– Идите, генерал. Я… мне… нужно подумать… – на подгибающихся ногах Николай вышел из кабинета, а за ним серой тенью проскользнул Григорий Распутин.
13
ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ
Севернее Варшавского района оживленные артиллерийские бои продолжаются. В районе восточнее Сувалок контратака противника на Олецко отбита. В районе к востоку от Августова нашими войсками взята передовая линия окопов противника у Каменка-Новы.
При взятии предмостного укрепления у с. Легионово нами захвачено 2 орудия, число других трофеев выясняется. Большинство защитников укрепления погибло в рукопашной схватке.
В Вильне недавно начала выходить новая газета на белорусском наречии под заглавием «Новая Белорусская Виленская Часопис». Эта газета печатается, однако, не кириллицею, как, например, печаталась «Наша Нива» приснопамятного Уласова (Власова), а латинскими буквами. В статьях этой газеты проводилась мысль о том, что белорусская культура составляет только своеобразный оттенок латинско-польской культуры.
Вместе с тем немцы разрешили в Гродно издание первой еврейской газеты под заглавием «Гроднаер Цейтунг». Характерно, что еврейский текст газеты допущен только условно с переводом на литературный немецкий или польский языки. Переводы печатаются параллельно с еврейским текстом.
Владивостокский житель Б. Ф. Сержант несколько месяцев тому назад получил печальное известие о том, что его сын Вячеслав, 18 лет, ушедший добровольцем в действующую армию, убит, а 17 февраля сын явился домой в трехмесячный отпуск с орденом св. Георгия за храбрость.
Обучение солдат и офицеров дивизии занимало столько времени, что о походах в театры и рестораны пришлось позабыть. Даже Александру запрягли обучать средний командный состав основам первой помощи и гигиены. Кроме того, в дивизии сформировали свой авиаотряд, правда, всего из пары «Сикорских», за которыми Львов лично мотался на «Руссо-Балт» в Москву, но и это уже было большим подспорьем в плане авиаразведки, так как маскировка пока толком не применялась никем из воюющих сторон.
Подразделения связи, технического и материального обеспечения, формирование штаба и многие другие проблемы безжалостно отъедали время, выделенное на непосредственно боевую подготовку. Но, в конце концов, всё заработало и в основном потому, что прошедшие обучение командиры начинали заниматься с командирами младшего звена, а те стали передавать опыт непосредственно солдатам. И здесь огромную помощь оказала «Инспекторская служба», созданная из ветеранов и тех, кто прошёл обучение непосредственно у Анненкова и Львова. Эти солдаты и старшины точно знали, какой результат нужен, и, участвуя в учениях на уровне взводов и рот, подсказывали командирам подразделений, что именно упущено и что нужно подтянуть.
Вначале офицеры дивизии ещё что-то пытались вякать про строевую подготовку, но когда до них дошла степень интенсивности занятий, даже самые упёртые сочли, что раз в неделю по одному часу вполне достаточно.
Предметом обсуждения также стала сапёрная рота, набранная из самых аккуратных и спокойных парней, потому что работа со взрывчаткой не терпит суеты и небрежности. Сапёры учились минировать, делать взрывные устройства в полевых условиях и быстро создавать оборонительные сооружения.
На дивизию удалось получить почти тысячу пулемётов Кольта и некоторое количество пулемётов других типов, включая вырванные с кровью у авиаторов федоровские ручники.
Но основным оружием дивизии стали автоматы Фёдорова под лёгкий патрон от арисаки, которых было много на складах и которые производились на Петербургском патронном заводе.
Вид автомата немного изменили, перенеся переднюю рукоять вперёд, укоротив ствол и заменив деревянный приклад откидным металлическим. Таким образом, вес оружия удалось снизить до пяти килограммов, что было чуть больше, чем мосинская винтовка.
И сразу же встала проблема ношения резко увеличившегося боезапаса. Пехотинец мог носить без особого напряжения до пятнадцати килограммов снаряжения, так что пришлось пересматривать всё носимое имущество солдата, исключив массу ненужных в бою вещей, которые мог таскать. Но разгрузочные системы пришлось делать, взяв за основу «Пояс-А» Советской армии. Он был сравнительно прост, легко надевался и снимался и не мешал пользоваться поясными подсумками.
В разгрузку входило пять автоматных магазинов, три гранаты, индивидуальный медпакет, фляга, брикет пеммикана[116], десять метров тонкой, но крепкой верёвки и сигнальные ракеты двух цветов. Кроме этого, был ещё рюкзак, в котором находилась непромокаемая плащ-накидка и всякое прочее воинское имущество. Командир взвода обходился без веревки и одного запасного магазина, но зато в его распоряжении имелась четырехкратная подзорная труба и простенький зеркальный перископ.
