз снова совершенно случайным образом.
Дело в том, объяснял Дмитрий, что наша родная Вселенная довольно-таки познаваема, потому что в ней довольно-таки простые физические законы и не надо вот так вот недоверчиво морщиться, законы эти действительно просты, мало ли, что вам на уроках кажется.
Стройные, логичные формулы, описывающие физическую картину нашего мира, легко могли быть не такими стройными, а трёхэтажными, например, и логика могла бы там и не ночевать. Представьте себе вселенную, где, например, Ньютон, этот гений всех времён и народов, не смог бы, из-за сложности не смог бы, внятно сформулировать свои три закона классической механики! Или возьмём его всемирное тяготение, вдруг Земля бы вела себя как Меркурий, что тогда? Как бы он смог это объяснить?
И он, Дмитрий, для наглядности приведёт нам ещё такую аналогию — римский счёт. Да, да, именно он, все эти палочки и буквочки, вся эта ересь. Представьте себе, что он до сих пор в ходу, как вам такое? Сможете ли вы понять хоть что-то в бухгалтерском отчёте, написанном этими палочками, которые невозможно ни умножить в столбик, ни разделить нормально? А если его ещё и запутать сознательно?
— Воруй, не хочу, — так тогда прокомментировал слова Димы Олег, ошеломлённо прикинув перспективы, — это же можно какую-нибудь артель легко по миру пустить, и никто ни до чего не докопается, все ревизоры мозги сломают.
Ну, в Древнем Риме и чуть позже, ответил ему тогда Дмитрий, пока не смену римскому счёту не пришли арабские цифры, поступали проще. В случае больших сомнений не разбирали отчёты, а подвешивали, например, управляющего поместьем за ноги и сурово спрашивали — где воровал, скотина, и часто добивались правды. Но всё дело в том, что реальность за ноги не подвесишь и с пристрастием не допросишь, вот ведь какое дело.
И развивалась наука до повсеместного применения арабских цифр очень тяжело, так человек идёт по горло в воде, с чугунными гирями на ногах, зато после этого она вышла на сухую, ровную дорогу и полетела вперёд, долетев до всего того, что вы видите вокруг себя, а дело было всего лишь в системе счёта, хоть и не в нём одном, да.
Так что очень, очень повезло нам со Вселенной, с её познаваемостью, с её вакуумом, а точнее, с его физическими свойствами.
А в другой Вселенной вакуум другой, и свойства у него совсем другие, но мы-то уже учёные! Мы-то уже, смею надеяться, готовы многое воспринять! И есть, например, одна такая параллельная Вселенная, используемая для сверхдальних полётов, где материи нет вообще, а есть одно только излучение. И предел по скорости света там другой, а всё из-за другой физики вакуума, что есть основа всему.
Знаменитая трёхбуквенная формула Энштейна для энергии там неприменима, массы-то нет, и так там, в этой Вселенной, всё до того удачно складывается, просто одно к одному, что именно в ней стали возможны для наших кораблей сверхдальние и сверхбыстрые полёты.
Точную скорость света в той Вселенной так до сих пор и не смогли точно выяснить, пока лишь ясно, что она во много-много-много раз больше, чем у нас, наши родные двигатели там тоже показывают рекорды, выдавая на-гора ускорения в сотни и тысячи раз больше, так что «Кэлпи» и её систершипы могут путешествовать по галактике со средней скоростью до одного дня истинного времени на сто световых лет.
Ну а возможно это стало только потому, что люди в познании своём продвинулись настолько, что научились локально менять физические свойства вакуума, то есть всей основы мироздания. Научились схлопывать его, превращать пространственно-временной континуум в подлинное ничто, попутно извлекая из этого энергию. Это вам не распад тяжёлых элементов, термоядерный синтез или аннигиляция, это много круче, и выход энергии там несопредставим. Наши основные двигатели, кстати, на этом принципе и работают.
Так вот, оказалось, что, изменив физические свойства вакуума в отдельно взятой области пространства, эта область не стремится расшириться или схлопнуться, она стремится именно что переместиться, провалиться туда, где эти её свойства будут естественными, то есть в свою родную Вселенную. И что она так и делает, легко и непринуждённо, без видимых эффектов или потрясений для нашего Мира.
Но тут мысль исследователей пошла дальше, а что будет, если сделать такую штуку: создать прибор, который будет менять физические свойства вакуума в неком пузыре вокруг себя, оставляя пространство внутри нетронутым? Сумеет ли он переместиться в другую Вселенную и при этом уцелеть? А после, поработав там некоторое время и прекратив своё воздействие на вакуум, вернуться обратно?
