Всего-то рюмашка-другая, и я опять буду в норме, говорит Асле
а я думаю, нельзя ему столько пить, пора завязывать с пьянством, кончать с этой паршивой дрожью, думаю я, но сумеет ли он? и захочет ли? и я говорю, что сейчас мы пойдем в Трактир, в «Последний челн», и он выпьет рюмашку и немножко согреется, говорю я, ну а потом я отвезу его домой
Купим тебе рюмашку или две и стакан пива, говорю я
Я угощаю, говорю я
Я и сам могу угостить, говорит Асле
Сейчас мой черед, я уверен, говорю я
Ну, тогда спасибо, говорит он
Не за что, говорю я
и Асле опять говорит спасибо, спасибо, дескать, очень мило с моей стороны, а мы уже на Рыбном рынке, и я вижу, что Асле пошатывается, и хватаю его за плечо, а он благодарит, и я держу Асле за плечо и говорю, что мы уже почти пришли, осталось, мол, совсем немного
Ясное дело, говорит Асле
и он вроде бы дрожит чуть меньше, но я нет-нет да и замечаю, как по его телу волной проходит дрожь, и он снова успокаивается
Уже вывеска Трактира видна, говорит он
и вдруг, совершенно неожиданно, ноги у него подкашиваются, я пытаюсь его удержать, но не могу, Асле падает и лежит на боку, я нагибаюсь, трясу его, но безрезультатно, подношу ладонь к его губам – дышит, нет, никак нельзя вести его в Трактир, нам надо в Неотложку, надо вызвать скорую и отвезти его туда, думаю я, а тем временем Асле приходит в себя и тоже думает, что дело дрянь, опять он грохнулся, думает он и смотрит на меня
Я не иначе как опять грохнулся, говорит он
а я думаю, как хорошо, что я рядом, что Асле не один и что же с ним такое? вконец обессилел? он явно нездоров, думаю я, и оставлять его одного никак нельзя, думаю я и опять говорю, что надо ехать в Неотложку, а Асле отказывается, мы же, мол, почти дошли до Трактира, и если он выпьет рюмашку, то придет в норму, говорит он
Ел я маловато, говорит он
Последние дни почти вовсе ничего, потому, должно быть, и заслабел, говорит он
и повторяет, что перво-наперво ему надо немножко выпить, а потом уж перекусить, у них в Трактире вкусно готовят, перво-наперво надо выпить, а потом закусить
Да, говорю я
Но ты просто отрубился, говорю я
Ты нездоров, что-то с тобой неладно, говорю я
но Асле думает, что он здоров, только вот эта дрожь, черт бы ее побрал, надо ему завязывать с пьянством, взять себя в руки, отучить тело от спиртного, так он думает
Может, мне выпить надо, говорит он
Нам надо ехать в Неотложку, говорю я
Нет, мы пойдем в «Последний челн», говорит Асле
и пытается сесть, а я подхватываю его под мышки, помогаю стать на коленки
Нет, все-таки ты нездоров, говорю я
и Асле говорит, что в Неотложку нипочем не поедет, вот выпьет немножко и сразу придет в норму, говорит он, а я протягиваю руку, Асле собирается с силами, и я тяну его вверх, а он другой рукой упирается в снег, отталкивается и в конце концов поднимается на ноги, а я держу его за плечо и думаю: ну ладно, ладно, пойдем в Трактир, но Асле нездоров, думаю я, и мне бы надо отвезти его в Неотложку, однако я не могу его принуждать, пусть сам решает, как ему лучше, думаю я, и мы потихоньку идем дальше, шаг за шагом, и теперь он идет уверенно, я вижу, снег перестал, и я думаю, что все будет хорошо, что мы уже почти пришли, сейчас он немножко выпьет и немножко закусит, думаю я, открываю дверь Трактира, и Асле говорит спасибо и входит, шагает вполне уверенно, только вот дрожит, всем телом дрожит, а больше всего дрожат руки, он входит, останавливается у двери, дрожащими руками отряхивает снег, и я говорю, что ему надо сесть, а я пойду возьму для него выпивку, говорю я, и Асле идет к ближайшему столику, садится, не снимая черного пальто, и кладет на стул рядом с собой коричневую кожаную сумку на длинном ремне
Хорошо ведь сесть-то, говорю я
Да, говорит Асле
и думает, что в Трактире хорошо и тепло, теперь только бы немного выпить, чтобы дрожь улеглась, и он усаживается поудобнее, и я вижу, что он дрожит всем телом и ему надо бы поесть, думаю я, хотя вряд ли у него получится, думаю я
Трудновато мне заставить себя поесть, говорит Асле
Возьму в рот кусочек, и сразу тошнота одолевает, говорит он
Сегодня ты хоть что-нибудь ел? – говорю я
Нет, говорит он
А вчера? – говорю я
Кажется, нет, говорит он
и глядит на меня, а я говорю, что в таком случае пойду возьму ему рюмку спиртного и пиво, сам я выпью кофе с капелькой молока, и все, говорю я, и Асле кивает, а я иду к барной стойке, говорю, что́ хочу заказать, и Бармен подает, я плачу́, возвращаюсь к столику, где сидит Асле, и ставлю перед ним пол-литра пива и рюмку спиртного, а потом иду за чашкой кофе, куда наливаю немножко молока, и за второй рюмкой спиртного, возвращаюсь, ставлю ее перед Асле, а чашку с кофе – напротив него, и он обеими руками берет рюмку, пытается поднять, но руки у него так дрожат, что выпивка расплескивается, и я перехватываю рюмку
Давай помогу, говорю я
Спасибо, говорит он
и я подношу рюмку к его губам, и Асле залпом осушает ее, потом делает глубокий вдох и говорит, что скоро придет в норму, скоро станет лучше, говорит он и думает, что если выпьет сейчас вторую рюмку, то опять будет как огурчик, думает он
