Другое имя. Септология I-II — страница 33 из 50

з делает наброски, которые позднее могут стать картиной маслом, это мне известно, думаю я, но никак не возьму в толк, почему я так встревожен, не в состоянии уснуть и вполне могу встать, только вот зачем? что я стану делать? или, может, уже утро? и я вообще спал? или, думаю я, пребывал в полудреме и грезил или полугрезил? а поскольку эта поездка случилась внезапно, я ничего с собой не захватил, ни зубной щетки и пасты, ни тем более перемены одежды, и хотя в сумке у меня альбом для эскизов и карандаш, мне совершенно не хочется сейчас делать наброски, что набрасывать-то? и книги у меня с собой тоже нет, хотя читаю я много, в последнее время особенно Библию, то одно место, то другое, раньше я прочел всю Библию насквозь, от начала до конца, теперь же перескакиваю случайно со страницы на страницу, открываю страницу наугад и читаю, но ту библию, что лежит на гостиничном ночном столике, мне читать неохота, если уж читать, то одну из моих собственных, почему-то дело обстоит именно так, и я полагаю себя верующим, христианином, даже в католичество обратился, но что можно верить в мстительного ветхозаветного Бога, который убивал младенцев и истреблял народы, нет, этого я понять не могу, однако ж, наверно, как раз поэтому на землю и пришел Иисус Христос, как повествует Новый Завет? Он пришел на землю, дабы возвестить, что Бог уже не есть Бог отмщения, но есть Бог любви, Бог милости, дабы возвестить, что отныне Бог благословляет, а не мстит, не карает, не истребляет, что теперь Он любящий Бог для всех людей, а не только Бог Израиля, да, пожалуй что так, давний Бог отмщения покончил со своей давней жизнью, когда вместе с Иисусом Христом умер на кресте? хотя, думаю я, Бог тот же самый, просто человек долго превратно истолковывал Его волю, думаю я, и потому человеку надо было разъяснить, какова Его воля, каково Его Царствие, думаю я, ведь в Ветхом Завете много также прекрасного и мудрого, да-да, и кое-что в Ветхом Завете указывает на то, что произойдет в Новом Завете, во всяком случае, можно прочитать таким образом, при желании, но, как обычно говорится, написанное в Ветхом Завете до́лжно понимать в свете Иисуса Христа, Бога, который стал человеком, сам сделал себя человеком, позволил распять себя и умер, который, разделив с человеком его участь, восстановил узы, что связывали Бога и человека до грехопадения, разъединившего человека и Бога и приведшего человека ко злу и смерти, еще прежде чем дьявол, сатана, стал властвовать над этим миром, как гласит Писание, еще прежде чем разверзлась великая пропасть, когда человек, или Адам, введенный Евой во искушение, как гласит Писание, отринул связь с Богом и предался злу, каковое все больше распространялось в мире, и хотя, прежде чем стал человеком и отдал Свою жизнь или позволил людям отнять у Него жизнь, Бог трактовал человека как зло, Он стал добрым Богом, каким был всегда, когда в Иисусе Христе восстал из мертвых и покинул эту землю, Бог и человек, несоединенные и нераздельные, дабы все люди могли сделать то же, оттого, что под владычеством дьявола зло и смерть царили в этом мире, Бог стал человеком, и умер, и воскрес, дабы все люди, что умирали или уже умерли, вновь обрели жизнь в Боге, ибо Он, Сын Человеческий, сделал так, что человек и Бог вновь были связаны воедино, в Царствии Божием, которое уже существует, в каждом мгновении, в той вечности, что содержится в каждом мгновении, существует Царствие Божие, но верю ли я в это? верю ли в реальность этого? возможно ли верить в такое? в это провозглашаемое нами безумие, как писал апостол Павел, как оно записано, нет, пожалуй, я в это не верю, потому что верить невозможно, это противоречит уму-разуму, ведь Бог или всемогущ, и тогда воля не свободна, или Бог не всемогущ, и воля свободна, в известных пределах, но тогда Бог опять-таки не всемогущ, а значит, коль скоро Бог даровал человеку свободную волю, Он, стало быть, отказался от всемогущества, наверно, так, ведь без свободы воли не может быть любви, а Бог есть любовь, это единственное, что говорится о Боге в Новом Завете, и в таком случае Он не всемогущий Бог, но Бог бессильный, слабый, однако ж в слабости много могущества, может, слабость и есть сама сила? и не исключено, что Бог всемогущ в своей слабости и что воля свободна, хоть это и не объять мыслью, но ведь много чего мыслью не объять, например бесконечность пространства, и самое удивительное, что все-таки можно верить в христианскую весть, в Благую весть, в Евангелие, да, как ни странно, можно, только начни верить, и ты уже веришь, вера приходит сама собой, будто бессловесное присутствие Бога, а может, приходит как твой ангел-хранитель, думаю я, а я из тех, кто верует, или скорее из тех, кто знает, хоть и не могу сказать почему, нет, никак не могу, ни в целом, ни отчасти, поскольку вера или понимание, знание, можно даже сказать осведомленность, есть то, что вдруг загадочным образом понимаешь, а именно правда, и правду никогда не говорили напрямик, да и высказать ее невозможно, ибо она