Со стороны, если не принимать во внимание другие очертания материков и океанов, это была сестра-близнец нашей Земли и нашей «Надежды». Тот же преобладающий с высоты голубой и белый цвет, та же дымка атмосферы, те же облака. Единственно, пятна суши на поверхности планеты были позеленее, что ли, ну, или это я сам себя накрутил, оазис же, хоть и космический.
Кэлпи меж тем гнала как сумасшедшая, она закладывала заячьи петли на траектории, она ныряла из одной слепой зоны в другую, и расстояние между нами и нашей целью, одним из островов приполярного архипелага, уменьшалось с каждой минутой.
И ещё, остров этот, точнее, весь архипелаг, с нашу Японию размером, был выбран Еленой не просто так. Эти здоровенные куски суши не были новообразованиями вулканического происхождения, это были остатки древнего материка, со сложным геологическим строением, богатой историей и, наверное, героическим прошлым. В общем, это было как раз то, что ей и требовалось.
И близость к местному полярному кругу ей не мешала, на этой планете не было обилия льда на полюсах, там сейчас царила эпоха глобального потепления. Странно, конечно, не видеть снежных шапок с высокой орбиты, ну так ведь и у нас, на Земле, говорят, пять тысяч лет назад по острову Врангеля, что раскинулся у южного берега Северного Ледовитого Океана, мамонты бродили, и не холодно им было, на Колыме так уж точно бродили, сам читал в своё время про такие находки. А потом, из-за холодов, там не то что мамонтов, там даже змей не осталось. Или вот, из истории известно, что две тысячи лет назад в Англии виноград выращивали в промышленных масштабах, климат позволял, так что ничего странного.
И полезных ископаемых на островах хватало, для строительной станции, плюс мы ещё кое-что необходимое с собою везём, ровно половина трюма под это выделена, но и то пришлось забить контейнерами со стройматериалами свободные жилые помещения и коридоры в отсеках.
— Входим в атмосферу, — предупредила Кэлпи нас всех и начала аккуратный, медленный спуск по замысловатой траектории, не став маскироваться под залётный метеорит, тем более что все они в этой системе давно уже учтены и посчитаны, лишний точно привлечёт ненужное внимание.
Корабль осторожно, не создавая видимого следа, тихо падал прямо в скопление облаков над пустынным районом довольно глубокого здесь океана, но мне, в наступившей тишине и полной темноте безлунной ночи там, за бортом, казалось, что мы зависли в этом неживом молчании как муха в патоке, и лишь показания приборов доказывали, что мы летим, и летим довольно быстро.
Я вытер вспотевшие ладони и обернулся, но все были заняты делом, Кэлпи так особенно, Олег тоже, да и пассажиры к чему-то готовились, и я вновь напомнил самому себе капитана какого-нибудь древнего галеона, что рулит кораблём самим фактом своего присутствия на борту. Хотя тому капитану было полегче, у него была работа, ему нужно было постоянно всех держать в узде и под контролем, не выпуская из внимания экипаж ни на минуту, неослабно всех зверски ругать и приводить в чувство, регулярно пересчитывая отдельным индивидуумам зубы, чуть что командовать злобным голосом боцману: «В линьки мерзавца!», указывая пальцем на провинившегося и вообще держать руку на пульсе, а у меня был такой экипаж, что мог проконтролировать самого капитана, и стоять над душой у той же Кэлпи было бы просто смешно, да и обидеться она могла.
Всерьёз, не всерьёз, но могла, я это чувствовал и потому сидел смирно, делая вид, что всё идёт именно так, как я и решил, да смотрел в иллюминатор, стараясь одновременно не упускать из виду показания приборов.
Мы тихо пробили густую облачность, которая здесь, в этом времени, не могла ни от кого и ничего скрыть, возможности у наблюдательной техники не те, и так же тихо устремились к поверхности океана.
Сейчас, в темноте ночи, я уже не мог ничего видеть в иллюминаторе, но через интерфейс нейрокомпа знал, что там, за бортом, довольно свежий ветер гнал волну от двух до пяти метров высотой, с барашками, и ожидал, что мы пойдём над всей этой красотой на бреющем, прижимаясь к поверхности воды, а потому сильно удивился, услышав от Кэлпи:
— Внимание, — голос её был собран и деловит, но ничего больше в нём не было, всё как будто шло своим путём, — срочное погружение.
— А что, — не смог удержаться я от глупого вопроса, — мы и так можем?
Нет, я знал, что корабль мог спокойно посещать планеты с довольно агрессивной и плотной атмосферой, взять тот же Зевс, тамошние давление с температурой не шли ни в какое сравнение с этим океаном, ничего нам не сделается, нырни мы хоть до самого его дна, но одно дело знать теорию, и совсем другое видеть это на практике.
Океан был для меня привычной и грозной силой, его я бессознательно побаивался, в отличие от атмосфер чужих планет, там я почему-то не боялся ничего, вот и вырвался у меня этот глупый возглас.
— Конечно, — очень довольным тоном произнёс Олег, — а ты как думал? Мы, чтобы ты знал, ещё и не такое можем, учи уже наконец матчасть всерьёз, товарищ капитан-лейтенант!
