– Давай! – подзадоривала она его. – Это же так чудесно.
Юхан понял, что у него не остается выбора. Он быстро скинул одежду, швырнул ее на песок и последовал за женой. Догнал Эмму, и они, держась за руки, побежали дальше навстречу солнцу, навстречу горизонту, прямо в холодную как лед и кристально чистую воду, и от контакта с ней у них сразу же онемели ноги и чуть не остановились сердца.
Празднование Янова дня в парке «Хогельбю» в Тумбе идет полным ходом, и музыканты снова и снова заставляют публику пускаться в пляс, зажигая песнями, непрерывным потоком летящими из больших колонок, установленных под огромным тентом, растянутым на случай дождя над всем пространством, где проходит мероприятие.
Парк заполнен по-летнему одетой публикой, головы многих женщин украшают венки, царит приподнятое настроение. Уже хватает пьяных, хотя время только приближается к восьми. Здесь и там видны компании подростков, которые пьют пиво из банок и периодически, стараясь не привлекать к себе внимания, запускают руки в пластиковые пакеты, где, надо полагать, находится крепкий алкоголь. Влюбленные парочки ходят держась за руки. Одинокие мужчины с взглядами охотников крутятся около женщин среднего возраста в развевающихся на ветру юбках и с бокалами с вином в руках. Парк утопает в цветах, и благодаря замыкающему аллею красивому дворцу вся территория выглядит романтично. Немного в стороне находится озеро Аспен, окруженное зарослями тростника и раскидистыми дубами.
Дальше проходит автострада Е4, но из-за царящего вокруг шума звуки машин с нее не долетают сюда.
Я здесь одна, хотя и начинается Янова ночь. Моей подруге пришлось снова дежурить сегодня вечером, и это просто замечательно меня устраивает. Как приятно находиться сейчас вдалеке от Готланда, и, судя по газетам, полиция не знает, куда ей идти. Здесь я чувствую себя в безопасности благодаря расстоянию между мной и расследованием преступления. Как будто они не смогут добраться до меня, пока я на материке. При этом я слишком измучена беспокойством, мне хочется нанести удар снова.
Поскольку подруга рано ушла из квартиры, я смогла в тишине и покое заняться перевоплощением. Здесь нет опасности быть узнанной и, пожалуй, я не привлекаю так много внимания, как на маленьком Готланде.
Я перемещаюсь ближе к танцплощадке. Первым меня приглашает мужчина лет сорока с седыми волосами в темной бороде и дружелюбными карими глазами. Он настолько глубоко расстегнул белую рубашку с короткими рукавами, что я вижу растительность у него на груди. В какой-то момент у меня возникает желание обнять его. Он напоминает того, кого я любила. Но это просто мгновение, осколок прошлого. В моей душе нет места для слабости. Тоска сменилась ненавистью. Нет, я не могу танцевать с ним. Он слишком харизматичный и, кроме того, по какой-то непонятной причине нравится мне.
Я вежливо отказываю ему и смешиваюсь с толпой. Брожу бесцельно вокруг, почему-то нервничаю, потом немного в стороне вижу кафетерий. Разноцветные фонарики висят над деревянной барной стойкой. На полке за спинами уставших барменов выстроились длинными рядами бутылки. Идеально. Мне надо купить выпивку и подумать. Пожалуй, это все равно не мой вечер. Опять же здесь слишком шумно.
– Привет.
Мужчина, который внезапно обращается ко мне, появился неизвестно откуда и улыбается угодливо. Он всего на несколько сантиметров выше меня и одет в голубую рубашку и хорошо отглаженные джинсы. Его светлые волосы уже заметно поредели на висках, но он загорелый и, судя по его виду, поддерживает себя в хорошей форме.
– Привет, – отвечаю я.
– Могу я угостить тебя выпивкой?
Его безымянный палец украшает обручальное кольцо. Оно ярко блестит, словно новое.
Я киваю с облегчением, с благодарностью за то, что хоть кто-то подошел и готов улучшить мне настроение.
– Да, спасибо.
Я получаю бокал красного вина, сам он пьет пиво. Он поднимает свою кружку в мою сторону, как только получает сдачу.
– Мне, пожалуй, надо представиться, – вспоминает он. – Магнус.
Мы обмениваемся рукопожатиями.
– Ты из этих краев?
– Да, – отвечаю я. – Из Скугоса.
Он одобрительно кивает.
– А я из Фарсты. Приятное местечко парк «Хогельбю». Ты часто приходишь сюда?
– Я здесь в первый раз.
Мы болтаем какое-то время, и я замечаю, что Магнус пьян. Несмотря на это, он приглашает меня, и мы танцуем несколько танцев. Он двигается на удивление проворно, и я едва успеваю за ним. Опять же туфли на высоких каблуках причиняют мне немало хлопот. Магнус болтает во время танца всякую ерунду по поводу музыки, настроения, признается, что я, на его взгляд, прекрасна. Слушаю вполуха. Мои мысли витают совсем в другом месте. Я смотрю на его шею. Кожа на ней загорелая и слегка морщинистая. Возбуждение постепенно охватывает меня. Я чувствую его близость, тепло его тела. Мой взгляд скользит в сторону барной стойки, где бармен любезно позволил мне оставить мою сумку. Самое время забрать ее.
