— Было бы в чём, — усмехнулся он, — ну, смотри: будем делать плов самый настоящий, правильный, по-московски, на небольшую компанию из тридцати человек примерно. А ничего же для этого нет, и я не про продукты, нет казана, нет печки, и, самое главное, нет беседки, где всё это можно провернуть. Садовых столов, стульев, прочей мелочи, вроде вилок и ложек, тоже. Но свой собственный задний двор у нашей новой конторы есть, понимаешь, о чём я? С газоном и деревьями, а больше ничего там нет, прям как по заказу!
— М-да, — покачал головой я, — и ты уверен, что всё успеешь?
— А зачем мне самому всё успевать? — посмотрел он на меня, как на не совсем сообразительного подростка. — Мы же в будущем, Саня! Кэлпи уже всё организовала, разрешение на строительство получено, всё необходимое заказано и летит сюда, беседка будет шикарная, с почти что кирпичной печью и мангалом, обещают в течении двух часов всё сделать. Час на доставку, час на установку, вот так.
— Кто обещает? — не понял я.
— Роботы обещают, Саня, — во все зубы улыбался Олег, уже что-то предвкушая, ну и весело ему сейчас было, прямо до невозможности весело, — то бишь мобильные платформы, а им, я думаю, верить можно, не забухают же они, в самом деле, и не потеряют ничего. Ну и Кэлпи проследит, конечно. Так что оставим мы тут хоть что-нибудь после себя, лишним не будет.
— Да я не про то, — отмахнулся я, — плов — это же долго?
— Это в самый раз, — Олег наставительно поднял палец вверх, — это как раз то, что нам и нужно. Совместно будем готовить, Саня, всем дело найдём, по пути по нескольку стаканчиков пропустим, чем-нибудь лёгким закусим, вот тебе и врастание в коллектив. Совместный труд объединяет, а уж приятный труд тем более.
— Хороший план, — подумав, я решил не выделываться, ведь и в самом деле хорошо Олег придумал, — действенный. Выношу обоим благодарность с занесением в личное дело.
Для меня такой вариант был и в самом деле лучшим. В той жизни многое мне пришлось принять нового и изменить в себе, стоило только лишь вырваться из родной деревни, но кое-что я побороть так до конца и не смог. В том числе и культуру этих самых застолий, будь они неладны. Всё же Дальний Восток не Кавказ, у нас свои правила, попроще, да и те же китайцы были с нами на одной волне, если не сказать хуже, хотя, казалось бы, древняя же цивилизация, поэтому до шестнадцати лет я был уверен, что жрать вонючий самогон или китайский спирт по праздникам как не в себя — это нормально, это в порядке вещей, это и есть самое настоящее, безудержное веселье.
Потом я попал в город и кое-что понял раз и навсегда, а комсомол помог, до сих пор вспоминать стыдно, но и перейти на другую сторону я тоже не сумел. Времени не хватило и практики, наверное. Я резко запретил себе все алкогольные подвиги, потому что выпить у нас в авиации любили, и наплевал на все косые взгляды и обиды, идите к чёрту, а кто не понял, того могу послать и подальше.
Но и на тех долгих и почти трезвых посиделках, что устраивали вернувшиеся из Испании и нахватавшиеся тамошних обычаев лётчики, мне было скучно и хотелось уйти побыстрее. То же самое со мной приключилось и в Цхалтубо, в Грузии, в ведомственном санатории, умом я понимал, что так лучше, но принять эти кавказские пиры не смог, меня ведь к другому приучили за эти несколько лет — быстро поел, быстро выпил, встал, ушёл, всё!
А потому подготовка к празднику вместо самого праздника стала мне нравиться много больше, это я прямо полюбил, всю эту заполошную суету, всё это деятельное предвкушение радости. Так что Олег придумал очень хорошо, в первую очередь для меня хорошо, это он молодец.
Конечно, совершать ещё одну ошибку и пытаться казаться лучше, чем я есть на самом деле, для своих новых коллег тоже не стоит, это мы уже проходили. В армии, как и в тюрьме, ничего не скроешь, выделываться не надо, раскусят быстро. Но там был ещё один способ создать дистанцию, доступный для всех, хоть никто его и не любил, и способ этот назывался — дисциплина.
Я тогда затянул сам себя в такую струнку, что ни вздохнуть, ни охнуть, а комсомол мне в этом помог — смотрите все, вот, мол, какими мы правильными можем быть, как на плакате, честное слово. Сначала было тяжело, потом привык, потом даже перестал замечать, а когда попал в полк, уже и сам не мог разобраться, где я прежний, а где нет.
Конечно, здесь я мгновенно расслабился, как будто в отпуск попал, но нам ведь надо врастать в здешнее общество, надо попытаться сойти за своих, хоть и странных своих, так что включай голову, Саня, включай голову и веди себя естественно. В крайнем случае, на корабле отсидимся.
— Научно-исследовательский отдел! — мы успели подойди к входным дверям, спрятавшимися под нависшей над ними сплошной стеной глухого фасада, больше напоминавшего огромную гранитную плиту. Никаких признаков того, что в этом здании могло находиться, здесь не было, кроме вывески справа от дверей, и вот эту вывеску Олег теперь громко и с выражением читал вслух. — Управление чрезвычайных ситуаций! При Совете Надежды-Главной! Ну надо же! А со стороны посмотреть — прямо цитадель мирового зла, рейхстаг какой-то! Кусты колючей проволокой опутать, пулемёты в подвальные окна воткнуть, чтобы насквозь били — вообще за километр фиг кто подойдёт!
