— Ну, ты чего там, какого шпиона-то ловил?
Шофер смущенно заверил, что больше такого не Повторится. Генсек успокаивающе опустил ладонь ему на плечо:
— Ладно-ладно.
Один раз сотрудник генсека А. Бовин стал извиняться перед Брежневым за то, что в прошлый вечер слишком много выпил.
— Брось ты это, — ответил тот. — Ерунда. Ну, был веселый. Я это сам люблю.
В легенду превратилась такая история: однажды в Болгарии во время прогулки Брежнев увидел какого-то журналиста. Пьяный до бесчувствия, тот валялся на земле. Генсек покачал головой и заметил:
— Это же надо так напиться… — И задумчиво добавил: — И ведь ни одна сволочь не поможет человеку…
Разумеется, после такого пожелания журналиста вместо строгого наказания окружили самой чуткой заботой…
«Наказали двух министров». Главный редактор «Правды» Виктор Афанасьев писал: «Помню, как-то в Завидово Леонид Ильич приехал страшно расстроенный и ірустньїй. На мой вопрос, что случилось, он ответил: «На Политбюро серьезно наказали двух министров».
Подобные взыскания — разумеется, не аресты, о которых и речи не шло, а гораздо более мелкие наказания своих подчиненных — Брежнев принимал близко к сердцу, как свои. «Самым суровым наказанием его, — замечала Любовь Брежнева, — насколько я помню, было понижение по службе». «По характеру, по своей, может быть, доброте он, конечно, резко отличался от своего предшественника, — вспоминал бывший член Политбюро Михаил Соломен-цев, — и это все почувствовали… Работать стало спокойней. Было, я бы сказал, уважительное отношение к кадрам». Кстати, рассказывали, что в 1964 году Леонид Ильич заступился за самого Соломенцева. Того хотели снять с должности, причиной был его неудачный роман с какой-то женщиной. Брежнев шутливо возразил:
— Если он только за одной женщиной неудачно поухаживал, от этого социализм не пострадает…
«Да, я приезжий». Любопытный эпизод общения генсека с «маленькими людьми» случился в 1974 году в Новороссийске. Певец Лев Лещенко описывал эту, по его словам, «почти сказочную ночную встречу» с Леонидом Ильичем:
«Однажды вечером в его охранной службе началась настоящая паника — обнаружилось, что Брежнев куда-то пропал! Как позже выяснилось, он тайком вышел из гостиницы через черный ход и отправился прогуляться по городу. Во время его импровизированной прогулки встречные прохожие, естественно, застывали от изумления, не в силах поверить собственным глазам… Говорят, что на набережной подошла к нему какая-то старушка, привлеченная его весьма респектабельным внешним видом». Между прохожей и главой страны произошел такой разговор. Она спросила:
— Вы, наверное, не местный, а из тех, что приехали к нам на праздник?
— Да, я приезжий, — согласился генсек.
— Вы знаете, — продолжала она, — я ведь во время войны защищала город, воевала и, кстати, лично знала полковника Брежнева. Вот если бы кто-то мог ему передать…
— А что именно? — осторожно уточнил Леонид Ильич. — Может быть, я могу вам в этом посодействовать? У вас есть к нему какая-то конкретная просьба о помощи?
— Да нет, — сказала она, — передайте ему, что мы, новороссийцы, его помним и любим.
Леонид Ильич был растроган и решил больше не скрывать, с кем она имеет дело. Слегка удивился, как она умудрилась его не узнать в лицо. Затем признался, что он и есть Брежнев. «Старушка ахнула, — писал Лещенко, — сослалась на темноту и слабое зрение и поведала, что… она по-прежнему такая же боевая, а посему готова, как и раньше, в меру своих сил помогать Леониду Ильичу… По слухам, последствия… оказались для подслеповатой бабушки вполне реальными — она тут же получила новую квартиру».
Вообще Брежнев любил вспоминать и пересказывать случаи, когда случайные собеседники не узнавали его. В 1964 году он знакомился с маленьким Петей — внуком Петра Шелеста:
— Мальчик, как тебя зовут?
Тот ответил, спросил, как зовут Леонида Ильича. А потом вдруг заявил:
— А, знаю, ты дядя Леня из кинобудки.
Брежнев слегка опешил. Выяснилось, что ребенок смотрел фильмы, которые привозил киномеханик — дядя Леня. После этого Леонид Ильич не раз со смехом вспоминал эту историю, а мальчику просил передать: «Привет Пете от дяди Лени из кинобудки».
В 60-е годы Леонид Ильич довольно часто сбегал от своей охраны. Его сотрудник Юрий Королев писал: «Я длительное время жил на Кутузовском проспекте и не раз при моих вечерних прогулках встречал знакомую фигуру, идущую с поднятым воротником. Леонид Ильич, будучи, конечно, помоложе, как можно было понять, уходил иногда от своей охраны и сопровождающих лиц…»
«Ты» и «вы». В русских сказках герои редко называют друг друга на «вы». Здесь действует сказочно-карнавальная форма обращения — «ты». Такую же форму обращения установила и революция 1917 года. Впрочем, к младшим по возрасту или положению (официантам, дворникам, уборщикам), наоборот, следовало обращаться подчеркнуто уважительно — на «вы».
