— Что знала?
— Что его здесь нет сейчас. И ее, конечно, тоже нет. — Она медленно покачала головой. — Теперь я уверена, что здесь нет никого, кроме нас. Нет даже той старухи, хотя, конечно, она была совсем другая, чем они.
— Что ты хочешь этим сказать, Бетти? — Он не на шутку разозлился.
— Я хочу сказать, — она осторожно подбирала слова, — что ее мы, возможно, увидим утром. Но их мы больше не увидим. Никогда. Люк, не сердись. Я не смогу этого вынести.
— Успокойся. Я просто пытаюсь понять, что произошло, вот и все. Меня ожидал здесь тот еще сюрприз, ведь я надеялся увидеть ее… — Он прервался на полуслове.
Она кивнула.
— Можешь не рассказывать. Со мной было то же самое. По-моему, то, что это случилось с нами обоими, должно что-то значить. Мы должны это помнить. Это важно.
— Да, но что же случилось? И если мы собираемся говорить, то давай уйдем из этого морга. Спустимся вниз, туда, где ужинали. Там тепло.
Он прервался, пристально посмотрел на нее и продолжил уже другим тоном:
— Или… нет? Может быть, сейчас там тоже промозгло и сыро и нет ничего, кроме пары упаковочных ящиков. Но послушай… черт! — раздосадовано вскричал он, — на мне по-прежнему эта одежда, их одежда! И на тебе тоже. И мы ужинали вместе — разве нет? Мы ужинали вчетвером, ты же не будешь этого отрицать?
— Нет, не буду. — В ее голосе слышались слезы. — Только, пожалуйста, Люк, не злись. Давай не будем больше ссориться. Я действительно не смогу этого сейчас вынести.
— Хорошо, не буду, Бетти. Я, в общем-то, и не злюсь, а если злюсь, то определенно не на тебя. Ведь мы ужинали вчетвером — и мы с тобой говорили речи. Или не говорили? Я что, все это придумал?
— Вы с ним говорили, я нет. Как я могла?
— А мне казалось, что ты говорила — про желания женщины…
— Нет, я только слушала вас двоих. И немного разговаривала с ним. Но сейчас это уже не важно. Пойдем вниз. Не можем мы здесь оставаться.
Со свечами в руках они направились к двери, но Люк вдруг остановился.
— Посмотри туда.
— Что там? Я ничего не вижу.
Он ткнул пальцем в стену.
— Электрический выключатель. Раньше я его не заметил. — Он попытался включить свет, но ничего не вышло. — Здесь нет лампочки, да и электричество, наверное, все равно отключено. Давай побережем свечи. Держись поближе ко мне, я знаю дорогу.
— Тебе не показалось, что этот дом как будто делается все больше и больше? — спросила она, когда они спускались по лестнице. — Мне в какой-то момент так показалось, все стало таким зловещим и страшным. Думаю, это происходило в промежутке между тогда и сейчас.
— Подожди немного с этим. — Он уже несколько минут молчал, сосредоточившись на том, чтобы выбрать правильную дорогу. — Я верю тебе, когда ты говоришь, что их здесь нет. Теперь я тоже это чувствую. Но на нас до сих пор эта одежда, и мы ужинали в той длинной комнате, в этом я могу поклясться. Так что давай подождем с выводами, а займемся лучше сбором улик.
Они вошли в ту самую длинную комнату, где стоял стол. Люк воскликнул:
— Вот! Здесь ничего не изменилось: та же самая мебель, и камин еще не погас. Все именно так, как я запомнил. Когда я уходил, горели эти две свечи — они и сейчас горят. Надо как следует рассмотреть стол.
Стол был тот же самый, но кое-что изменилось. К нему были придвинуты только два стула, а не четыре, и было очевидно, что тарелками и приборами пользовались только два человека. На столе были остатки тушенки, кусок сухого сыра и полбуханки хлеба. Рядом с одной из тарелок стоял маленький чайник, кувшин молока, чашка и блюдце, а рядом с другой — пустая бутылка из-под пива в компании со стаканом, на стенках которого еще виднелись следы пены.
— Но я пил вино, — запротестовал Люк, — и ел суп и жареную курицу…
— А я — паштет и омлет! — воскликнула Бетти.
— Вовсе нет… — начал было Люк, но тут же осекся. — Давай подойдем к камину. Нет смысла на это пялиться.
— Стулья совершенно такие же, — заметила Бетти, когда они подошли к огню. — Здесь все совершенно такое же, как и было. Что ты ищешь?
— Круглую табакерку и длинную глиняную трубку. Они лежали здесь, и я ими пользовался. Но они исчезли. — Он с минуту оглядывал комнату, а Бетти молчала. — Ага! Вот оно.
— Что ты нашел? — Она посмотрела в сторону буфета.
— Пять штук сигарет в пачке. Прямо здесь лежали. Должно быть, уже давно — слишком сухие и пыльные, но все равно пойдет. Хочешь?
— Да, пожалуй. Надеюсь, это не воровство.
— Постараемся выяснить это у кого-нибудь завтра утром.
Какое-то время они молча курили, уставившись на тлеющие угла в камине. «Как уцелевшие после катастрофы», — подумала Бетти.
— О чем ты хотел с ней поговорить? — спросила она наконец.
— О чем угодно. Обо всем. Это было неважно. Я ничего не планировал. Мне просто хотелось быть с ней.
— А мне — с ним.
