– Мы приняли решение создать особую стрелковую дивизию георгиевских кавалеров! – произнес Николай на удивление четко и ясно. – Командовать этой дивизией мы поручаем генералу Анненкову, начальником штаба назначаем полковника Львова!
Подумал и добавил:
– Все участники рейда по вражеским тылам зачисляются в отдельную Георгиевскую патроната Императорской фамилии дивизию автоматически!
Газеты на следующий день вышли с кричащими заголовками, и вся Россия только и обсуждала, что блистательного Анненкова и его героев, из которых теперь государь создает нарочитую дивизию. Теперь немец-перец-колбаса на собственной шкуре узнает, каково оно – дразнить русского медведя!..
Как и предполагал Львов, основные скачки начались в день сдачи законно награбленного имущества. Предварительно оба провели беседы в подразделениях, объяснив, что нет необходимости тащить с собой всё барахло. Деть его всё равно некуда, а с учётом того, что неизвестно, когда и куда их переведут для формирования, это имущество просто придёт в негодность.
Кроме того, негласно всем участникам рейда были розданы больше ста тысяч рублей из захваченных немецких касс и различных финансовых учреждений, встреченных на пути, что положительно сказалось на желании бойцов сдать ненужное. Само собой, пулемёты, патроны для них, пистолеты и прочее носимое и не только имущество, включая автоматическую пушку Норденфельда и бронеавтомобиль «Кап…ан Гурд…», сдавать никто не собирался. Анненков, подойдя к бронемонстрику, похлопал его по стальному боку и произнес:
– «Гурд» значит – «друг», – чем поверг всех присутствовавших в состояние ступора, пока полковник Львов не посоветовал прочитать слово «гурд» задом наперед…
Прямо на железнодорожных путях начинали вырастать горы шинельного сукна, ремней, немецких винтовок, гранат и вообще всякого военного барахла. Притащили даже пушки, коммутатор и полевые радиостанции, чтобы общая масса выглядела внушительнее.
Всё это тщательно пересчитывалось, заносилось в специальные книги и увозилось на склад, после чего отрядная касса пополнилась неплохой суммой за сданные трофеи, которая тоже была роздана в отряде.
Сами Львов и Анненков, ничуть не смущаясь, затрофеили из германского штаба чуть больше ста тысяч рублей, видимо, предназначавшихся для закупки продуктов у жителей оккупированных территорий, и больше двухсот тысяч марок, которые ещё нужно было превратить в рубли.
Приказом государя-императора сводную бригаду переформировывали в дивизию и направляли под Петербург для пополнения. На момент выхода из окружения в бригаде числилось две с половиной тысячи бойцов и командиров, и требовалось ещё никак не меньше двенадцати тысяч, чтобы довести состав до дивизионного.
Но все эти проблемы мало волновали новоиспечённых кавалеров высших российских орденов.
В полевом генеральном штабе Германии царил натуральный хаос. Фалькенхайн[77] даже не мог вообразить, куда подевалось командование Восточным фронтом и весь штаб десятой армии. И как это объяснять кайзеру? И кто теперь станет руководить наступлением против русских?
Вернуть фон Притвица[78]? Ну, нет! Он уже показал, на что способен, когда в прошлом году русские чуть не заняли Восточную Пруссию. Фон Притвиц слишком нерешителен, а здесь и сейчас нужна твердая рука.
Назначить командующим Макензена[79]? Да, это можно, но только как запасной вариант. Макензен сейчас командует силами армий сразу трех государств: Рейха, Двуединой монархии и Болгарского царства. Он нужен на Сербском фронте…
Принц Рупрехт[80]? Это идеальная кандидатура! Его можно посылать хоть сейчас… хотя именно сейчас его посылать и нельзя. Его шестая армия сдерживает в Шампани две армии противника – английскую и французскую, и только его железная рука может противостоять натиску тридцати дивизий тринадцатью. Нет, принца нельзя отрывать от боев…
Фон Белов? Он командует своей восьмой армией и просто не потянет фронт. Его кузен Отто[81]? Армия «Неман» – вот его предел как командира! Фон Гальвиц? Слишком упрям и слишком придерживается старой школы, пренебрегая полевыми укреплениями. Но кто же, кто?!
Эрих фон Фалькенхайм обхватил голову руками и с ужасом понял, что заменить исчезнувших Гинденбурга, Людендорфа и Эйхгорна просто некем. На западе идут упорные бои, необходимо решать вопрос с Сербией, иначе эта заноза в подбрюшье Австрии и дальше не даст подданным Франца Иосифа нормально воевать. И назначить на должность командующего фронтом некого. Совсем некого.
– Фалькенхайн? – в трубке телефона раздался голос кайзера. – Почему я узнаю о проблемах на востоке самым последним, Фалькенхайн?
