– Ты еще торгуешься, кузина? – Сириус поразился её нахальству.
– У меня слишком мало осталось, чтобы бояться это потерять, и я слишком хорошо знаю нынешних представителей власти, чтобы доверять им. Они вполне способны обобрать и кинуть, поэтому пусть сначала дадут мне аванс и гарантии.
– Если ты займёшь такую позицию, ты только разозлишь их.
– Мне незачем прогибаться под них, у меня хватает фактов и обвинений, чтобы Международная Ассоциация прижала их, и они это знают. Я не такая беззащитная, как ты считаешь, кузен. Передай Брустверу мои условия и скажи, что я всегда открыта для личных переговоров. Извини, но я предпочла бы обсудить с ним это дело без посредников.
Сириус только пожал плечами – «как знаешь». Ему было без разницы, кто, как и с кем договорится, лишь бы это помогло Джеймсу.
Остерегайтесь своих желаний, они всегда исполняются
Северус Снейп никогда не желал, чтобы его любили.
Несмотря на высокое, даже слишком высокое мнение о себе, в глубине души он считал себя недостойным этого чувства.
Это проросло в нём еще из детства, из неблагополучной семьи, в которой он был единственным ребёнком. Его мать Эйлин, в девичестве Принс – длиннолицая и длинноносая, с болезненной буровато-жёлтой кожей, с угольно-чёрными волосами и глазами, с грубыми мужиковатыми чертами лица – была откровенно некрасива. Кроме того, она была на восемь лет старше своего мужа и вышла за него фактически старой девой.
Его отец Тобиас Снейп – рослый и широкоплечий, с квадратным подбородком и водянистыми голубыми глазами, наверное, неплохо выглядел до того, как спился, но Северус этого уже не помнил. Всё, что он помнил – это опухшее, легко багровеющее от гнева лицо отца с красной сеточкой сосудов под кожей щёк и его жидкие, рано поседевшие волосы.
Жили родители недружно. Не сказать, чтобы совсем как кошка с собакой – мать бывала терпелива, отец опасался поднимать руку на ведьму, если не был пьян до невменяемости – но в доме царила атмосфера нелюбви. У ведьм существовала примета, что если проболтаешься о своих способностях маглу до свадьбы, ребёнок родится сквибом, поэтому ведьмы испокон веков ставили своих магловских мужей перед фактом. Эйлин тоже только после свадьбы призналась в этом Тобиасу, и суеверный магл так и не смог принять, что она ведьма. Мать продолжала любить отца или по крайней мере цепляться за него, но нелюбви с одной стороны оказалось достаточно, чтобы сделать атмосферу в семье невыносимой.
Как отец вообще надумал жениться на матери, Северус догадывался, потому что Принсы были традиционно сильны в зельеварении, а если уж ведьма снисходила до магла, лёгкое приворотное даже не считалось за воздействие. Родители Тобиаса были в ужасе от выбора сына, родители Эйлин вообще отлучили её от рода, и семья справлялась с хозяйством только своими силами.
Северуса раздражало сюсюканье бабушек и дедушек – и над ним никто не сюсюкал, потому что от молодой семьи отвернулась вся родня.
Трудно сказать, кто родился бы у Эйлин, если бы она призналась будущему мужу в ведьминском происхождении еще до свадьбы – скорее всего, никто, потому что Тобиас вряд ли женился бы на ней, несмотря на приворотное. Но её уловка удалась, и сын уродился весь в мать – черноволосый, черноглазый, с жёлтой кожей нездорового цвета и длинным повислым носом-сосиской. А главное, он родился колдуном и унаследовал от матери способности к зельеварению. Или хотя бы сильный интерес к нему, потому что ничему другому она всё равно научить не могла.
Северус хотел научиться у матери всему, что умела она – и научился.
Внешность и способности сына окончательно отвратили Тобиаса от них обоих. Крепко выпивши, Снейп-старший частенько ворчал, что в ребёнке нет ничего от отца, что это дьяволово семя, а он тут не при чём. Эйлин было не до сына, она слишком переживала за отношения с мужем, поэтому Северус рос нелюбимым.
Он был некрасив и болезненно самолюбив, он был уверен, что его полюбят только из жалости. Такая любовь была ему не нужна.
Обитатель нищего квартала со звериными нравами, он глядел волчонком и враждебно относился ко всему миру. Мир платил ему тем же.
Северус нередко думал, что ему гораздо лучше было бы вообще без родителей. И они, действительно, рано умерли.
Особняком в его жизни стояла встреча с Лили. Он влюбился в девочку с первого взгляда, только увидев её яркую внешность и жизнерадостное личико, еще не понимая, что с ним случилось. Любимица своих родителей, с весёлым и открытым характером, Лили была полной противоположностью угрюмому и озлобленному уличному мальчишке из провинциальных трущоб. Мир любил её, и она не видела причин не отвечать миру тем же.
Что они подружились, было полностью инициативой Северуса. Поначалу Лили всего лишь не оттолкнула его, но когда у них зашёл разговор об её способностях, по-настоящему заинтересовалась им. Ей больше неоткуда было почерпнуть эти сведения, а Северус рассказывал ей о волшебном мире всё подряд, невзирая ни на какие запреты. Какие могут быть запреты, когда тебя, затаив дыхание, слушает очаровательная маленькая колдунья!
