Утки обитали здесь и в эпоху Мандоса, но не были такими упитанными и наглыми. Я по ним скучала.
– Держи! – Я протягиваю Илье несколько ломтиков хлеба, припасенного в сумке. – Бросай подальше, а то на голову сядут.
У него неплохо получается. Уткам приходится изрядно потрудиться, чтобы добраться до еды.
– Хорошие, правда?
Кивает. Из-под его гладких волос забавно торчат покрасневшие кончики ушей. До встречи с Евой еще сорок минут – заявляться раньше кажется мне невежливым: вдруг она принимает душ или кормит ребенка? Когда последние крошки отправляются в воду, мы с Ильей устраиваемся на скамейке напротив покрякивающих птиц. Он зябко шмыгает носом, и я накидываю ему на плечи свой шарф. Приходиться сдвинуться, чтобы поместиться под ним вдвоем, зато становится теплее. К тому же, у меня с собой термокружка с кофе. Я грею ладони о металлические бока и протягиваю ее Илье.
Внутри удивительно спокойно. Так бывает, когда возвращаешься к своему месту силы. Туда, где тебе никогда не бывало плохо.
– Приди ко мне, – напеваю я тихонько, – через бездну лиц, через пропасть лет… – А все же удивительная у меня компания! Ее как будто нет, но можно говорить вслух и не казаться сумасшедшей. – Этот парк – мое детство. Раньше он был заброшен. Никаких туристов, музеев и детских площадок. Только руины дворца и мы, те, кто жил рядом. И знаешь, мне никогда не было скучно. Папка приводил меня по воскресеньям… Это было наше с ним время.
– Вкусно пахнешь, – говорит Илья.
Какая-никакая, а тема для беседы.
– Это «Байредо». Я ничего не чувствую. Перестаю чувствовать спустя полчаса точно так же, как забываю сны. Ты запоминаешь свои сны?
На соседней скамейке страстно целуется парочка студентов. Наверняка прогуляли занятия ради этой встречи. И подготовились – плед, огромный термос… Я смотрю на них и пытаюсь запомнить частью этой жизни, которой мне должно хватить на месяц той жизни в Коммунаре, а для этого нужно сохранить все, абсолютно все.
– Буэ, – комментирует вдруг Илья, косясь в их сторону.
– Что? Ты никогда не целовался на улице?
– Привет, меня зовут Лиля! – пищит он, и мне становится гадко. Хочется забрать свой шарф и дышать в другую сторону – вдруг заразно. – Я могу сделать тебе приятно!
– Все, пойдем.
Прежде, чем меня догнать, он прикуривает и наклоняется будто для того, чтобы завязать шнурок, но вместо этого подбирает с земли мелкий камушек гравия и с размаху швыряет его уткам. Те, привычные к кормежке, на подачку ведутся и выкатываются из воды на бережок. Простите, милые, но, кажется, я привела к вам чуму.
– У! У-у! – кричит Илья и бросается к ним, распинывая птиц ногами, правда, утки оказываются проворнее и вспоминают, что у них есть крылья. А я – что ответственна за тех, кого притащила и продолжаю тащить под недоумевающими взглядами ребят с соседней скамейки, правда, уже не за руку, а под локоть.
– Ты чего, ну?..
– А чё они.
Действительно.
В том месте, где раньше случались славные битвы Мандоса, теперь лежит обнаженный фундамент дворца детей Павла Петровича, внуков Екатерины II. Очертания маленьких комнат. Время сожрало сам дом, остались только эти гладко обглоданные кости.
Мы проходим через ворота галереи-ограды между Большим дворцом и Хлебным домом и сворачиваем к Оранжерейному мосту, чтобы оттуда, минуя оранжереи с их огромными застекленными окнами, из-за которых всегда виднеются протянутые зеленые ладошки и лапы, добраться до Парковых ворот. Купить еще кофе в палатке «Капучинофф» – Ты будешь? Не-а. Два латте, пожалуйста, – перейти через Шипиловский проезд, оставить позади круглый павильон метро «Орехово». И не заплакать.
Своим ключом не открываю. Набираю номер квартиры на домофоне и терпеливо жду, когда Ева нас впустит – мы оба здесь в гостях. Из лифта нам навстречу выходит бабушка Инны Макаровой. Замечает меня, но делает вид, что не узнала. Когда я училась в первом классе и мама еще пыталась устроиться на работу, бабушка Инны Макаровой забирала меня и Инну Макарову после уроков, и мы с Инной сидели у нее в квартире, точно такой же, как наша, только зазеркальной – все наоборот – и играли на диване в кукол Братц, пока мама меня не забирала. Позже Инна переехала с родителями в Зюзино, но с ее бабушкой мы время от времени сталкивались то во дворе, то в «Пятерочке», то в «Дикси», так что я в общих чертах знала, что у Инны все хорошо, рассталась с Пашей, сошлась с Лешей, собирается стать бухгалтером, уже какая-то практика, а твоего как? Март? Хороший, хороший мальчик. Год назад она перестала меня узнавать.
После бабушки Инны Макаровой в купе лифта пахнет котлетами. Обжигая гортань, я глотаю кофе, чтобы протолкнуть в себя то, что застряло в горле, и оно сползает ниже, ниже, ниже, пока мы поднимаемся на мой девятый, тамбурная дверь незаперта, яркая коляска Олежки с разноцветными домишками стоит здесь же – беспечная Ева.