Надо мне и вторую выпить, говорит Асле
и показывает на полную рюмку, а я спрашиваю, не помочь ли, и Асле говорит, что постарается сам
Как хочешь, говорю я
и Асле обеими руками подносит рюмку ко рту, отпивает половину и думает, как хорошо, он уже чувствует, что начинает успокаиваться, дрожит меньше
Отлично, говорит он
Да-а, говорит он
и настает тишина
Ты что же, не пьешь больше? – говорит он
и я отвечаю, что бросил пить много лет назад, пил-то не в меру, по правде сказать, вообще не просыхал, а чтобы писать картины, надо быть трезвым, говорю я, и Алес, жене моей, не нравилось, конечно, что я так пил, вот я и решил бросить, поначалу было трудно, много от чего пришлось отвыкать, но я справился, в конце концов сумел завязать, но не без помощи окружающих, говорю я и думаю, что часто рассказывал об этом Асле, а он все равно спрашивает, бросил ли я пить, думаю я
Хорошее дело, говорит Асле
Что ты сумел бросить, говорит он
Да ладно, говорю я
Было не так уж и трудно, говорю я
и, пожалуй, не стану упоминать, что сумел справиться, поскольку молился, молился Богу всякий раз, когда на меня нападала большая жажда, и, если бы не Алес и не моя вера, мне бы нипочем не справиться, думаю я, но Асле-то одинок и в Бога не верует, и я не могу говорить ему об этом
Мне тоже надо бросать, говорит Асле
Но я не справлюсь, говорит он
Не по силам мне такое, говорит он
Тебе нужна помощь, говорю я
Да, говорит он
и берет полулитровый бокал с пивом, пробует поднять, но дрожит, хоть и не так сильно, как давеча, обеими руками ему удается поднести бокал ко рту и отпить изрядный глоток
Отлично, говорит он
Как только выпью в самый раз, сразу прихожу в норму, говорит Асле
и думает, что, если хочет жить, с выпивкой надо завязывать, но ведь часто, ох как часто, жить ему совершенно не хочется, ведь он все время думает, что надо войти в море, исчезнуть в волнах, думает Асле и говорит, что как только немножко выпьет, то перестает дрожать, будто силы к нему возвращаются, говорит он, и опять надолго настает тишина
Однако же ты валялся там, в снегу, говорю я
Да, говорит Асле
Ты помнишь, как упал? – говорю я
Нет, говорит он
Помню только, что ты привел меня в чувство, говорит он
а я сажусь на стул напротив Асле и вижу, что нынешним вечером посетителей в «Последнем челне» немного, всего несколько мужчин сидят в зале, поодаль друг от друга, всяк в одиночку, всяк за своим столиком, с бокалом пива перед собой и пачкой табаку рядом, всяк в одиночку, они сворачивают самокрутки, закуривают, глубоко затягиваются, выпускают дым, поднимают бокал, отпивают глоток пива, сидят поодиночке, сиротливо, всяк за своим столиком, и кажется, будто они даже не замечают, что поблизости есть кто-то еще или что пришли мы, всяк сидит в своем мире, замкнутый в самом себе, думаю я, меж тем как Асле достает пачку табаку и коробок спичек, тоже сворачивает самокрутку и говорит, что из-за неуемной дрожи начал покупать фабричные сигареты, только ведь ничего вкуснее самокрутки да пива не сыщешь, а сигареты лежат дома, говорит Асле, закуривая самокрутку
Ты-то давно бросил курить? – говорит он
Да, говорю я
и мы оба молчим
Много лет назад, говорю я
Перешел на нюхательный табак, до сих пор нюхаю, говорю я
и достаю табакерку, закладываю изрядную щепотку
Может, и мне на нюхательный табачок перейти? – говорит Асле
и опять настает тишина
Впрочем, самое главное для меня – меньше пить, говорит он
Да, говорю я
и думаю: хорошо, что он хочет пить поменьше, только вот в одиночку ему не справиться, нужна помощь
Трудно было отвыкать от выпивки, тяга-то поначалу оставалась, но лиха беда начало, через некоторое время уже просто радуешься, что бросил, говорю я
а еще я говорю, что, собственно, не хотел завязывать с куревом, но курил очень много, даже по ночам вставал выкурить самокрутку-другую, и так это мне надоело, что я начал нюхать табак и тогда спал до утра, а раньше-то просыпался и сразу вставал покурить, теперь же брал понюшку, и желание курить тотчас унималось, и я мог лежать в постели, а не вставать, чтобы покурить, говорю я, и мы опять молчим, я тоже снимаю с плеча сумку, кладу на соседний стул, гляжу по сторонам, на других посетителей Трактира, что сидят со своим пивом и куревом, словно это защитит их от окружающего мира, сидят, вцепившись в самокрутки, в бокал с пивом, а внутри у них бескрайнее море, то штормящее, то штилевое, они сидят, ожидая очередного и последнего плавания, которому не будет конца, из которого они домой не вернутся, страха они не ведают, чему быть, того не миновать, ведь есть в этом, поди, какой-то смысл, Господь, поди, вкладывает в это смысл, думают они, ведь Он все верно писал, думают они, и, по крайней мере, где-то есть добрый Бог и есть дьявол, который все коверкает, думают они, цепляются за свои самокрутки и бокалы и безмолвно читают молитву, эта молитва скорее взгляд на море внутри, без единого слова, но она распространяется над морем, насколько хватает глаз, без единого слова, ведь слова возвращаются, наверняка возвращаются, однако ж есть, поди, гавань и для таких, как они, вероятно, думают они, чувствуя укол стра