ти, вдруг тоже утонули, ведь она довольно давно не видела их, и она побежала обратно домой, выбежала на Пристань, там никого, осмотрела море вокруг Лодки, там тоже никого, опять побежала вниз, на Приливную Полосу, потом на шоссе, она не думала, что может бегать так быстро, говорит Мама, и вот прибежала сюда, а они тут, Асле и сестренка его, Алида, оба тут, живы-здоровы, слава богу, живы-здоровы, говорит Мама, и плачет, и крепко-крепко прижимает к себе Асле и Сестру, больно ведь, думает Асле и пытается высвободиться, но Мама только еще крепче прижимает его к себе, обнимает так крепко, так сильно, что он едва дышит, думает Асле и слышит, как Пекарша говорит, в голове не укладывается, такой маленький, лет шести, не больше, и утонул, во всяком случае, в школу он еще не ходил, и утонул, нет, какой ужас, говорит Пекарша, и Асле видит, что Пекарь просто стоит и смотрит перед собой
Малыш Борд из усадьбы на Мысу утонул, говорит он
Поверить невозможно, говорит он
Подумать невозможно, говорит Мама
Наверно, хотел забраться в отцовскую лодку, говорит Пекарь
а Мама говорит, что он, наверно, подтянул к себе лодку, забрался в нее, оттолкнул от берега и потом каким-то образом упал в море, в холодное море, а плавать-то не умел и снова забраться в лодку не смог, наверно, так все и было, говорит Мама и рассказывает, что, когда она была девочкой, то же самое случилось с одним мальчиком-одноклассником, он рыбачил в море, а потом упал в воду и утонул, его нашли мертвым, и он долго пробыл в воде, говорит Мама, а Пекарь говорит, н-да, очень скверная история, просто поверить невозможно, что этакое случилось
Поверить невозможно, говорит Пекарша
Слов нет, говорит Пекарь
Да, говорит Мама
Нет слов, ох нет слов, говорит она
и все прижимает и прижимает к себе Асле и Сестру и говорит, что когда не нашла ни Асле, ни Сестру, то жутко перепугалась, потому что в конце концов совершенно уверилась, что они были в лодке вместе с Бордом из усадьбы на Мысу, тоже упали в море и теперь лежат где-то глубоко на дне, говорит Мама, а Асле с Алидой, оказывается, стоят тут, возле Пекарни, живые-здоровые, ах, как же замечательно увидеть родных детей, живых-здоровых, жующих булочки, говорит Мама, и слезы катятся у нее по щекам, она отпускает детей, пальцами смахивает со щек слезы и тыльными сторонами рук утирает глаза
Да, я угостила их булочками, говорит Пекарша
И сказала, чтобы они сей же час шли домой, ведь мама не разрешает им гулять одним, говорит она
Конечно же, нет, говорит Мама
Неслухи, говорит она
и от радости смеется сквозь слезы и говорит, что наверняка затеял все Асле, но сейчас она так счастлива, чувствует такое облегчение, что сердиться просто не в силах, сейчас только бы домой добраться, привести детишек домой, говорит она, а Пекарша предлагает ей захватить с собой несколько булочек и идет в Пекарню
Ох, в голове не укладывается, говорит Пекарь
Да, говорит Мама
Какой ужас, говорит Пекарь
Да, говорит Мама
и они молча стоят, а потом выходит Пекарша с коричневым пакетом
Возьмите с собой несколько булочек, говорит она
и протягивает Маме пакет
Спасибо, спасибо, говорит Мама
и берет коричневый пакет, и Асле думает, вот еще один коричневый цвет, а Мама той рукой, в которой у нее коричневый пакет с булочками, берет за руку Асле, а другой – Сестру, говорит, что теперь-то они благополучно вернутся домой, но с места не двигается
Ужасная история, говорит Пекарша
Поверить невозможно, что случилось такое, говорит Пекарь
Понять не могу, говорит он
И у меня в голове не укладывается, говорит Пекарша
Как только Господь попускает такое? – говорит Пекарь
Как добрый Бог может позволить такому случиться, говорит он
Бога нет, говорит Пекарша
По крайней мере, доброго Бога, говорит она
Или, по крайней мере, всемогущего, говорит Пекарь