не слово, но Слово, Логос, она то, что сокрыто за всеми словами, что создает слова, создает речь, создает смысл, возможно… и, пожалуй, это можно увидеть, но сказать нельзя, так-то вот, и такая вера, такое понимание, такое знание есть милость, которой взысканы лишь немногие, но эта милость, это умение, что им даруется, может распространиться и на других, в том числе и на тех, кто ею не взыскан или даже не подозревает о ее существовании, милость распространяется на всех людей, думаю я, только вот, по-моему, мысли эти туманные, если их вообще можно назвать мыслями, думаю я, это как бы мысли во сне, думаю я, и ходить к мессе я зачастую не в состоянии, ведь все это ложь, и читать Библию больше не в состоянии, уже достаточно начитался, а библию с ночного столика вообще читать не стану, она меня раздражает, лежит там и будто глазеет на меня, будто ждет от меня чего-то, вдобавок смотреть на нее неприятно, на переплете что-то вроде букета цветов, совершенно недостойная библия, никогда не понимал, почему чуть не в каждой гостинице на ночном столике непременно должна лежать библия, думаю я и теперь хочу спать, только спать, я так устал, так устал и, пожалуй, немножко дремлю, а может, и не немножко, а утром, думаю я, первым делом хорошенько позавтракаю, завтраки в «Убежище» всегда знатные – свежевыпеченный хлеб, большущее блюдо с чудесной яичницей-болтуньей, тонкие ломтики жареного бекона в большом цилиндре, что стоит на подставке, с дверкой впереди, которую надо открыть, чтобы добраться до изумительного жареного бекона, одни ломтики прожарены до хруста, другие совсем чуточку, но все без исключения очень вкусные, и я всегда щедро угощаюсь, накладываю себе побольше бекона и побольше яичницы, потом отрезаю один-два толстых ломтя мягкого свежего хлеба, сажусь у окна, если там есть свободный столик, мне нравится сидеть у окна и смотреть на Брюгген и на залив Воген, на зачаленные там суда, потом я наливаю себе два стакана воды и большую кружку кофе с молоком, сижу и наслаждаюсь превосходным завтраком, а не то и читаю газету, я нередко так делаю, но не всегда, порой то, что читаю в газете, действует мне на нервы, вот почему я не выписываю газеты, ведь я не согласен почти ни с чем, что они пишут, чуть ли не всегда, особенно с тем, что там пишут об искусстве, например, человек, который пишет об искусстве в «Берген тиденде», вообще не разбирается в искусстве, едва ли можно разбираться в искусстве меньше, нежели он, а газета почему-то назначила его писать об искусстве, уму непостижимо, о моих выставках он не сказал почти ни единого доброго слова, если вообще писал о них или хоть упоминал, обычно мои выставки вообще обходят молчанием, а завтрак-то, пожалуй, уже на столе, думаю я, смотрю на часы и вижу, что скоро шесть, а завтрак здесь начинается с шести; я лежу на кровати и всю ночь, считай, глаз не сомкнул, или скорее находился как бы внутри сновидения и, пожалуй, вполне могу встать и позавтракать, думаю я, а если Асле достаточно оклемался, то я, наверно, смогу забрать его из Больницы, и мы вместе пойдем к моей машине, припаркованной перед Галереей Бейер, дорогу Асле знает, так что мы можем пойти туда, а потом съездим на Смалганген за собакой, за Браге, и я отвезу Асле и собаку к нему на квартиру, ведь вдобавок получилось так, что она, живущая вышиванием хардангерских узоров и косынок для бунадов, взяла собаку Асле к себе, а живет она на Смалганген, в доме 5 или, может, в доме 3? когда я нашел Асле, он, кажется, лежал на Смалганген, на лестнице дома 3, засыпанный снегом? ну да, там я его и нашел, а почему именно там? может, он шел к этой, как ее, к Гуро, а что, вполне возможно, ведь Асле лежал на лестнице лицом к входной двери, так что, возможно, шел к ней, к Гуро? да нет, он вроде направлялся в Трактир и совершенно случайно рухнул там, во всяком случае, мы с ним прямиком пошли в Трактир, думаю я, но, пожалуй, все-таки лучше мне сперва заехать за собакой на Смалганген, а уж потом отправиться в Больницу, думаю я, заснуть не удается, так что вполне можно встать, думаю я, а я вообще спал или только дремал? лежал в прострации? но скорее всего ненадолго отключился, находился чуточку во сне, чуточку в грезе, думаю я и замечаю, что рядом со мной Алес, лежит, обнимает меня, а я беру деревянный коричневый крестик, подвешенный к четкам, которые мне когда-то подарила Алес, держу крестик двумя пальцами и думаю, что, наверно, Бог не существует, конечно, не существует, Он просто есть, и не будь меня, не было бы Бога, думаю я и прямо вижу, как Майстер Экхарт[17] пишет, что, не будь человека, so wäre auch “Gott” nicht, daß Gott “Gott” ist, dafür bin ich die Ursache и wäre ich nicht, so wäre Gott nicht “Gott”[18], и, разумеется, так оно и есть, думаю я и читаю про себя Pater noster Qui es in caelis Sanctificetur nomen tuum Adveniat regnum tuum Fiat voluntas tua sicut in caelo et in terra Panem nostrum cotidianum da nobis hodie et dimitte nobis debita nostra sicut et nos dimittimus debitoribus nostris Et ne nos inducas in tentationem sed libera nos a malo