ч в зажигание, поворачиваю, и мотор тотчас заводится, и я включаю обогреватель на полную мощность, поскольку в машине холодно, вылезаю, открываю багажник, достаю щетку, закрываю багажник и принимаюсь сметать снег, снегу-то много, на крыше сантиметров тридцать, не меньше, думаю я, сметаю снег и думаю, что, когда смету большую часть снега и отскребу стекла, пойду и позвоню в тот звонок, где на табличке написано Гуро, да-да, просто пойду и позвоню, пусть даже разбужу ее, ничего ведь страшного, если разбужу, она может просто отдать мне собаку, а потом снова лечь и спать дальше, однако же я все время думал, что она живет на Смалганген, 3, а не на Смалганген, 5, так что, может быть, лучше позвонить в звонок с фамилией Берге? она ведь сперва назвала другое имя, не Гуро, там, в «Еде и напитках», Силья, так она сказала или вроде того, и добавила, что мы хорошо знаем друг друга, но, может, она сказала «знаем» в библейском смысле? может, так она сказала? или как-то похоже? вполне возможно, не исключено, думаю я, продолжая сметать снег, и машина уже выглядит вполне неплохо, весь снег мне, конечно, не смести, но бо́льшую часть я смету, а затем надо соскрести лед со стекол, думаю я, открываю багажник, кладу туда щетку и достаю скребок, закрываю багажник и начинаю соскребать лед со стекол, переднее и заднее стекла уже немножко прогрелись, лед соскребается довольно легко, я орудую скребком, как могу, очищаю боковые стекла, ну вот, хватит скрести, кладу скребок в багажник, сажусь в машину, там успело потеплеть, я сижу, устремив взгляд перед собой, сна ни в одном глазу, замечаю я, однако меня одолевает усталость, но теперь надо забрать собаку, Браге, это во-первых, думаю я и смотрю на часы, уже семь с лишним, значит, вполне можно позвонить к той, что зовется Гуро, собака ведь у нее, ту, что взяла к себе собаку, звали Гуро, она, поди, просто в шутку назвалась в «Еде и напитках» другим именем, думаю я, а если я ошибаюсь, то пусть на меня обижаются, думаю я, глушу мотор, выхожу из машины, запираю ее, а теперь, думаю я, пойду прямиком на Смалганген, 3 и позвоню к Берге, она же говорила, что живет на Смалганген, 3, я уверен и, что бы она ни говорила насчет своего имени, позвоню к Берге, думаю я, иду по тротуару Хёггата и вот уже сворачиваю налево, на Смалганген, шагаю по переулку и, высмотрев табличку с номером 3, вижу, что все окна в доме темные, подхожу к двери, нажимаю кнопку против фамилии Берге и слышу звонок, негромкий, скорее даже тихий, далекий, теперь надо подождать, думаю я, ведь, может, она не проснется? может, ничего не произойдет? может, надо позвонить еще раз? я ведь позвонил очень коротко, нажал на кнопку и отпустил, не хотел слишком шуметь, так, может, позвонить еще раз? и я опять жму на кнопку, на сей раз подольше, и вижу, как в окне рядом со мной зажигается свет, стало быть, она живет на первом этаже, если я не разбудил кого-то другого, но она вроде говорила, что живет на первом этаже? да, вроде и правда так говорила, думаю я, стою и думаю, что не нравится мне это, я бужу Гуро или как там ее, а может, вообще кого-то другого, кто бы это ни был, причем в несусветную рань, думаю я, но нельзя же просто слоняться по улице или ждать, сидя в машине, думаю я и вижу в окне лицо, и принадлежит оно не женщине средних лет, нет, лицо, которое я вижу, принадлежит женщине весьма почтенного возраста, и она открывает окно
Что вам нужно? – говорит она
и, прищурясь, глядит на меня, почему-то не сердито и не досадливо, просто равнодушно, ох нет, думаю я, выходит, я ошибся, опять перепутал цифры
Ну, отвечайте, говорит она
и я думаю, что, наверно, должен что-нибудь сказать, но что?