В Хогвартсе, уже подростком, как же он мечтал жениться на Лили, жить с ней под одной крышей и носить её на руках… Об её любви он даже не мечтал.
Северус считал себя недостойным любви Лили – и она не полюбила его.
Она полюбила Джеймса Поттера, который считал себя достойным её любви, и вышла за него замуж, а Северус остался с разбитой мечтой и подался туда, где к нему относились лучше, чем везде. В Пожиратели.
Он привык ненавидеть. Он умел ненавидеть. Он ненавидел весь мир, а особенно четверых гриффиндорцев, как худшую часть этого мира. Не любил он и своих соратников Пожирателей – для него они были наименьшим злом, дававшим ему наибольшие выгоды.
Снейпу было абсолютно поровну, что Пожиратели и их планы угрожают кому-то ещё. Но когда из-за них под угрозой оказалась жизнь единственного существа, которое он когда-либо любил, он предал их без малейших колебаний.
Еще недавно у Снейпа была цель – расплатиться с миром, который отнял у него Лили. Её сына он так и не полюбил, как бы не подталкивал его к этому Дамблдор. Ненавистный выродок Джеймса Поттера всегда оставался для него плевком судьбы в лицо, но ради Лили, в память о ней, Снейп смирился с необходимостью спасать и защищать мальчишку, чем и занимался в последние годы.
И что теперь? Волдеморт, отнявший у него жизнь Лили, наконец погиб. Более того, Лили осталась в живых, а он, получается, зря терпел поттеровского выродка все эти годы. Хотя, как оказалось, совсем не поттеровского, но он же был уверен, что это отпрыск Джеймса.
Снейп чувствовал себя так, словно у него вышибло почву из-под ног. Да и сама Лили после того, как он столкнулся с ней почти двадцать лет спустя, была небезразлична ему только по привычке. Впрочем, в глубине его души оставалось нечто такое, что откликалось на её имя. Даже если это была только память об юношеской любви, вспомнить всё равно было больше некого и нечего. Теперь он остался без цели и без малейшей привязанности, перед ним лежало пустое и бессмысленное будущее.
Может, поэтому он так легко откликнулся на вызов Дамблдора и снова сунул голову в ярмо бородатого старца? Это была хотя бы видимость цели, хотя бы иллюзия заполнения пустоты, в которой он оказался.
В последние дни Дамблдор не вспоминал о Снейпе, и тот бесцельно слонялся по своему старенькому дому, доставшемуся от родителей. Полки с книгами по зельеварению почти не останавливали его взгляд, а сами книги не хотелось взять в руки. Не хотелось и спуститься в маленькую домашнюю зельеварню, чтобы поэкспериментировать над рецептами. Лучшие для творчества годы были ухлопаны на ненавистные уроки для малолетних тупиц и бездельников, на проверки их невыносимой чуши, называемой эссе по зельеварению – и как её пергамент терпит? А теперь и голова не та, и честолюбие уже не то, что в двадцать лет. Он уже не сможет возиться над исследованиями с прежней отдачей, просто потому что не захочет.
Снейп хоть и работал на Орден Феникса, но никогда не был там своим. Единственными, кто хоть сколько-то привечал его, были Малфои. Теперь про них можно забыть, Нарцисса не простит ему предательства. Впрочем, плевать на Малфоев, они больше не нужны ему. У него уже не те запросы, что двадцать лет назад, а на хлеб он всегда заработает.
Он никогда не нуждался в друзьях – и у него никогда не было друзей.
Разве что Лили… Но Лили – это совсем другое. Даже у самого угрюмого и нелюдимого мужчины в душе найдётся место хотя бы для одной женщины. Так уж устроена природа – и дружба здесь не при чём.
Снейп бродил по дому, словно механизм, который забыли выключить. Ни в ком не нуждающийся и никому не нужный.
Звук дверного колокольчика заставил его вздрогнуть. После смерти родителей входная дверь в доме Снейпов существовала чисто символически, потому что единственный оставшийся обитатель не пользовался ею, а поскольку дом располагался в магловском районе и под антимагловскими чарами, её и снаружи давно уже никто не тревожил.
Он помешкал, надеясь, что незваный посетитель уйдёт, но колокольчик звенел и звенел. Не робко и тихо, как от руки просителя, не громко и резко, намекая на визит сотрудника официальной организации, а весело и задорно, словно напоминая хозяину о назначенной дружеской встрече. Весь в раздражённом недоумении, Снейп пошёл открывать.
Распахнул дверь, чтобы послать вторженца подальше – и чуть не сел, где стоял.
– Ну здравствуй, Сев! – улыбнулась ему очаровательная рыженькая женщина, дожидавшаяся на крыльце.
– Лили… – только и хватило его сказать.
Несколько мгновений прошло в обоюдном молчании, но гостье очень быстро наскучило ждать, когда её давний приятель перестанет изображать из себя статую некачественного гипса.
– Мы так и будем здесь стоять? – с шутливым кокетством осведомилась она. – Сев, ты совсем не изменился, ты такой же молчун и бука, как в наши лучшие годы, – и она, не дожидаясь приглашения, переступила через порог. – В гостиную – это сюда?