— Да, я знаю, — произнес Люк без особой теплоты в голосе. — Мы оба в одной лодке.
— И это немного обнадеживает, — сказала она. — Было бы гораздо хуже, если бы это случилось только с одним из нас. Ты ведь не ревнуешь меня к нему, нет?
— Еще нет, хотя, мне кажется, что мог бы, — признался он.
— Ты не ревнуешь, потому что не думаешь обо мне, — ты все еще думаешь о ней.
— А ты против?
— Нет, еще нет, — ответила она. — Как и ты. Мы оба чувствуем одно и то же. Мы их потеряли. И я уверена, что нам больше не встретиться. Вот к чему мы пришли.
Почти погасший камин, подрагивающие свечи… Комната, погруженная в полумрак, напоминала теплую пещеру. Снаружи по-прежнему доносился шум ночного дождя и ветра; легко было представить, что за стенами дома начинается новый Всемирный потоп.
— Знаешь, они не были похожи на привидения, — помолчав, произнес Люк.
— Они и не были привидениями, — последовал решительный ответ.
— А кто же они тогда, а? Люди из другого времени? О путешествиях в прошлое написано много историй.
— Именно об этом я и думала, — живо откликнулась Бетти.
— Но тогда мы могли бы их только видеть и слышать, — медленно продолжал он, — мы были бы зрителями. Они не участвовали бы в событиях. А мы ведь говорили, жали друг другу руки, вместе ужинали.
— Посмотри на то, что осталось от этого ужина. Просто кошмар! Ты не находишь, что эти убогие остатки напоминают нас и наше время?
— Послушай, Бетти, — горячо сказал он, — нам нужно в этом разобраться. Предположим, ты способна проскользнуть в четвертое измерение, или как там оно называется, — и не надо придираться, я не очень силен в этой области, — и даже видеть людей, живших сто пятьдесят лет назад. Но и в этом случае ты не была бы с ними в реальности, не смогла бы общаться с ними, как это сделали мы. В противном случае, это означало бы, что два отдельных времени — тогда и сейчас — пересекаются в третьем, совершенно ином времени, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Нет, по правде говоря, не очень, Люк. Все это слишком сложно.
— Я знаю, именно это я и хочу сказать. Это хуже, чем те две женщины в Версале. Но что же тогда случилось с нами?
Она помолчала немного, а потом заговорила, осторожно подбирая слова:
— Вот как я это понимаю. Эти двое, сэр Эдвард Какой-то и его племянница Джулия, когда-то действительно жили здесь и были точно такими, какими мы видели их сегодня вечером. Мы пришли сюда уставшие и измотанные, к тому же непонятно было, как с нами обойдутся, а потом мы расслабились, надели эту одежду — ну, тогда и появились сэр Эдвард и Джулия. Но, — нет, пожалуйста, послушай, Люк, это очень сложно, и если ты меня перебьешь, я потеряю мысль, — но в реальности мы никогда с ними не были. Я хочу сказать, что они не жили сами по себе, отдельно от нас, как настоящие, живые люди. Они выглядели так, как когда-то выглядели на самом деле — их внешность мы не придумали, — но то, что они говорили и делали, было воплощением наших желаний: мы хотели, чтобы они так говорили и делали. Мы как будто писали пьесу, а они были ее персонажами…
— Погоди минуту, Бетти, — запротестовал он, — ты же не хочешь сказать, что Джулия…
— Да, хочу, — отрезала она. — И сэр Эдвард тоже, хотя мне ужасно грустно так говорить. Разве они не вели себя, как нам бы того хотелось? Подумай, Люк, припомни все. Мне уже тогда это показалось.
— Ты хочешь сказать, что всегда хотела видеть рядом с собой сэра Эдварда? — спросил он. Вид у Люка был озадаченный и оскорбленный.
— Подсознательно, да, — ответила она, и в ее взгляде мелькнула насмешливая искорка. — Он, должно быть, воплощал то важное, чего я действительно хотела, пусть даже не зная об этом. То же самое с Джулией, которая наверняка ничего собой не представляла, — типичная безмозглая блондинка эпохи Регентства, — но тебе казалась изумительной и волшебной. Он заставил меня почувствовать именно то, что я хотела, какой я хотела себя ощущать. Пусть не постоянно — нельзя хотеть слишком многого — но хоть иногда. И то изумительное и волшебное ощущение, которое пробуждала в тебе Джулия, шло от тебя самого, рождалось твоим же разочарованием. Разве ты не понимаешь, дорогой, — продолжала она так, как давно уже с ним не говорила, — что мы пришли сюда не только замерзшие, промокшие и усталые, но еще и в полном отчаянии? Все, что от нас оставалось — только озлобленные, опустошенные до полусмерти оболочки. И те сэр Эдвард и Джулия, которых мы встретили, — не те, что жили здесь когда-то, — были утраченными составляющими нашей сущности, которыми мы пренебрегли и о которых забыли. Мы сами написали пьесу, а потом сами в ней и сыграли. Это началось, когда мы надели эту одежду, и нам пришлось по-другому себя вести. Но тогда мы не могли быть партнерами, поэтому нам понадобились еще двое, чтобы выйти из положения.
— Что-то не сходится, — возразил он, — хотя я понимаю, что ты хочешь сказать. Сэр Эдвард принес мне одежду. Или я подумал, что он ее принес. Говорил со мной — я был все еще в ванне. Правда, тогда он о стиле не говорил — это было потом. Ты это слышала?