– Привет, – шепчет она из темноты прихожей – значит, Олежка спит, нужно вести себя потише. Мы с Ильей протискиваемся внутрь, я снимаю ботинки и всовываю ноги в собственные тапочки.
– Здрасьте! – подает голос «Лиля» и подмигивает подбитым глазом.
Я шикаю:
– Тише, ребенок спит! – и встревоженно смотрю на Еву, но она, кажется, не сердится.
– Мы на минуточку.
Я прокрадываюсь в гардеробную – закуток, который папа отгородил раздвижными зеркальными створками так, чтобы можно было заходить внутрь и переодеваться. Дом даже пахнет теперь совсем иначе – детским кондиционером для белья, молоком, присыпкой. И это хорошо, жизнь продолжается, в той комнате, где я нашла маму, теперь цветы – у нас никогда не было цветов, ни единого горшка, из-за узеньких подоконников их некуда было ставить, а Ева притащила ротанговую стойку, и теперь они есть, жирные и довольные.
– Все в порядке, ничего не сломалось? – бормочу я через плечо, пока снимаю с полки невероятно хрусткий пакет и на вытянутых руках опускаю его в свой специальный маленький чемодан для коротких поездок в Питер.
– Домофон пришлось поменять, у старого звука не было. Я забыла написать тебе в чатик.
Разумеется, у нас есть чатик в WatsApp’e. Он называется «Уютное гнездышко».
– Да, спасибо. Вычти сама из следующего платежа, о’кей?
Она согласно угукает. Из прихожей я вижу, что на кухонном столе разложен ноутбук. Во время Олежкиного сна Ева подрабатывает копирайтером. Как она сама говорит, «чтобы не отупеть от постоянной игры в руль».
– Ой, подожди.
Я достаю из сумки и отдаю ей незатейливый подарок, купленный в «Праздничном» – книжку для купания с мягкими клеенчатыми страницами, которым не страшна вода. Ева улыбается мне и выглядит довольно забавно – на ней флисовый комбинезон в виде единорога и носки с нарисованными винными бокалами, а волосы нежно-розовые. В своем телеграм-канале Ева пишет, что устает, устает и снова устает. Что чувствует себя плохой матерью, но все «мамское» ей не очень интересно, даже с коляской она гуляет одна, потому что не выносит разговоров других таких же мам. Недавно начала ходить на групповую терапию и с кем-то там подружилась. Я словно подглядываю за ней в замочную скважину, потому что мне она ничего такого не рассказывает – да и с чего бы?
– Вот, держи, утром привезли.
Мой заказ из «Икеа», совершенно о нем забыла! Доставка этих несчастных гирлянд в Коммунар стоила бы дороже них самих.
Илья за моей спиной отчаянно зевает и продолжает зевать все то время, что я обуваюсь. При этом он держит в руке телефон и смиренно водит по экрану пальцем, но стоит мне только взяться за куртку, как сонная тишина квартиры взрывается музыкой. Динамик хрипит сотней адских гитар, ни слов, ни музыки не разобрать, я успеваю только сцапать Илью за воротник и вытолкать в тамбур, а Олежка уже ревет из-за двух дверей, и, честное слово, я готова сделать то же самое.
– Прости-и, – причитаю я, но Евы уже нет рядом. Сказать, что мне чертовски неудобно, равносильно тому, чтобы признать, что весной на деревьях появляются листья. Мне хочется провалиться на девять этажей вниз и еще ниже, до самого центра земли. Я хватаю за ручку чемодан, прячу под мышку коробку с гирляндами и выкатываюсь в подъезд, заранее прислушиваясь – тишина. Ильи нигде нет.
Ни в тамбуре, ни перед лифтами, ни в лифте, ни даже внизу.
Теперь я понимаю, что значит «земля уходит из-под ног». Какую-то долю секунды я парю в пустоте, но затем опора возвращается. Привезти человека в Москву и сразу же его потерять!
Я стою с вещами перед подъездом, зорко всматриваюсь в окрестности и соображаю – номера его телефона у меня нет, но можно позвонить Джону. Он, конечно, не знает, подробностей нашей поездки, но меня это волновать не должно. Главное – найти Илью.
«Ева, прости! – печатаю я наскоро в «Уютной квартире». – Это случайность, прости, пожалуйста».
Она что-то долго набирает. Потом, видимо, уничтожает написанное, и в ответ мне приходит только: «Ничего страшного. Но у тебя странная подруга».
Подруга. И ты туда же, что было в моей голове, когда я позвала его с собой?
– Алло, Джон? Это Майя. Скажи, пожалуйста, у тебя есть номер Ильи? Потом объясню. Честно, мне срочно надо. В смысле, только «ВК»? Хорошо, скинь мне ссылку на его профиль. В «Телеграм» скинь. Давай.
Друзья, называется.
С чемоданом и коробкой я иду на пустую детскую площадку – Пап, у меня голова закуужилась! – и сажусь на качель, – А если мы придем вместе? Просто познакомлюсь с твоими родителями. Да, хочу, мы с тобой уже пять лет сидим за одной партой. – несколько лет назад здесь все поменяли на пластик – Пап, мам, это Март, вы его уже знаете, – а когда все сломалось, то на еще один пластик. – В последний раз я видела Марта, когда ему было четырнадцать. А вы знаете, что вы очень красивый мальчик?
Мам, перестань.
– Мам, перестань.
Можно мы немного погуляем в Царицыно?
– Можно мы немного погуляем в Царицыно?
Конечно, вернемся к десяти.