– Что?
– Думаю, я вообще не вернусь, сэр. – И он обвел взглядом всех присутствующих. – Я жду автобус, я уезжаю в Нью-Марсель и вряд ли вернусь сюда… когда-нибудь.
– Ты переезжаешь в Нортсайд? – В нью-марсельском Нортсайде жили местные негры. Мистер Лиланд видел их, когда они на автобусе ездили туда в кинотеатр. Автобус ехал по Нортсайду перед тем, как сделать остановку в центре города.
– Нет, сэр. – Лицо Уоллеса Бедлоу теперь помертвело еще больше.
– И куда же ты поедешь? – почти прошептал папа. Мистер Лиланд услышал чей-то вздох.
– Думаю, я поеду на Север и буду жить в Нью-Йорке со своим младшим братом Карлайлом. – Уоллес Бедлоу молча глядел на них, а папа выдохнул:
– Да?
У негра был такой вид, как будто ему хотелось, чтобы люди начали отговаривать его от отъезда. Но мужчины ничего такого не сделали, а равнодушно отвернулись и возобновили свои беседы. Уоллес Бедлоу тоже отвернулся и стоял, не шелохнувшись, в ожидании автобуса. Когда автобус приехал, он просто зашел в него, и к этому моменту к нему присоединились еще семеро негров. Они тоже несли чемоданы, были одеты в выходную одежду, коекто даже при галстуках. Дожидаясь автобуса, они не разговаривали друг с другом, а терпеливо стояли, погрузившись в свои мысли, словно белых на веранде просто не существовало, и когда со стороны Истерн-Ридж подъехал автобус, скособочившись на одну сторону, и, шипя тормозными колодками, остановился у веранды, они молча залезли в него, бросив мелочь в пластиковую коробку (у всех были деньги на проезд без сдачи), прошли к задним рядам, и автобус увез их прочь.
Вскоре после отправления автобуса мистер Дэвид Уилсон вышел из-за угла своего дома, расположенного в богатом районе города – Свеллз. Это был приятный на вид мужчина, с печальными карими глазами, ростом чуть ниже отца мистера Лиланда. Он не работал фермером, а был прямым потомком генерала, хотя и не обладал величием предка, и вообще-то считался своего рода узурпатором славной фамилии рода. Ему принадлежала большая часть земельных угодий, на которых друзья Гарри Лиланда выращивали урожай, и он не водил с ними дружбы. Он шел руки за спину, глубоко задумавшись о чем-то, и, не заговорив ни с кем и даже не взглянув на мужчин, собравшихся на веранде, вошел в магазин, купил там газету и, вернувшись на улицу, прошагал мимо статуи генерала.
Бобби-Джо сплюнул на мостовую:
– Черт бы побрал этого чванливого ублюдка!
В течение следующих четырех часов регулярно подкатывал автобус из Нью-Марселя. Не меньше десяти негров подходили к остановке каждый час и, словно запертые в невидимые гробы, дожидались очередного автобуса терпеливо и молча, более не в силах общаться и не имея чего-либо сообщить окружающим или друг другу. Все держали в руках чемоданы, или коробки, или пакеты из супермаркета, или обвязанные бечевками свертки, и на всех были выходные костюмы.
К этому моменту мистер Харпер уже явился присутствующим. Он прибыл после отъезда второго автобуса. И все это время молчал. Толпа белых мужчин на веранде еще разрослась – кто-то просто проходил мимо, а кто-то слишком медленно, но все же пришел к пониманию того, что в городе происходит нечто необычное и что грядут какие-то серьезные перемены. Некоторые из вновь пришедших были настолько тупы, что даже спросили у мистера Харпера, отчего негры покидают город (ведь должны же они знать причину) и куда они направляются (что не имело значения или не имело ответа, если только не спрашивать об этом у каждого негра по отдельности), но мистер Харпер удостаивал их вопросы лишь ленивым кивком головы, а сам продолжал сидеть и посасывать свою трубку, ерзая в кресле-каталке и внимательно наблюдая за подъезжающими и отъезжающими автобусами, да глядя на негров с чемоданами, что молча ждали на остановке у веранды, а потом садились в автобус, держа наготове деньги на билет без сдачи, иногда целыми семьями, от бабушки до внука, и каждый час автобусы поворачивали позади памятника генералу и ехали в гору к ущелью Хармона, извергая черные клубы дыма и скрежеща передачами, и скрывались из виду.