Думаю, малыш теперь у Господа, почиет в Бозе, говорит Мама
Не иначе, говорит Пекарь
Мальчонка почиет в Бозе, говорит он
Борд, говорит Пекарша
и они всё стоят, и Асле чувствует, как Мама крепко стискивает его руку, ему даже больно, он легонько трясет рукой, и Мама немного ослабляет хватку
Будем верить, что он почиет в Бозе, говорит Мама
и отворачивается, и они идут прочь по обочине шоссе, а когда оказываются там, где оно начинает спускаться под гору, видят свой дом, и Асле думает, что Борд, мальчонка из усадьбы на Мысу, утонул, умер, ушел навсегда, никогда больше с ним не поговоришь, и это совершенно непонятно, ведь умирали, уходили только старики, а не дети, детям не положено умирать, думает Асле, нет, не положено, и смерть, уход навсегда еще далеко-далеко, не увидишь, думает Асле и слышит, как Мама говорит, что никогда так не радовалась, как в тот миг, когда увидела их, никогда в жизни не испытывала она такой радости, такого счастья, говорит она
Я до того обрадовалась, что готова вприпрыжку бежать, говорит Мама
и она слегка подпрыгивает и смеется
Как придем домой, сварю вам какао, будем пить какао и есть булочки, говорит она
а Асле думает, что он, конечно, может и булочки съесть, и какао выпить, только вот ничего хорошего в этом не видит, но сказать так нельзя, не мог он сказать так Пекарше, когда та по доброте душевной угостила их с Сестрой булочками, пришлось ему взять булочку, съесть и считать, что это хорошо, и теперь, как придешь домой, хочешь не хочешь, надо поступить так же, хотя Мама прекрасно знает, что он ни какао не любит, ни булочки, но она, наверно, не помнит, думает он, сама-то любит какао и булочки, думает Асле, а я сижу в машине, смотрю прямо перед собой и уже добрался до Инстефьюра и еду вдоль Согне-фьорда, медленно еду и думаю, что, собственно, не хотел ни водительские права получать, ни машиной обзаводиться, а теперь вот люблю водить машину, думаю я, и Отец тоже был такой, не хотел покупать машину, но Мама твердила об этом снова и снова, говорила, как было бы здорово иметь машину, и Отец соглашается, а Мама говорит, что пора заняться этим всерьез, купить машину, и Отец кивает
Может, сдашь на права? – говорит Мама
и Отец говорит, что, конечно, попробует, но не знает, сумеет ли научиться вождению, он ведь только фруктовые деревья выращивал и лодки строил, да и водительские права, поди, дорого обойдутся, а покупка машины еще дороже, и как бы велик ни был урожай фруктов, сколько бы крон за него ни выручили и как бы хороши ни были построенные им лодки, настолько больших денег им не набрать, сказал он, конечно, на жизнь хватает, но вправду ли им позволительно залезать в долги и покупать машину? вообще-то нет, насколько ему известно, сказал Отец, а Мама сказала, что средств у них наверняка не меньше, чем у других людей, они ведь ничем не хуже, сказала она, а Отец сказал, он не уверен, что научится водить машину, вряд ли научится, а Мама сказала, что он наверняка научится, и Отец сказал, что, стало быть, надо только найти время, ведь он ужасно занят, дел-то по горло, чтобы прилично жить, он должен за зиму построить немало лодок, весной привести в порядок фруктовые деревья, подрезать, подкормить, опрыскать, а в летнюю пору легче всего продать лодки, потому как все, у кого есть летний домик на море, хотят иметь лодку, ну а там наступает осень, и тогда надо собрать фрукты, рассортировать, упаковать и продать, говорит Отец, словом, дел хоть отбавляй, и Мама говорит, конечно, работы много, ты трудишься не покладая рук, но иметь машину было бы здорово, и в Бармене все больше и больше народу покупает себе машины, считай, каждая вторая семья в Бармене, их ровесники, имеют теперь машину, ну почти что каждая вторая, говорит она
