Оба позволили этому случиться.
Их объятия длились дольше, чем он рассчитывал.
Кнутас просто не мог отпустить ее. Их губы встретились в нежном поцелуе. Он по-прежнему прижимал ее к себе. Хотел чувствовать ее тепло как можно дольше.
В конце концов она высвободилась, погладила его по щеке и прошептала: «Пока».
Потом она ушла. Дверь закрылась, и он остался один в доме.
Он еще ощущал ее тело, когда пошел по комнатам выключать свет.
Они пожелали детям спокойной ночи и сели на диван каждый со своей чашкой кофе. На улице шел дождь. Эмма смотрела какой-то американский телевизионный сериал, привлекший ее внимание. Юхана же он особо не интересовал, и, одолеваемый жаждой деятельности, он погрузился в размышления о смерти Хенрика Дальмана. Если верить просочившимся в прессу данным, речь шла о сексуальном убийстве. Дальмана нашли голым и связанным в собственной постели. Также, согласно слухам, его задушили собачьим ошейником, но на сей счет Юхан сомневался. Он и Пия потратили целый день, пытаясь разобраться, что же произошло на самом деле, и оба делали репортаж на месте в Льюгарне, там они пообщались с жителями поселка и попробовали взять интервью у нашедшего жертву соседа, но безуспешно. Клаеса Хольма они поймали на улице, когда он подстригал собственный газон, но тот не захотел официально разговаривать с ними, однако им удалось перекинуться парой слов у забора его дома, и, по впечатлению Юхана, между ними установился хороший контакт. В любом случае он оставил свою визитку и попросил Клаеса позвонить, если тот передумает.
Кнутас был слишком занят, чтобы у него нашлось время на разговоры с журналистами, Карин Якобссон также не согласилась дать ему интервью. Поэтому им пришлось довольствоваться пустой болтовней пресс-атташе Ларса Норрбю, из которого и в обычных случаях редко получалось выудить что-то ценное.
– Я выйду на улицу ненадолго, это все равно не мое, – сказал Юхан и кивнул в сторону телевизора.
Он поцеловал Эмму в щеку, поднялся и направился на кухню, взял холодное пиво из холодильника и вышел на крыльцо. Там он расположился с айпадом и, слушая, как дождь барабанит по крыше, занялся поисками всевозможной информации об убийстве Хенрика Дальмана. Пока еще ни одно средство массовой информации не опубликовало фотографию жертвы и не сообщило его имени. Но того, как кто-то переступит эту черту, явно осталось недолго ждать. Особенно при том, что покойный был известным скульптором, а значит, всегда имелась возможность сослаться на повышенный интерес к его смерти. Они сами обсудили данный вопрос в редакции и решили немного повременить, поскольку существовала опасность, что еще не все близкие оповещены.
Юхан не нашел ничего нового и смог констатировать, что ни один важный свидетель пока не высказался в прессе. Его обрадовало, что Клаес Хольм не стал разговаривать ни с кем другим тоже. Сосед и друг Хенрика Дальмана, естественно, тяжело переживал случившееся и, если верить его объяснениям, подстригал траву с единственной целью отвлечься от тяжелых мыслей, а шум косилки, темные солнечные очки и наушники с музыкой помогали ему отгородиться от окружающего мира.
Юхан отложил в сторону айпад и сделал глоток пива. Его взгляд скользнул по мокрым садовым деревьям, погружавшимся в вечерние сумерки.
Он вывел на экран фотографию Хенрика Дальмана. С портрета на него смотрел мужчина средних лет с сединой на висках, с темными волосами, добрыми карими глазами и широкой улыбкой. Он выглядел приятным. Излучал тепло и доброжелательность. У кого могло возникнуть желание убить его? И за что? Почему бы не попытаться поговорить с его женой, пусть даже сама мысль беспокоить женщину в столь трудный для нее час выглядела крайне неприятной. Юхан снова посмотрел на привлекательного мужчину на снимке. Он и его нынешняя супруга явно прожили вместе не так долго, два-три года, если он правильно понял. Как Хенрик жил до встречи с ней? Эта мысль потянула за собой следующую. Дальман состоял в браке и раньше, как звали ту женщину? Регина Мёрнер. На ее странице в Фейсбуке темноволосая дама с дерзкой миной смотрела в камеру, словно она подросток, хотя ей наверняка перевалило за сорок пять. Одновременно она энергично жестикулировала. На другом снимке она стояла на голове на террасе. Высокая и стройная. Регина Мёрнер. Пожалуй, у нее могло возникнуть желание поговорить. Они развелись четыре года назад, и Хенрик Дальман скучал в одиночестве не более года, прежде чем встретил Аманду.
Юхан нашел телефон бывшей супруги. Она жила в Игне, совсем рядом. Он быстро бросил взгляд на часы. Без четверти десять. Пожалуй, до десяти еще удобно звонить людям. Он решил рискнуть и набрал номер. Прошло несколько сигналов, прежде чем ему ответили на другом конце линии. На заднем плане слышалась музыка.
– Алло, это ты? – спросил протяжный женский голос. – Где ты?
– Извини, что беспокою в такое время, – начал Юхан и закашлялся от смущения. – Меня зовут Юхан Берг, и я журналист региональных новостей.