Далее последовал краткий, но весьма энергичный экскурс в физиологию генерала и всего генерального штаба, от которого Фалькенхайн покрылся испариной. Он уже понимал, что сейчас свершится непоправимое, но противостоять этому ему не под силу. Человек не может справиться с землетрясением или тайфуном. А Вильгельм II характером очень напоминал и тайфун, и землетрясение, и все прочие стихийные бедствия разом.
– Мною как главнокомандующим принято решение! – рубил кайзер. – Командовать Восточным фронтом направляется кронпринц Вильгельм!
«Боже, сделай так, чтобы это оказалось сном, – тоскливо подумал Фалькенхайн. – В задницу Сербию, в задницу англичан и французов в Шампани, пусть назначат принца Рупрехта, пусть Макензен бросает все и мчится спасать положение в России… и пусть я проснусь!»
Худшего выбора кайзер сделать не мог, разве что поручил бы командовать фронтом своей супруге.
Кронпринц Вильгельм в свои тридцать три года был человеком недалеким, не слишком грамотным, и уж конечно – не полководцем! Хотя и носил звание генерала кавалерии. На Западном фронте кронпринц, командуя пятой армией, снес весь план Шлиффена в задницу, поддавшись собственным амбициям и предприняв наступление, которого вовсе и не требовалось. Сейчас молодой генерал командовал группой армий «Кронпринц», но Фалькенхайн прекрасно знал, что на самом деле там всем заправляет начальник штаба – талантливый и грамотный фон дер Шуленбург[82].
Вспомнив о Шуленбурге, начальник полевого генерального штаба несколько воспрянул духом: Шуленбург может что-то сделать. Правда, на Западе остается дыра, но уж ее-то вполне возможно заткнуть кем-нибудь. Повысить по цепочке и…
– Начальником штаба фронта назначается генерал фон Хееринг[83]! – громогласно сообщил кайзер в телефонную трубку, и Фалькенхайну показалось, что у него остановилось сердце. Эта пара – кронпринц и Хееринг – стоили друг друга.
«Старый дурак и молодой дурак! – беззвучно шевелил губами генерал. – Боже! Разбуди меня!»
– Командовать же десятой армией мы поручаем генералу фон Шуберту[84]! – закончил кайзер и бодро добавил: – Приказы о назначениях уже подписаны и высланы в войска! Вы слышите меня, Фалькенхайн? Вы хорошо меня слышите?
Впервые за все его военную карьеру у генерала Фалькенхайна появилось острое желание застрелиться. Можно стерпеть никчемного командующего фронтом. Во всяком случае, кронпринц – не клинический идиот! Можно пережить и назначение Хееринга, в конце концов, он грамотный и знающий генерал, хотя и не блещет талантами ни стратега, ни тактика. Но пережить назначение на должность командарма десять – главной ударной силы на востоке! – Шуберта, который за всю войну не одержал на полях сражений не то, что победы, а хотя бы ничьей, зато покрыл себя славой неутомимого бойца на поле тайной закулисной войны и усердно интриговал как против своего начальства, так и против своих же собственных подчиненных – это уже перебор!
– Ваше величество… – пискнул Фалькенхайн. – В-ваше в-величество…
– И не благодарите нас, Фалькенхайн. Если вы не делаете свою работу – кто-то должен сделать ее за вас! К вечернему совещанию жду новых исправленных планов наступления на востоке. До вечера!
– До вечера, мой кайзер… – выдохнул Фалькенхайн, но кайзер уже дал отбой…
Прибытие нового командующего фронтом вместе с другими кандидатами на занятие вакантных должностей в штабах фронта и десятой армии резко осложнило обстановку на Восточном фронте. Кронпринц, считая, что русские армии ослаблены предыдущими операциями, измотаны обороной и отходом, решил добить противника одним мощным ударом. Фон Хееринг горячо поддержал своего шефа, и они вместе быстро набросали план грандиозного наступления, имевшего своей целью взятие Минска, Смоленска и выход чуть ли не к самой Москве.
План был хорош. Можно даже сказать – великолепен. После дальнейшей проработки, разработки и уточнения он включал в себя точную временную таблицу – кто, когда и где должен оказаться с тем, чтобы активно помогать своим соседям. Рассчитан и утвержден расход снарядов, патронов, перевязочного материала, кофе, хлеба, картофеля, фуража, сала и мяса, заказано точно вычисленное количество вагонов и локомотивов, в том числе – и для пленных; выделены строительные материалы для создания полевых укреплений в местах возможных контратак противника.
Одним словом – прекрасный план стратегического наступления фронта. К сожалению, как и любой другой план, он не был лишен некоторых недостатков. Мелочи, если подумать. План кронпринца и фон Хееринга основывался на скудных и недостаточных разведданных, требовал такого количества боеприпасов, которого на Восточном фронте не имелось, не учитывал эшелонированной обороны противника и вообще не рассматривал возможного противодействия русских войск, которым отводилась роль каких-то жертвенных баранов.
Но приказ есть приказ, и 31 октября германские армии перешли в наступление, которое уже на следующий день обернулось катастрофой. Оказалось, русские сами готовились перейти в наступление.