Ну? – говорит она
и я говорю, что прошу прощения, очень прошу меня извинить, я ошибся, позвонил не в ту дверь, глупо, конечно, говорю я, и уж совсем скверно, что время сейчас очень раннее, а я хожу тут и бужу народ
Меня вы не разбудили, говорит старушка
Отрадно слышать, говорю я
Я теперь почитай что не сплю, говорит она
и я не знаю, что сказать
Почитай что не сплю теперь, только и жду, когда засну навеки, навсегда, говорит она
а я опять прошу прощения и говорю, что мне надо к Гуро, по-моему, так ее зовут
По-вашему? – говорит старуха
Ее-то, говорит она
К ней мужики в любое время дня и ночи шастают, говорит она
К ней спокойно можете позвонить, говорит она
Как ей только не стыдно, говорит она
Но чтоб устыдиться, ума не хватает, говорит она
Уж такой хороший мужик был у нее, а она его выгнала, говорит она
и, качая головой, говорит, что негоже этак поступать, сама-то она не выгнала мужа, хотя причин у нее было предостаточно, он ведь якшался с другими бабами, ее бы не удивило, если б он и с этой Гуро путался, хоть та и намного моложе, но она терпела, не гнала мужа, терпела, она ведь не какая-нибудь вертихвостка, а когда он помер, очень по нем тосковала, что ни говори, хороший был мужик, старался, работал изо всех сил, обеспечивал семью, как положено, этого у него не отнять, и я вижу, как она утирает глаза тыльной стороной руки, а однажды утром не проснулся, лежал мертвый и окоченевший, уж несколько лет минуло, но при мысли об этом все равно слезы набегают, говорит она, а я говорю, мне, мол, вправду очень жаль, что я ее побеспокоил, и она говорит, что мне надо просто перейти через дорогу и позвонить к той вертихвостке, коли уж мне этак невтерпеж, говорит старушка, и я опять прошу прощения, а она закрывает окно, свет гаснет, и я думаю, что снова, как всегда, перепутал цифры, все-таки она живет не на Смалганген, 3, а, надо надеяться, на Смалганген, 5, где в списке жильцов значится Гуро, иначе вообще неизвестно, где мне забирать собаку, Браге, а если Асле не получит собаку обратно, что же с ним будет, думаю я, однако я вполне уверен, та, что взяла к себе собаку, сказала Смалганген, слова-то я помню, хорошо помню, потому и могу читать книги на нескольких языках, думаю я, поворачиваюсь, пересекаю переулок, вижу табличку с цифрой 5, а еще вижу, что и там все окна темные, нажимаю на звонок против имени Гуро и вижу, как справа от меня отворяется окно и та, что зовется Гуро, да-да, слава богу, это она, высовывается наружу и сонным голосом спрашивает, в чем дело
Это я, говорю я
Привет, говорит она
и голос у нее не сказать чтобы веселый, потом я слышу собачий лай и подхожу к окну
А-а, это ты, говорит она
Я-то думала, это кто другой, говорит она
Вот как, говорю я
Да, кто другой, говорит она
и с легким смешком вроде как просыпается
Ну, ты же знаешь, говорит она
Я спала, говорит она
Понятно, говорю я
Ты же знаешь, каково приходится одинокой женщине, говорит она
а я стою и не могу сказать ни слова
Зайдешь? – говорит она
а я не говорю ни слова
Нельзя же стоять на улице, на морозе, в доме-то тепло и хорошо, говорит она
и приглашает зайти в дом, она, мол, мне откроет, говорит она и замечает, что мне вовсе не хочется заходить к ней, я же никогда не любил заходить домой к другим людям, мне кажется, для них это вроде как оскорбительно или вроде того
Ты же бывал у меня раньше, говорит она
Не один раз, говорит она
и смеется
Но ты наверняка не помнишь? – говорит она
Даже не узнал меня вчера вечером, говорит она
Мне так показалось, говорит она
и добавляет, что много думала обо мне, ведь я тогда навещал ее, да-да, она говорит «навещал», несколько раз навещал, но, вероятно, был слишком пьян, чтобы хоть что-то запомнить, ясное дело, говорит она, ясное дело, слишком пьян, а она, думаю я, теперь, ясное дело, вполне проснулась, думаю я и говорю, что пришел только из-за собаки
Ты рано встал? – говорит она