Короткая пауза. Регина Мёрнер явно ждала кого-то другого.
– Я знаю, кто ты, – пробормотала она наконец. – Ты работаешь на телевидении.
– Именно.
Юхан решил сразу перейти к делу и быть кратким. К чему ходить вокруг да около, когда женщина, с которой он сейчас разговаривал, вероятно, не слишком переживала. Судя по тону, уже успела хорошо принять на грудь.
– Я звоню относительно смерти Хенрика Дальмана. Вы же состояли в браке, и у вас общие дети. Я хотел бы побеседовать с тобой о нем. Это возможно?
– Интервью? По телевизору? – В голосе Регины Мёрнер появились новые нотки. – Ох, как приятно, – прощебетала она и хихикнула. – Мне только надо привести себя в порядок. Я не совсем одета…
– Я не предлагаю встретиться прямо сейчас, – уточнил Юхан. – У тебя будет возможность завтра?
– Конечно, почему нет?
– В двенадцать часов?
При мысли о состоянии Регины Мёрнер он решил не назначать встречу слишком рано, ей ведь еще требовалось протрезветь.
– А какой сегодня день? – поинтересовалась она.
– Среда.
Его собеседница пробормотала что-то, потом на какое-то время в трубке воцарилась тишина, и он мог слышать, как она сделала большой глоток из бокала и затянулась сигаретой.
– Годится. Ты приедешь сюда?
– Да, конечно, если это устроит. Вместе с оператором. В двенадцать часов, договорились?
– В двенадцать.
Юхан поблагодарил и закончил разговор.
Я лежу в кровати и то мерзну, то потею. Мое сердце стучит как заведенное и с такой силой, что каждый его удар эхом отдается в голове. Я испытываю странное спокойствие, и одновременно самые противоречивые чувства переполняют меня. Радость, страх и восторг по поводу моих способностей. Мне удалось осуществить задуманное.
Я пришла туда с моим другим лицом, другим телом, которое не имеет ко мне никакого отношения. Я тренировалась в искусстве перевоплощения с дотошностью педанта. Достаточно много раз, чтобы никто, даже мои родные, не смог узнать меня. На близком расстоянии им это, пожалуй, удалось бы сделать из-за голоса, кожи, характерных движений, но только не по внешнему виду. В этом я абсолютно уверена, поэтому другое тело чувствуется так, будто это вовсе не я. Словно я втискиваюсь в кожу кого-то другого и внезапно становлюсь способной на многое, неведомое ранее. Отсюда и вполне объяснимый восторг. Почти как если я влюбляюсь в ту другую, когда вижу ее передо мной.
Я приехала в Льюгарн за несколько часов до того, как мне требовалось оказаться там. Со мной была сумка со всем необходимым. Я не осмелилась совершить превращение дома из опасения, что кто-то из соседей увидит меня выходящей на улицу или садящейся в машину в таком виде. Выбрала для этого место, где меня никто не мог побеспокоить, со всей присущей мне тщательностью: побывала там заранее и провела рекогносцировку. Припарковалась на лесной опушке. Немного дальше среди елей и сосен находился пустой летний домишко, в который, как оказалась, очень легко попасть. У людей не хватает фантазии, когда им надо спрятать ключ. Он лежал в цветочном горшке, висевшем на веранде. Словно приглашая войти. Еще несколько домов находилось по соседству, их силуэты виднелись сквозь листву. Но в них, похоже, тоже никто пока не жил. До сезона отпусков осталось совсем немного, и тогда жизнь во всем регионе должна была резко измениться.
Внутри было сыро. Прохладно, несмотря на летнее тепло снаружи. Судя по всему, никто давно не появлялся там. Это было простое жилище, скрытое деревьями от посторонних глаз. С маленькой кухней с плитой, судя по ее виду, выпущенной лет сорок назад, выгоревшими обоями. С гостиной с шифоньером и вязаной скатертью на столе, искусственными цветами в розовом пластиковом горшке на подоконнике, желтой тюлью, грязно-коричневым диваном, чьи лучшие времена давно прошли, и громоздким телевизором в углу. Дурацким ковриком с бахромой по краям на стене, изображавшим мальчика в кепке и коротких брюках с подтяжками на вершине горы где-то в Альпах.
Я села за шаткий стол на кухне и достала все из своей сумки. Электричество не работало и водопровод тоже, но это не имело значения. На улице было светло, и я прихватила с собой все необходимое. Я изучила мое бледное и довольно заурядное лицо в принесенном помимо остальных вещей зеркале, которое поставила на стол. Моей внешности скоро предстояло стать иной. По мере того как она менялась, странным образом усиливалось мое волнение. Казалось, я становлюсь кем-то другим. Делюсь на две половины. В одной оставалось мое старое обычное «я», а вторая представляла собой абсолютно иного человека. И это вроде было в порядке вещей и по-настоящему. Словно второе «я» долго ждало этого, много лет. Как будто я наконец могла получить реабилитацию. Аккуратно накладывая макияж, я думала обо всем, через что мне пришлось пройти. Это выглядело справедливым и не более того. Все просто вставало на свои места. Сейчас мне наконец представился случай привести в порядок хаос, царивший в моей душе.