Попробовали — получилось, не сразу, конечно, но получилось, полсотни лет потратили, вбухав в это дело необъёмную прорву ресурсов, но дело того, конечно, стоило.
Так что, друзья мои, говорил нам тогда Дмитрий, внесистемный привод на нашем корабле — это не двигатель, нет, это как раз такая штука, что может менять физические свойства вакуума вокруг корабля и этим перемещать его в другую Вселенную, а дальше дело техники.
— Прибыли в точку старта, — вдруг оторвала меня от воспоминаний Кэлпи, — внесистемный привод к работе готов. Все системы корабля работают штатно, замечаний нет. Жду дальнейших указаний.
В горле моём пересохло, и мне пришлось судорожно сглотнуть, чтобы прийти в себя, ничего себе, вот это я задумался, почти час прошёл.
Кэлпи пристально смотрела на меня, Олег тоже кидал странные взгляды, но всё было готово, и откладывать неизбежное я не стал.
— Включить внесистемный привод, — скомандовал я, и мне в правую ладонь ткнулась выросшая на полусфере управления кнопка, хорошо хоть не красная, которую требовалось по старинке нажать, подтверждая решение, и я её резко, без раздумий, нажал. — Полёт в параллельном пространстве начать.
Ничего вокруг не изменилось, только резко, до восьмидесяти процентов, выросла загрузка вычислительных мощностей Кэлпи, но в этот раз мы не лезли к ней со своими нравоучениями, а сидели тихо, как мыши под веником. А, ещё обзорный экран погас, и ничего больше на нём не отображалось, а так всё осталось, как есть.
— Всё, — спустя долгую, томительную минуту выдала Кэлпи и чуть ли не вытерла пот со лба, — готово. Корабль перешёл в устойчивый режим полёта, все системы работают нормально, провожу углубленное тестирование.
— И что? — переглянулся я с Олегом, а потом вновь посмотрел на Кэлпи, — больше ничего? Вот так всё просто, никаких видимых эффектов?
— Ну да, — подтвердила она, — вот так, без эффектов, все десять дней пути.
— А можешь иллюминатор сделать? — вдруг загорелся я, — посмотреть? Интересно же?
— Могу, — кивнула она, — но лучше не надо. Там сейчас очень много жёсткого излучения возникло на границе сред, в огненном пузыре идём, снаружи один только яркий свет, ничего больше. Смотреть на это через иллюминатор для здоровья не сильно полезно будет.
— Представил, — разочарованно согласился я с ней, — но да, лучше не надо. А жаль. Но ты-то хоть что-то там видишь?
— Нет, — покачала головой она. — Не на что там смотреть, повторяю, везде и всюду одно только излучение, хоть и много слабее. Вселенная такая. И предлагаю, по традиции, отметить это дело пышным банкетом!
— Я за! — мигом сориентировался Олег, — чур, это всё на мне! Через час в кают-компании! А гости, интересно, на приглашение откликнутся, не слишком ты там отношения испортил?
— Может и отказаться, — неуверенно ответил я, — с одной стороны, я ей там запретил в каюте питаться, деваться её некуда, с другой стороны, уж очень она чем-то нами недовольна, да и поговорили мы плохо.
— Прям настолько плохо? — неверяще поглядел на меня Олег, а потом, подумав, протянул, — хотя ты можешь, да, в душу сапогами залезть и там потоптаться вдоволь.
— Кэлпи, скинь ему наш разговор, — отвернулся я, — сам посмотри, там немного, а потом уже выводы делай.
— Ладно, — хлопнул по подлокотнику Олег и вылез из кресла, — по ходу дела разберусь. Если соберусь приглашать, сделаю это сам, ты не лезь, нам с ней, в конце-то концов, целые десять дней лететь, не хотелось бы постоянно ощущать что-то недовольное в соседней каюте, правда? А кушает-то она хорошо, это я помню, так что может и помиримся на этой почве, если проявим такт.
— Может, — согласился я, — но я хвостом вилять не буду, мне обратного хода нет.
— Тебе нет, — развёл руками он, — а я — вот он, добрый и хороший. Разве же можно на меня долго всерьёз сердиться, Саня? Тем более даме, тем более что одного со мной примерно возраста, тем более что конкуренции нет? Наладим отношения, не переживай, да и куда она денется, с нашей-то подводной лодки!
— Насчёт сердиться — можно, Олег, можно, — чуть-чуть охладил его я, — а насчёт отношений — да ради бога, налаживай, только меня в эти дела не впутывай, ладно?