Скоро в Кооперативе покупателей-автомобилистов будет больше, чем пешеходов, говорит Отец
Да, пожалуй, говорит Мама
И мы бы могли путешествовать, говорит она
Могли бы съездить в Хёугаланн, и на Хисёй, и в Вику, чтоб родителей моих проведать, говорит она
И братьев-сестер, и кузенов, говорит она
Да, говорит Отец
и умолкает
Купить машину удовольствие дорогое, говорит он немного погодя
Ты вон сколько работаешь и наверняка должен кое-что зарабатывать, и коли у других есть средства на машину, то у нас, поди, тоже найдутся, говорит она
Лодки нынче упали в цене, народ теперь большей частью покупает пластиковые лодки, с пластиковой лодкой меньше возни, так что деревянные лодки продать все труднее, во всяком случае по приемлемой цене, да и за фрукты выручка не ахти, цены и тут упали, привозных-то фруктов стало куда больше, говорит Отец
Но ты так много работаешь, постоянно чем-нибудь занят, говорит Мама
а потом она говорит, что другие люди работают куда меньше его, однако ж и водительские права имеют, и машины, говорит она
Права тоже бесплатно не раздают, говорит Отец
и оба опять умолкают
Но рано или поздно мы, конечно, купим машину, говорит Отец
Очень надеюсь, говорит Мама
Было бы здорово, говорит Отец
а я уже миновал усадьбу Аслейка, дорога, как всегда, хорошо расчищена, ведь чуть снегопад, Аслейк тотчас садится на трактор, думаю я, и до чего же хорошо вернуться домой, к родному очагу, думаю я и сворачиваю с шоссе на дорогу к дому, Аслейк и ее расчистил, думаю я, ведь чуть снегопад, Аслейк на своем старом тракторе мигом тут как тут, расчищает дорогу, я останавливаюсь во дворе, сижу в машине, делаю глубокий выдох и думаю, что все-таки хорошо вернуться домой, на Дюльгью, в мой милый старый дом, думаю я, выхожу из машины, открываю заднюю дверцу, беру на руки Браге и ставлю его в снег, а он скачет вокруг, потом поднимает лапу, выпускает желтую струю, и черная дыра от нее ярко выделяется на белом снегу, а Браге, покончив с этим, снова скачет в пушистом снегу, я зову его, и он замирает, вызывающе глядя на меня, а я думаю, что наконец-то у меня есть собака, и говорю: идем, Браге, и он подбегает ко мне, я захожу в дом, а Браге за мной, я иду в комнату, потом на кухню, Браге по-прежнему за мной по пятам, я наливаю воды в миску, ставлю ее в угол за дверью в коридор, и Браге тотчас бежит туда и жадно пьет, а я беру еще одну миску, отрезаю ломоть хлеба, разламываю на мелкие кусочки, кладу их в миску и ставлю ее рядом с первой, и Браге сразу принимается за еду, жадно ест, стало быть, он и пить хотел, и проголодался, думаю я, смотрю на миску с водой и вижу, что Браге выхлебал всю воду, снова наполняю миску, ставлю ее на пол и вижу, что в миске с едой тоже пусто, отрезаю еще ломоть хлеба, крошу в миску, но теперь Браге только нюхает хлеб и воду, но ни пить, ни есть не хочет, и я иду в комнату, Браге за мной по пятам, а я стою, глядя на картину с двумя пересекающимися полосами, даже сейчас, в разгар дня, здесь лишь полусветло, или полутемно, или как уж там можно сказать, думаю я и вижу, что картина светится, да, невзирая на полутьму, кажется, будто чуть не вся картина светится, уму непостижимо, и в этот миг я вдруг осознал, что этими двумя полосами что-то нащупал и действительно написал хорошую картину, на свой лад, на свой собственный лад, и знаю, что больше с ней ничего делать не надо, и думаю, что все-таки продам ее, но по низкой цене, по чересчур низкой цене, хотя вполне возможно, это одна из лучших картин, какие я написал, одна из картин, где больше всего света, а еще думаю, что оставлю эту картину себе, ведь если я ее продам, она исчезнет где-нибудь, пропадет, может, ее перепродадут или подарят, и я знаю, дадут за нее мало, за такую картину никто много платить не захочет, тем