Живые изгороди и газоны тут и впрямь были чистый Версаль, много тут было открытого, ровного, ухоженного пространства, так что предложенный Олегом план обороны был в тему, хотя, думаю, тут и без него чем-то таким озаботились.
— Сначала вводный инструктаж, — предупредил нас Дима уже внутри, в огромном и светлом, но безлюдном холле, — думаю, за час-полтора уложимся. Остальное всё потом.
— Кто бы сомневался, — пробурчал Олег с недовольным, но всё понимающим вздохом, глядя на застывшую у дверей пару охранников, причём это были всё те же псоглавец и рептилоид. — Но вижу, что не побороли вы, товарищи потомки, бюрократию, не побороли. А уж я так надеялся!
Мой нейрокомп мгновенно отозвался на входящий запрос от охранной пары, подтвердив полномочия, у остальных тоже, и на этом всё, наше право находиться здесь признали и вопросов к нам по этому поводу уже не имели. Дмитрий вообще обратил внимания на этих двоих не больше, чем на фикус в кадке дальше по пути, я же с Олегом кивнули караульным и удостоились ответного кивка, а вот Кэлпи чуть задержалась, чтобы обменяться с ними какими-то странными взглядами, потом надо будет невзначай поинтересоваться, в чём там дело. Вдруг заговор?
— Да ладно тебе! — возмутился Дима, не заметив всего этого, — это ты ещё бюрократию настоящую не захватил, видимо! Тебя бы в Китай, в средние века, или в ту же Россию, вот там бы ты побегал! Вот там бы ты подоказывал, что не верблюд, вот там бы ты пыль поглотал!
— Согласен, — чуть подумав, ответил ему Олег, — про Китай не знаю, а вот про царские порядки наслышан. Было такое, не спорю, но мы это, кстати, побороли. Ладно, веди, Вергилий, на этот свой инструктаж. А кто, кстати, инструктировать будет, Анастасия?
— Зачем же? — удивился Дима и ткнул пальцем в Кэлпи, — вот она и будет, уж она-то не пропустит ничего. Да и смысл нам занятых людей от работы отвлекать? Сейчас найдём свободный кабинет, займёмся делом, пробежимся по всем пунктам, ответите на контрольные вопросы, потом зафиксируем это дело у планетарного искина и свободны!
— На втором этаже есть свободные помещения, — вмешалась Кэлпи, — как раз для нас. Предлагаю подняться и приступить, капитан.
— Вперёд, — пожал плечами я, потому что хотел уже всем предложить расположиться в этом холле, вон, сколько тут прекрасных мест, сколько островков с диванами, креслами и столами, и буфет есть, и стойка с напитками, и вообще уютно, и под охраной, — давайте уже поднимемся и приступим.
И Кэлпи уверенно повела нас куда-то вверх, по широкой лестнице на второй этаж, там мы прошли ещё немного по пустынному и тихому коридору, чтобы остановиться у двери в кабинет, неотличимой от десятков других таких же.
— Прошу, — Кэлпи не пошевелилась, но замок щёлкнул и дверь распахнулась настежь, — проходите и рассаживайтесь, в ближайшее время нам предстоит, как говорили в ваше время, ударно поработать.
— Давай без демаскировки, хорошо? — вдруг прицепился к ней Олег хорошо знакомым мне тоном, — и вообще, много вы знаете про наше время!
Я лишь вздохнул на это и прошёл внутрь первым, пусть его. Иногда с моим стрелком, тьфу ты, уже с нашим бортинженером случалось такое, да не иногда, а довольно-таки частенько. Он не переносил, когда всё вокруг было спокойно и окружающие расслаблялись, ему постоянно надо было всех теребить и вообще держать в тонусе. Причём он не успокаивался, когда ему равные по званию предлагали это сделать, и не затыкался, хотя никто ему этого и не предлагал, а взвинчивался ещё больше, пока не ставил всех своих подчинённых на уши, только тогда он мог вздохнуть с облегчением и его отпускало.
И ещё, странное дело, но у такого рубахи-парня, у этого всё понимающего, практически отца родного для своих подчинённых командира, но в подразделении его панибратства не было в принципе, а сержантам-мотористам да прочим оружейникам и в кошмарном сне не могло привидеться ответить ему так, как он вроде бы и предлагал им общаться.
Даже разжалованного, даже в солдатской грязной гимнастерке, они называли его товарищем старшим инженером полка, и лишь старые, заслуженные механики могли позволить себе после хорошо сделанной работы обратиться к нему, как к Олегу Васильевичу.
Сам Олег как-то с невесёлым смехом рассказал мне, в чём дело, да и то не сразу, а лишь после того, как я уже прямо в лоб задал ему этот вопрос и дал понять, что увиливания не потерплю, пусть тогда летает с кем хочет, вот так, то ему пришлось ответить. Не хотел сначала, пытался отделаться короткой сказочкой, а потом его прорвало, и я уже сам был не рад, что напросился.
Так вот, летом сорок второго года, в самое тяжёлое для страны и лично для него, Олега, время, когда гитлеровцы рвались к Волге и на юге творился сущий ад, вот тогда он, Олег, иногда и не помнил даже, когда он ел или спал. Правду говорят, кто в сорок первом или в сорок втором году не воевал, тот настоящей войны не видел.