Да, говорю я
Не сумел заснуть? – говорит она
Не сумел, говорю я
Лежал и думал о нем? – говорит она
и я говорю, что в самом деле лежал и думал, как там Асле, а теперь собираюсь домой, пора мне домой, и собаку его возьму с собой, Браге ее кличут, говорю я, конечно, возьму с собой, как и хотел, говорю я
Ну да, понятно, говорит она
Помнится, ты живешь на Дюльгье, говорит она
и коротко смеется, а я киваю, и она опять говорит, что видела все мои выставки, какие были в Бергене, в Галерее Бейер, на Хёггата, говорит она и кивает, сделав ударение на Галерее Бейер, будто это что-то очень солидное, серьезное, и делает ударение на Хёггата, точь-в-точь как Аслейк на андреевском кресте, точь-в-точь, ну совершенно точь-в-точь, с той же крестьянской гордостью, думаю я, а она опять спрашивает, не хочу ли я зайти, но я говорю нет, и она говорит, что теперь я хотя бы знаю, где она живет, ведь я напрочь это запамятовал? так что в следующий раз, когда буду в Бергене, могу заглянуть к ней, говорит она, но лучше всего прежде позвонить по телефону, говорит она, потому что, говорит она и обрывает фразу, опять коротко смеется, а я спрашиваю, можно ли забрать собаку, и она говорит, да, конечно, и голос у нее слегка раздосадованный, потом она исчезает, и я слышу на лестнице шаги, дверь открывается, на пороге стоит она в желтом халате, с собакой на руках, и протягивает мне собаку, я беру ее и прижимаю к груди, глажу по спинке и говорю, спасибо, спасибо за помощь, большое спасибо, говорю я, а она говорит, не за что, конечно, она не могла не помочь, в таком-то положении, говорит она, и я собираюсь поставить собаку наземь, но замечаю, что на ней нет ошейника с поводком, и спрашиваю, где он, а она говорит, погоди, погоди минутку, сейчас найду, говорит она, закрывает дверь и уходит, а я стою, глажу Браге по спинке и думаю, как хорошо, что ты, Браге, опять со мной, и жду, жду, ну когда же она вернется? куда подевалась? стояла в дверях и вдруг исчезла, думаю я, сколько же можно искать ошейник? и тут окно справа опять открывается, она высовывает голову и говорит, что, конечно же, никак не может найти ошейник, вечная история, куда-то она его задевала, говорит она, но если я вернусь немного попозже, она его найдет и отдаст мне, наверняка найдет, непременно, говорит она, и будет очень мило, если я загляну снова, говорит она, а я говорю спасибо и прошу прощения, что разбудил ее, но теперь она снова может лечь, говорю я, и она говорит, что в таком случае ждет меня, ждет, что я вернусь за ошейником, и тогда она угостит меня чашкой кофе и немного накормит, может, даже обедом угостит, говорит она, а я говорю спасибо, спасибо, но мне пора на Дюльгью, говорю я, и она говорит, что, во всяком случае, желает мне доброго пути и будет рада повидать меня снова, и я говорю спасибо, она закрывает окно и гасит свет, а я с собакой на руках иду по Смалганген, и так приятно чувствовать собакино тепло на груди, так приятно и надежно, и я иду по Смалганген и говорю Браге, что ужасно рад видеть его снова и что мы сейчас идем к моей машине, между тем мы уже вышли на Хёггата, и я иду прямиком к своей машине, отпираю ее и вижу, как сажаю Браге на заднее сиденье, сам сажусь за руль, кладу на пассажирское сиденье свою сумку, запускаю мотор, машина успела опять остыть, но обогреватель включен на полную катушку, так что скоро вновь станет тепло, думаю я, выруливаю на Хёггата и думаю, что не имело смысла ехать сперва на такси в Больницу, мне бы не разрешили поговорить с Асле, час слишком ранний, или же он слишком плох, я чувствую, я знаю, думаю я, ведь Асле нужен только покой, только сон, думаю я, и меня охватывает страх, вдруг Асле так и будет спать и никогда больше не проснется? и я думаю, что сейчас, сейчас поеду домой на Дюльгью, отдохну, приду в себя и возьмусь за картину, думаю я, а из дома позвоню в Больницу и спрошу, можно