Когда прибыл полуденный автобус, водитель, вместо того чтобы сразу впустить в салон негров, заставил их ждать, а сам вылез со своим монетоприемником, похожим на игрушечный ксилофон, и мешочком монет, подошел к окну около руля, запустил руку и невидимым рычагом закрыл дверь. Потом вошел в магазин мистера Томасона, купил там капкейк с кремом и пакет молока и снова вышел на веранду.
В то утро мистер Лиланд видел его уже дважды. И водитель автобуса своим видом, даже фуражкой, напомнил ему пилота, которого он видел однажды в фильме про военно-воздушные войска в Корее. Закончив есть, он закурил сигарету, взглянул на негров, покачал головой, глубоко затянулся и стал задумчиво изучать пепел на кончике сигареты. Мистер Лиланд сидел на краю веранды. Он перестал измерять прутиком глубину трещин в мостовой, сосредоточившись теперь на автобусных колесах, которые размером были с него, а потом обернулся и заметил, что лицо водителя приняло выражение сильного беспокойства.
Сзади подкатил мистер Харпер на своем кресле.
– Скажи, а куда все эти люди едут, а?
– Сам вот ума не приложу. – Водитель автобуса бросил окурок под ноги и раздавил его носком ботинка. Окурок превратился в кучку папиросной бумаги, табака и пепла, но мистер Лиланд все равно заметил остатки надписи тонкими синими буквами. – Сегодня я перевез в Нью-Марсель черномазых, мужчин, женщин и детей, больше, чем в любой другой день, даже больше, чем в тот день, когда в Нью-Марселе состоялся бейсбольный матч, в котором впервые в истории высшей лиги выступал черномазый игрок, но ни один – да, верно, ни один! – не вернулся из Нью-Марселя. Я их всех высаживаю у вокзала, и они заходят внутрь. Я там уйму ниггеров видел – все входят в здание вокзала и – знаете что? Я не видел, чтобы хоть один из них вышел оттуда. А теперь я спрошу вас: куда они все едут? И будьте уверены: там не только ниггеры из Саттона, а со всего штата! Они выбегают из леса, машут мне, чтобы я остановился, залезают в автобус, садятся сзади. Все задние ряды забиты под завязку, они там теснятся, как черные сардины в банке, и все с чемоданами!
– Угу, – кивнул мистер Харпер. Больше он ничего не сказал и откатился назад к стене, не спуская глаз с шоссе и не встревая в журчащие вокруг него беседы.
Так он просидел, не проронив ни слова, пока не пришла его дочка с контейнером для еды, но и тогда он произнес только «Спасибо, милая!».
Мистер Лиланд повернулся посмотреть, как старик открывает контейнер, как будет есть из него, но папа постучал по его плечу и кивком головы пригласил встать, и они зашли за магазин, сели там на солнышке и стали смотреть, как стая птиц, точно подхваченный ветром дымок, заметалась над вершиной Истерн-Ридж, и принялись за сэндвичи, которые отец сделал еще до того, как разбудить сына утром. Когда они покончили с сэндвичами, отец вынул из кармана куртки два яблока, отер одно о рукав и передал мистеру Лиланду.
– А куда все эти ни…гры едут, а, папа? – Мальчик повертел в пальцах яблоко, выискивая место, откуда можно откусить первый кусок.
– Не знаю, Гарольд. – Папа откусил от своего яблока, пожевал, проглотил. – Думаю, все они едут туда, где, как они надеются, лучше жизнь.