— Да, — отозвалась и Кэлпи после бортинженера, — всё идёт по утверждённому вами плану. Сейчас мы нырнём примерно на три километра, до самого дна, и уже над ним тихонько пойдём в сторону архипелага, это минимизирует риски. Хотелось бы сразу туда, конечно, но сектора наблюдения у орбитальных спутников не дают. И ещё, а вы что, этот этап в плане пропустили?
— Да, — не стал врать я, — пропустил. План твой, если честно, очень хороший, но очень уж большой, а пропускная способность у меня маленькая, такие дела.
— Действительно, — внимательно посмотрела на меня Кэлпи, — маленькая. Но это если глазами смотреть, товарищ капитан, а план был предназначен для загрузки в ваш нейрокомп, вам бы сразу всё стало ясно. И теперь я понимаю, почему вы над ним просидели так долго, учту на будущее. Я-то думала, вы варианты просчитываете, а вы…
— Будь добра, — сконфуженно перебил я её, начиная распаковывать план, лучше уж поздно, чем никогда, — и все подобные моменты впредь контролируй, я не обижусь. Не привык я ещё, понимаешь.
— Есть, — коротко кивнула Кэлпи, пожалев моё самолюбие и не став развивать тему, — договорились.
И вот я загрузил этот долбаный план через нейрокомп в собственную память, и вот мне в нём многое стало понятно, и вот я уже кое-что в нём бы изменил, но что уж теперь, теперь уже поздно, теперь я мог только сидеть и любоваться видами в иллюминатор, чем я, вздохнув, и занялся.
Конечно, здесь, на трёх километрах под поверхностью воды, было темно хоть глаза коли, но я не стал придуриваться и пялиться в непроглядную тьму за бортом просто глазами, я включил режим максимальной дополненной реальности, оставив, правда, только пассивный режим наблюдения, без эхолотов, радаров, локаторов и прожекторов, но мне хватило и этого.
Нейрокомп смог усилить и расцветить картинку настолько, что я невольно зажмурился на мгновение, мне показалось вдруг что там, на этой трёхкилометровой глубине, в этом царстве вечной ночи, внезапно вспыхнул ясный день.
И в этом ясном свете я увидел, что мы сейчас очень бодро шли метрах в пятидесяти над пустынным морским дном, на хорошей такой скорости, а вода была настолько прозрачной, что позволяла смотреть далеко вперёд.
Вот я заметил тушу какого-то дохлого океанского исполина справа по борту, что-то вроде нашего кита, наверное, потом колонию каких-то огромных страхолюдных вроде бы кустов, потом ещё что-то было, потом ещё, на такой скорости не разглядишь толком, да и нейрокомп засбоил, тут он мне был не помощник.
Но мне было всё равно, тем более что опознавать я тут ничего не собирался, я хотел просто посмотреть, и это было до того интересно, что я невольно ощутил себя на борту подводной лодки «Пионер», из романа «Тайна двух океанов», я ведь этой книгой зачитывался до войны, втихомолку мечтая попасть во что-нибудь подобное.
Но время шло, а я всё смотрел и смотрел, и вроде бы один раз, когда мы переваливали пологий подводный хребет, увидел что-то похожее на развалины древнего города, во всяком случае, остатки здоровенного здания с колоннами там точно были, и улицы были, не делает природа ничего такого ровного сама по себе. А потом, когда мы поднялись повыше, там уже начались и заросли водорослей, и косяки рыб, и что-то вроде рифов, там уже пошло настоящее буйство красок и буйство жизни, и вот там я залип окончательно.
Так что те три часа, что Кэлпи пробиралась к цели над дном морским, пролетели для меня незаметно, и я даже вздохнул чуть огорчённо, когда понял, что всё, приплыли, пора готовиться к высадке.
Целью нашей была полузатопленная подводная пещера, которую Кэлпи нашла, обыскивая главный остров архипелага с орбиты на предмет чего-то именно такого, укромного и не бросающегося в глаза.
Вход туда располагался под водой, а сама пещера большей своей частью находилась над уровнем моря, что избавляло нас от множества хлопот. По плану, именно этой пещере и предстояло превратиться в сердце нашей базы, а что, дёшево и сердито.
И вот Кэлпи принялась споро резать и мельчить скальные блоки, расширяя проход, и вот уже мы оказались внутри, и вот уже она вытеснила всю воду наружу и запечатала вход, и принялась за огневые работы, выжигая всё, что осталось, остекловывая скальную породу на пять метров вглубь, для гарантии, чтобы не сохранилась и не смогла проникнуть к нам никакая чужая органика. Шлаки и продукты горения она попутно преобразовывала в стройматериалы, умудряясь одновременно что-то из них городить там, в пещере, с помощью строительных и ремонтных дроидов корабля сооружая какое-то подобие причала и портовой площади, в общем, объём работ, рассчитанный на полноценную пятилетку, она выдала за полчаса, я только рот открыл, да и Олег тоже.
На этом этапе к строительству подключились и Елена с помощницами, началась разгрузка, они пустили в работу автоматическую строительную станцию, соорудили мощную шлюзовую камеру на месте выхода из пещеры, настоящую, с обеззараживанием и прочим, Кэлпи в это время сумела охладить ставшие ровными, как в ангаре, стены пещеры, покрыла их каким-то защитным составом, сменила несколько раз воздух, добиваясь идеального его состава, в общем, работа кипела, а я смотрел.