Метеорологи предупреждали о низком давлении и большой вероятности дождя, но, когда Кнутас проснулся утром в канун праздника летнего солнцестояния, то есть в тот день в году, когда погода наиболее важна для шведов, на улице с безоблачного неба ярко светило солнце. А значит, имелись все шансы хорошо повеселиться и попировать на свежем воздухе.
Съев дома на лоджии завтрак, состоявший из свежей клубники с молоком, кофе и булки с сыром, он посадил в переноску котенка, упаковал продукты и прочие вещи и отнес все в машину, а потом забрал Карин, прилетевшую из Стокгольма тем же утром, и они поехали в его летний домик в Ликерсхамн.
Добравшись туда, Кнутас первым делом принял душ, потом стоял перед зеркалом, брызгал на лицо лосьоном после бритья, размышляя о том, что праздник наконец позволит ему хоть немного расслабиться и думать о чем-то ином, кроме убийства Хенрика Дальмана. После него не прошло еще и недели, и им пока не удалось поймать преступника. Полиция собрала массу свидетельских показаний, получила множество звонков от населения и результаты экспертиз, но создавалось ощущение, словно все они указывали в разных направлениях и пока ничем особо не помогли ни ему, ни остальному руководству следственной группы. Он даже начал сомневаться, действительно ли имело место убийство. Пожалуй, речь шла о зашедшей слишком далеко сексуальной игре, несчастном случае и ни о чем ином, а потом партнера Хенрика охватила паника, и он исчез. Хотя почему тогда ему или ей понадобилось вламываться в находившийся по соседству летний домик, чтобы привести себя в порядок? Это был только один из многочисленных вопросов, касавшихся данного расследования, вертевшихся в голове Кнутаса. Но сейчас он отбросил служебные проблемы в сторону. Янов день требовалось праздновать, не забивая мозги всякой ерундой, вроде отпечатков пальцев, методик допросов и возможных мотивов.
К тому моменту, когда он вышел из ванной, Карин уже успела переодеться. Она в голубом платье сидела на крыльце, освященная солнцем. Кнутас остановился у окна и какое-то время смотрел на нее, не привык видеть такой. В будни она почти всегда носила джинсы и кофту с капюшоном и с принтом на груди, словно подросток. Но сегодня даже немного подкрасила губы красной помадой, и ее прямые волосы локонами вились вокруг лица.
Неужели она уложила их ради него? Эта мысль растрогала его. Однако при виде ее доверчивого взгляда ему стало стыдно за то, что он оказался в постели с Лине.
Кнутас не понимал себя. Не мог объяснить, почему вдруг огонь страсти вспыхнул между ними с такой силой после нескольких десятилетий совместной жизни и даже развода? Он почувствовал, как у него покраснели щеки. Картинка обнаженного тела Лине в постели гостиничного номера всего днем ранее, когда она достигла оргазма, молнией вспыхнула в его глазах. Ему стало не по себе. Он собирался праздновать Янов день с Карин и одновременно позволил себе близость с бывшей женой. Нельзя было молчать. Карин должна все узнать. Раскаяние овладело им. Ему следовало поговорить с ней. Рано или поздно. Он попытался избавиться от тяжелых мыслей и вышел на крыльцо. Обнял Карин чересчур сильно и взял ее за руку, как бы в попытке успокоить свою совесть.
Они прогулялись до места, где обычно проводился праздник, любуясь красивыми видами Ликерсхамна и его окрестностей. Переливавшимся всеми цветами в лучах солнечного света морем, чьи волны ритмично накатывали на каменистый берег, величественным столбом Девственница, самым большим на Готланде, поднимавшимся к небу вместе с другими обветренными бело-серыми каменными образованиями. Чуть дальше раскинулась идиллическая рыбацкая деревушка с пришвартованными у мостков лодками и выстроившимися в ряд, осевшими от времени красными рыбацкими сараями, имевшими собственную историю. На их долю выпало немало неистовых осенних штормом, лютых зимних холодов и всевозможных перипетий более теплой части года.
На газоне уже начали поднимать «майский» шест. Подойдя, Кнутас и Карин поздоровались с другими участниками праздника. И многие сразу же захотели поговорить с двумя полицейскими о нашумевшем убийстве Хенрика Дальмана, что для обоих, естественно, не стало неожиданностью. Ведь от представителей их профессии, точно как и от врачей, всегда ожидали готовности в любой момент обсуждать свою работу со всеми желающими.
Этот канун Янова дня не стал исключением. Их угостили холодным пивом, и, пока они утоляли жажду, им пришлось выслушать массу рассуждений о личной жизни Дальмана. Кто-то слышал о том, что у него имелись могущественные недруги. Другой же описал Хенрика Дальмана как крайне сумасбродного господина, который, несмотря на приятную внешность, легко мог рассориться с окружающими. Кнутас главным образом молчал, позволял остальным говорить, что в принципе и следовало делать, ведь любые его слова в конечном счете могли извратить неимоверным образом, что дало бы пищу для новых слухов и только усугубило ситуацию.
Его взгляд скользнул по месту будущего праздника и нескольким белобрысым детишкам, с шумом гонявшимся друг за другом. Их смех и крики напомнили ему о Петре и Нильсе и неумолимо вернули в такие же праздничные дни, когда его близнецы еще не выросли из коротких штанишек. Понимал ли он тогда, какое это было счастье, когда они находились рядом, как прекрасно удостоиться милости называться родителями? Ему вспомнилось, как он и Лине порой уставали и злились, если дети слишком эмоционально себя вели. Петра и Нильс хорошо ладили, но могли и поссориться, как любые брат