– И никто из них не вернется?
– Не думаю, Гарольд. Видимо, они устроили то, что у нас в армии называлось стратегическим отступлением. Так бывает, когда у тебя тридцать солдат, а у противника – тридцать тысяч, и ты разворачиваешься и бежишь наутек, убеждая себя: «Ну его, нет смысла корчить из себя героев и идти на верную смерть. Вот отойдем на новые позиции, а уж завтра вступим в бой». Думаю, эти негры решили отойти на новые позиции по всему фронту.
– А разве они не ведут себя как трусливые зайчишки, папа?
– Я так не думаю. Похоже на то, что для такого отъезда требуется как раз немало отваги, малыш.
У мистера Лиланда больше не нашлось вопросов к папе, но сам он задумался над услышанным, жуя теплое горьковатое яблоко. Как это можно иметь больше отваги для того, чтобы сбежать, а не остаться? Наверное, это то же самое, как тогда Иден Макдональд в школе бахвалился, что его папаша может отцу мистера Лиланда задать трепку, и мистер Лиланд ему ответил: «Нет, это мой папа может задать трепку твоему, потому что мой папа никого и ничего не боится!» А Иден сказал: «Да я уверен, если ему повстречается медведь в лесу, а у него не будет ружья, он побежит быстрее ниггера!» И мистер Лиланд сказал: «Вот и нет!» А Иден сказал: «Ну, тогда он умрет!» И когда мистер Лиланд пришел домой после школы и спросил у папы, стал бы он убегать от медведя, если у него не было бы ружья, папа ответил: «Думаю, да, Гарольд. Это же самое разумное решение, тебе не кажется?» И когда мистер Лиланд потом обдумал эти слова, он пришел к выводу, что папа прав, хотя ему было неприятно представить себе, как его папа убегает от медведя или еще от чего-то опасного. Но, во всяком случае, это было куда лучше, чем если бы папа превратился в кровавое месиво и умер. Наверное, то же самое думают и негры. И он уже собрался спросить у папы, так ли это, но тот встал и отправился к бочке у стены выкинуть туда вощеную обертку от сэндвичей. Поэтому мальчик тоже встал и последовал за отцом вокруг магазина к веранде, решив задать этот вопрос потом.
После полудня все стояли на тех же местах, что и утром, и занимались тем же: дожидались, когда к автобусной остановке подойдут еще негры с чемоданами, а автобус приедет, скрипя всеми колесами, со стороны Истерн-Ридж. Но сначала приехал автомобиль.
Он был черный и надраенный до блеска, как пара выходных ботинок, и ехал куда быстрее любого автобуса и даже быстрее грузовика, который мистер Лиланд видел вчера на шоссе, – тот грузовик был загружен солью с верхом и оставлял за собой на дороге неровную белую полоску. А черный автомобиль мчался с такой скоростью, что мистер Лиланд не смог даже рассмотреть его как следует: автомобиль казался темным пятном на шоссе. Он был весь покрыт серебристыми линиями, как колесница в кино, а сзади напоминал ракету. За рулем сидел светлокожий негр (за лобовым стеклом его кожа казалась зеленоватой), и кто-то сидел на заднем сиденье. Мальчик разглядел его, только когда автомобиль притормозил у веранды и пассажир опустил стекло и высунул голову наружу. И тут мистер Лиланд увидел, что это тоже негр, такой же черный, как автомобиль, и такой же блестящий. Волосы у него были длинные, черные с проседью, словно посыпанные пеплом, они почти скрывали уши и были завязаны в пучок на затылке, как у древнего воина. И одет он был во все черное, а на глазах были очки с синими стеклами в золотой оправе. С золотой цепи, свисавшей с шеи и продетой сквозь петлю жилетки, висел крест с фигурой Иисуса Христа, такой громадной, что можно было рассмотреть ногти на Его пальцах. Пассажир ни на кого не взглянул, а обратился лично к мистеру Лиланду: