— Ну, видишь, все в порядке, — сказала Уна.
— Пока что да, — ответила мама, — но дай ему время. Хотя надо сказать, все это очень славно.
После музыки какой-то человек стал рассказывать о поисках сокровища. Он был довольно молодой, типа школьного учителя, очень нервничал и обливался потом.
— Нам удалось сделать поразительные находки, — сказал он. — И кое-что я сейчас вам покажу. — Он беспокойно стал делать знаки кому-то, находившемуся вне экрана, говоря при этом: — Будьте добры, если можно… спасибо.
И на экране показался дядя Фил, тащивший какие-то вещи, и едва его стало хорошо видно, как он повернул свою кривую шею, в упор взглянул на маму и Уну и сказал:
— Да что там сокровище! Вам, Григсонам, и так не плохо — прибрали к рукам мои полтораста фунтов!..
— Видишь — теперь он разговаривает с нами! — взвизгнула мама, бросаясь к телевизору. — Но я его выключу. — И, выключив, она добавила твердо: — Это он в последний раз устраивает со мной такое. Больше я не дам ему случая. Один бог знает, что еще он может наговорить! — Она обвиняюще указала пальцем на Уну, которую все еще била дрожь, и продолжала: — Я все же думаю что мы немножко возбуждены и просто вообразили это. Ну, Уна, — ты его видела, ты его слышала. Ладно. Не будем этого повторять.
И мама отправилась на кухню, где гремела и звякала посудой до тех пор, пока не пришло время пить чай. Стив, который работал на аукционе, в этот день явился домой первым и, не сказав матери и сестре ни слова, быстро проследовал в большую гостиную, явно собираясь включить телевизор. Женщины, готовившие ужин в задней комнате, ничего ему не сказали. Это, как сразу догадалась Уна, была новая мамина тактика — никаких протестов, никаких попыток переубедить остальных, просто зловещее суровое молчание до тех пор, пока не начнется шум, и тогда, как вспышка молнии: «Я вам говорила». Накрывая на стол, они слышали доносившиеся из телевизора голоса, но слов нельзя было разобрать. Прошло пять минут, десять минут.
Внезапно голоса в гостиной умолкли. Ненадолго воцарилась тишина, затем Стив с каким-то странным видом медленно вошел в заднюю комнату, стараясь избегать вопросительных взглядов. Он сел и посмотрел на стол.
— Что, уже готово? — осведомился он слабым, сдавленным голосом.
— Нет, ничего еще не готово, — сказала мама. — Ты сегодня очень рано. А что это ты выключил телевизор?
— Да ну, — сказал Стив уклончиво, — охота была смотреть всякое старье.
Эта никудышная игра не обманула даже Уну, а уж маме все сразу стало ясно как дважды два.
— Перестань болтать глупости, — сказала она. — Ты видел его?
— Кого?
— Сам отлично знаешь — своего дядю Фила. Видел?
— Да вроде бы видел, — ответил Стив осторожно.
— «Вроде бы видел»! Ты видел его так же хорошо, как сейчас видишь меня.
— Нет, но я в самом деле его видел. — Стив был явно смущен.
— Он говорил что-нибудь — то есть тебе говорил?
— Ну, мама, как он мог…
— Ладно, хватит! — прикрикнула мама. — Мне надоело это слушать. Сейчас ты скажешь своей матери чистую правду, Стив. Ну, говорил он что-нибудь тебе? И если да, то что?
Стив с несчастным видом стал раскачиваться из стороны в сторону.
— Он сказал, что я стащил у него два шиллинга.
Мама и Уна задохнулись от изумления.
— Узнаю Фила! — закричала мама. — Ты ведь не брал у него эти два шиллинга?
— Брал, — горестно промычал Стив, и, прежде чем мама и Уна успели возмутиться, он вылетел из комнаты и запрыгал вниз по лестнице.
— Так я и думала, — сказала мама. — Будет еще хуже, я тебе говорила. — И она снова погрузилась в свое ужасное гробовое молчание.
Тут вернулись из магазина папа и Джордж, веселые и шумливые, словно школьники после уроков; иногда видеть их в таком настроении было одно удовольствие, но в другое время — наоборот. Сейчас было как раз другое время. К несчастью, они решили, что появление дяди Фила в телевизионных программах стало Главной Шуткой Дня, и подняли крик на весь дом, упражняясь в остроумии по этому поводу. Мама слушала их в мрачнейшем молчании, плотно сжав губы. Уна раза два взглянула на Джорджа, но это его не остановило. Сколько Би-би-си платит дяде Филу? Ему уже выдали профсоюзную карточку? Он, наверно, скоро станет звездой телевидения! А что, мама уже перестала понимать шутки?
— У нас разное понятие об юморе, Джордж Флеминг, — сказала мама. — Ну, я пошла. Я обещала заглянуть к миссис Прингл.
Лицо Уны выразило сомнение. Она впервые слышала о визите к миссис Прингл, а мама всегда любила заранее обсуждать свои светские контакты.
— Можно, я с тобой? — спросила Уна нервно.
— Не вижу причины, почему бы тебе не пойти, дорогая, — ответила мама величественно. — Пусть мужчины проведут веселый вечер у телевизора. Надеюсь, они получат удовольствие. — Она вышла, и Уна поплелась за ней.
Папа набил трубку, раскурил ее и сказал Джорджу:
— Ну вот, с ними всегда так. У них все дело в настроении. Сегодня они за телевизор, жить без него не могут. А завтра им какая-нибудь глупость взбредет в голову, и они на него уже смотреть не хотят. Привет!. — Последнее относилось к Джойс, вбежавшей в комнату. — Где была, дочка?
— А ты как думаешь? — завопила Джойс. — На работе. Нет, я ничего есть не буду. Схвачу что-нибудь в кафе «Эмпайр». Мы туда.
— Стоило ли всаживать все деньги в этот телевизор, — воскликнул пана, когда она побежала вверх по лестнице, — если ты больше прокутишь в «Эмпайре»?
Она остановилась и крикнула вниз:
— Ты разговаривал со Стивом?
— Я его еще не видел.
— Ну, а я видела! — торжествующе прокричала она и скрылась.
Папа и Джордж не стали дожидаться Эрнеста, потому что сегодня у него были курсы испанского языка. (Никто не знал, зачем он учит испанский; может быть, это помогало ему сохранять уравновешенность.) Они убрали со стола, быстро поплескали водой на посуду (чтобы мама видела, что ее мыли) и, окутанные клубами табачного дыма, торжественно двинулись в большую гостиную. Вот-вот должен был начаться спортивный тележурнал, содержательная программа, которую, конечно, куда лучше смотреть без этих капризных, всегда чем-нибудь недовольных женщин.
Первым в спортивном журнале выступил велогонщик, унылый и гнусавый молодой человек, который умел крутить педали как сумасшедший, но сказать ничего толком не мог. Папу и Джорджа он очень насмешил.
— А теперь поговорим с типичным старым спортсменом, — сказал ведущий с чугунной задушевностью, — который смотрел крикетные и футбольные матчи и другие события в мире спорта на протяжении последних шестидесяти лет. Добро пожаловать к нашим камерам, мистер Поррит!
Мистер Поррит, щуплый кривобокий старикашка со свернутой набок шеей, длинным носом и маленькими злыми глазками, вразвалочку вошел в кадр. Никаких сомнений — это был дядя Фил.
— Не может быть! — ахнул папа.
— Послушаем, что он скажет! — закричал Джордж. — Тогда будет ясно.
— Итак, мистер Поррит, вы уже давненько смотрите спортивные состязания? — спросил ведущий.
— Что верно, то верно, — сказал дядя Фил, ухмыляясь и злобно глядя на папу и Джорджа. — Много я повидал состязаний до того времени, когда имел несчастье поселиться в Смолбридже у неких Григсонов. Тут я кончился для спорта — да и вообще для всего.
— Что ты там мелешь! — взревел папа, вскакивая.
— Они держали лавочку, — продолжал дядя Фил, — торговали всякой мелочью… и боялись истратить лишний шиллинг…
— Нет, не выключайте! — закричал Джордж, бросаясь со своим тестем чуть не врукопашную. — Давайте послушаем, что он еще скажет.
— Я не собираюсь тут выслушивать всякие гадости и оскорбления, — промычал папа. — Да отпусти же меня!
— Постойте, постойте!.. Смотрите!.. — И Джорджу на некоторое время удалось утихомирить папу.
— Да, в самом деле, — говорил мистер Поррит, похохатывая, — первый отборочный матч, который я видел, — боже мой, когда же это было…
— Теперь это не он. — Папа перевел дыхание. — Совсем другой.
И правда, теперешний мистер Поррит нисколько не походил на дядю Фила. Через две минуты папа спокойно сказал:
— Ладно, Джордж, бог с ними, с отборочными матчами. Выключай. Надо потолковать об этом.
Они инстинктивно отодвинулись от экрана, хотя он уже погас и смолк, и сели возле камина.
— Ну, вот что, Джордж, — начал папа торжественно, — будем говорить прямо. Скажи: признаешь ты или нет, что этот мистер Поррит, когда он первый раз появился, был дядя Фил?
— Я почти уверен, — ответил Джордж, растерявший свою обычную самонадеянность. — Вчера вечером, должен сказать, я решил, что какой-то тип на телевидении оказался похож на него…
— При чем тут вчера вечером! — торопливо перебил папа. — Слышал ты или не слышал, как он говорил о нас — очень гнусно, разумеется?
— Слышал, — ответил Джордж, чувствуя себя, как на свидетельском месте в суде.
— И я слышал, — признался папа упавшим голосом, но после некоторого размышления продолжал громче и уверенней: — Но это бред. Этого не может быть. Человек, который умер и похоронен…
— Я знаю, па, я знаю, — поспешно подхватил Джордж. — И я согласен — этого не может быть…
— Да, но это было…
— Как сказать, — произнес Джордж с очень глубокомысленным видом.
— То есть что значит «как сказать»? — возмутился папа. — Ты же сам видел и слышал!
— По-моему, — сказал Джордж медленно и веско, — дело обстоит так. Дяди Фила там нет и быть не может. Он в наших умах, в наших головах, так что мы просто думаем, что он там. И конечно, — продолжал он, теперь уже быстрее, — именно это случилось с Уной и мамой. Они говорят, что видели его весь вчерашний вечер, и можно побиться об заклад, что сегодня они его тоже видели и слышали — или думали, что видят и слышат, — перед тем как мы вернулись из магазина. И еще одно, па. Стив ушел из дому, не дождавшись нашего возвращения. А Джойс сказала, что она с ним разговаривала.
— Ты думаешь, и они тоже?..