Со временем эта «перевернутая пирамида» вернулась в прежнее положение. Только ее главу — Сталина — еще долго называли на «ты». Газеты начала 50-х годов пестрят строчками: «Ты, товарищ Сталин…»
В эпоху Брежнева идеи равенства и братства уже мало кого вдохновляли, и «вы» побеждало по всем фронтам. К Брежневу обращались только на «вы». Сохранялись ли вообще островки «ты» в официальном мире?
Из сочинений Брежнева видно, что он называл на «ты» своих ближайших соратников. Например, при награждении Черненко он говорил: «Человек ты, конечно, беспокойный… Я знаю, ты не любишь пустых слов». Но — забавная деталь — всех кандидатов в члены Политбюро Брежнев называл уже исключительно на «вы». По крайней мере, официально. «Мой дядя был мягкий, достаточно интеллигентный человек, — рассказывала Любовь Брежнева. — Особенно это проявлялось в том, как он разговаривал с простыми людьми — уборщицами, буфетчицами, медсестрами… Если с равными себе, членами Политбюро, он мог бьпъ на «ты», то к остальным, тем, кто был ниже, всегда обращался на «вы» и по имени называл. Он всех помнил. Вот почему повара, горничные работали у него так долго, по многу лет, и очень его любили».
Беседуя с младшими коллегами наедине, Брежнев (как и другие начальники) нередко называл их на «ты». Это теперь считалось знаком близости, доверия, своеобразным поощрением. «Он всех ответственных называл на «ты», — писал Ю. Королев, — а рядовых на “вы”». Бывало и так, что Брежнев начинал беседу на «вы», строго, а затем переходил на свойское «ты». В. Семичастный вспоминал: «Он был с нами (например, со мной и Шелепиным) наравне — общие застолья, похлопывания по плечу, обращение на «ты»… Короче говоря, простой парень. Кстати, это сыграло свою роль при его выдвижении на первую роль».
Любопытно, что в 1976 году Андрей Кириленко попытался воскресить публичное обращение на «ты» к самому генсеку. Он сказал, обращаясь к Брежневу:
— Партия и народ любят тебя, Леонид Ильич, за твою человечность и сердечность… Все мы рады, что ты такой…
Обращение на «ты» не было случайным — Кириленко повторил его в своей речи более десятка раз. Но попытка оказалась неудачной, этому примеру никто не последовал. Причина была в том, что такая карнавальная простота не только приземляла, но и возвышала образ первого лица, делала его сильнее. А этого многие не хотели…
«Даже завел четки». В воспоминаниях Брежнева постоянно осуждаются несдержанность и грубость руководителей, «крутой характер», «волевой подход». «Мне глубоко отвратительна… привычка повышать голос на людей». Как лучшее качество в одном из коллег выделяется спокойствие. Дела идут плохо — тот внешне хладнокровен. «Пошли успехи… опять он спокоен. Ровный, деловой человек». Таким старался быть и сам Леонид Ильич. «Доступный, вальяжный, с людьми умел пообщаться, не взрывался никогда», — вспоминал о нем один из руководителей Кремля К. Мазуров. Вениамин Дымшиц, работавший с Брежневым еще в Запорожье, говорил:
— Уже замечено: там… где нас преследуют неудачи, где нервы особенно натянуты, голос первого секретаря звучит ровнее, спокойнее.
А вот словесный портрет другого коллеги Брежнева по Запорожью: «Колоритный был человек — огромного роста, решительный, своенравный. Все он брал на себя, замечаний в свой адрес ни от кого не терпел… Бывал груб с людьми, несдержан, вспыльчив и, зная это за собой, даже завел четки. «Переберу по зернышку, — объяснял мне, — глядишь, и успокоюсь». У нас с ним случались серьезные столкновения, и мне, в ту пору еще молодому секретарю обкома, было с этим человеком нелегко».
Между прочим, из кратких упоминаний Хрущева в мемуарах Брежнева тоже складывается его выразительный «портрет». Упомянуты его «шараханья»; говорится, что по какому-то поводу Хрущев «пришел в гневное состояние и обратился с резкими обвинениями в адрес ученых». В другом месте приводится такой эпизод: «Когда на одном из больших совещаний в присутствии Н. С. Хрущева я заявил, что целина еще себя покажет, он довольно круто оборвал: “Из ваших обещаний пирогов не напечешь!”». Эти беглые штрихи, видимо, дают понять читателю, что Хрущеву тоже не помешали бы четки. На свое несчастье, он ими не воспользовался.
Глава 8 «НАРОД ДОЛЖЕН ПОЛУЧИТЬ СПОКОЙНУЮ жизнь»
«Народ был неуверен в завтрашнем дне». Настроения, царившие в октябре 1964 года, можно определить словами — усталость от перемен. Больше всего люди хотели пожить спокойной жизнью, отдохнуть от любых потрясений. Так чувствовало если не все общество в целом, то уж, во всяком случае, его высшие слои. Карнавал стал ненавистен во всех его проявлениях, вплоть до стиля и манеры поведения.
Эпоха зрелищ кончена, пришла эпоха хлеба.
Перекур объявлен у штурмовавших небо…
— писал поэт Борис Слуцкий.
В день, когда Брежнев возглавил страну, возвращаясь из Кремля, он в нескольких словах выразил, как понимает победившие настроения общества. «При Сталине, — заметил он, — люди боялись репрессий, при Хрущеве — рео