Солдаты мгновенно оценили новинку, особенно когда из-за ошибки офицеров на стрельбище один солдат выстрелил в другого и пуля застряла в автоматном магазине.
К весне шестнадцатого года Варшава и часть захваченных территорий была возвращена Россией, но дальнейшее наступление тормозилось возведёнными немцами долговременными укреплениями, включая бетонные доты и глубокие, до пяти метров, окопы, не поражаемые обычной артиллерией.
После лёгкого скандала в Генштабе Николай II вызвал Анненкова во дворец и лично приказал прибыть на фронт для прорыва немецкой линии укреплений: «Потому что эти бездельники не знают, как нужно воевать! Покажите им, генерал!» А при встрече один на один – Распутин не в счет, он, заглядывая в глаза Борису, негромко и как-то просяще сказал: – Вы просили послать вас на фронт. Я выполняю вашу просьбу. Приведите обратно как можно больше солдат, Борис Владимирович. Может быть, вам… нам удастся что-то сделать, чтобы переломить эту страшную ситуацию…
Переместить дивизию к линии фронта непросто, учитывая, что вместе с бойцами едут лошади, повозки, автомобили и бронеавтомобили, пушки, мастерские, госпиталь и остальное хозяйство.
Выгрузка в Сувалках шла без малого три дня: двадцать семь составов разгружались под крики, ржание лошадей и топот сапог носящихся туда-сюда подразделений.
Анненков и Львов почти не вмешивались в процесс, давая возможность командирам самим показать, кто на что способен. Часть предполагалась высокой мобильности, и разгрузка-погрузка была важным элементом этой мобильности.
К большому удивлению Бориса и Глеба, всё прошло более или менее штатно. Никого не раздавили упавшей пушкой, никто не влетел под колёса, и всё имущество доехало в относительно целом виде. Личный состав, сытый и обмундированный, весело двигался по дорогам, распевая новую строевую песню:
Пройдут года, но вот из дали
Минувших лет, минувших лет
Мелькнет одно:
Так наши деды воевали
Давным-давно, давным-давно,
Давным-давно!
А коли враг в слепой надежде
Русь покорить, Русь покорить
Придет к нам вновь,
Его погоним, как и прежде
Давным-давно, давным-давно,
Давным-давно![117]
Громыхали пулеметные тачанки, которых на взвод полагалось по две штуки, повозки, которых в каждом взводе имелось пять, мерно взрыкивали авто с установленными счетверенными «максимами» – по одному на каждый батальон. Стрелковый батальон вообще весь двигался на грузовиках – грузовозах по-здешнему. Темп передвижения держался на уровне десяти километров в час, так что за сутки Георгиевская штурмовая прошла около полусотни километров.
Командующий фронтом генерал Алексеев не собирался предоставить Анненкову и его дивизии возможности снова отличиться, но изо всех сил старался сделать так, чтобы Георгиевская штурмовая прекратила свое бренное существование на этом фронте, да и на этом свете. Его, как и многих других, совершенно не устраивало наличие императорского любимчика, «андреевского есаула», который пользуется особыми привилегиями и полномочиями. На северном фасе Западного фронта имелось как раз такое место, где этот башибузук сломает себе шею…
С тех пор, как остановилось русское контрнаступление пятнадцатого года, немцы основательно укрепили фронт Восточной Пруссии. Шесть-семь линий траншей, да еще каких! Глубина их достигала шести метров, а в узлах сопротивления врыты бетонные укрытия на две-четыре амбразуры для пулеметов. Германское командование, не мудрствуя лукаво, приказало просто повторить те сооружения, что встречали англичан и французов во Фландрии и Шампани. Алексеев полагал, что прорыв такого фронта без тяжелой артиллерии в количестве хотя бы сотни стволов невозможен. Вот потому-то Георгиевская штурмовая и оказалась на острие бессмысленной, самоубийственной атаки армии генерала Смирнова. Его, кстати, тоже не мешало бы поставить на место, а то что-то загордился Владимир Васильевич, загордился. Поговаривают, что на его место метит. Вот пусть и остудит головушку…
Ночь даже на фронте редко бывает очень уж шумной. Разве что под утро, где-нибудь часа в четыре… Тоненький, почти умерший месяц робко подсвечивал многорядное проволочное заграждение и изрытую снарядами полосу влажной холодной земли перед ним. Изредка взлетала одинокая осветительная ракета – какой-нибудь особо бдительный немец решал оглядеть свой сектор наблюдения повнимательнее, да только света она почти не добавляла. Иногда с той или другой стороны стучала короткая пулеметная дробь, но вообще все было тихо. И даже самый внимательный часовой не смог бы разглядеть несколько теней, бесшумно двигавшихся вдоль колючки…