вал ее обратную, невидимую с Земли сторону.
В мемуарах Брежнева рассказан такой анекдотический случай. Дело было в предновогодний вечер — Брежнев и Королев «допоздна засиделись» вместе. «Сергей Павлович рассказал мне о сотне бутылок французского шампанского, которые неожиданно получило их конструкторское бюро. Оказалось, какой-то винодел в Париже поспорил со своими приятелями, что люди никогда не смогут увидеть «затылок» Луны. Прошло всего несколько месяцев, и наша станция успешно завершила облет Луны, сфотографировала этот самый «затылок». Вскоре вышел и первый «Атлас обратной стороны Луны». Француз сдержал свое слово и прислал в адрес Академии наук СССР сто бутылок шампанского». Видимо, по случаю Нового года Брежнев и Королев откупорили присланное шампанское, и этот шипучий напиток был для них вдвойне праздничным…
«Наказывать не будем — все уже сами себя наказали». 24 октября 1960 года на космодроме Байконур произошла крупнейшая авария. Неделей ранее Никита Хрущев говорил, обращаясь к Западу: «Вы хотите навязать нам состязание в гонке вооружений? Мы этого не хотим, но не боимся. Мы вас побьем! У нас производство ракет поставлено на конвейер. Недавно я был на одном заводе и видел, как там ракеты выходят, как колбасы из автомата».
В действительности первой ракете Р-16, способной донести ядерный заряд до США, только предстояли испытания. Ими руководил главный маршал артиллерии Митрофан Неделин. Недавно маршал возглавил только что созданный новый род войск — Ракетные войска стратегического назначения. Піавком сознавал, что испытание довольно рискованно, но решительно говорил: «Кто боится, пусть сидит дома».
Восхищался стройной 30-метровой ракетой: «Красавица! Хороша и совершенна!»
Маршалу предложили ради осторожности хотя бы отойти подальше от ракеты. Но он отказался: «Разве я не такой офицер, как все остальные?»
Свой стул главком поставил в полутора десятках метров от подножия ракеты, отсюда и руководил испытанием. И вдруг неожиданно для всех у ракеты самопроизвольно включились двигатели. Из нее начала хлестать огненная струя, выжигая стоявших вокруг людей. В степь разбегались живые горящие факелы… Погибли, по официальным данным, 92 человека. От главкома нашли остановившиеся в момент аварии часы, ободок маршальской фуражки, оплавленную Звезду Героя Советского Союза, депутатский значок…
Все это и захоронили позднее в Кремлевской стене. В газетах сообщили, что маршал погиб «в авиационной катастрофе».
Чудом остался жив главный конструктор ракеты Михаил Янгель. Жизнь ему спасла сигарета. «Мне захотелось покурить, — вспоминал он, — но, подумав о том, какой пример я подам подчиненным, не стал это делать на площадке, как позволяли себе некоторые начальники, а направился в курилку. Проходя мимо главкома, подумал пригласить и его, но не решился и пошел в курилку один. Когда зажег спичку, то удивился, как от нее все вокруг озарилось. Но тут донесся грохот, я обернулся и увидел всю эту жуткую картину…».
На траурной церемонии на Байконуре Янгель подвел такой итог случившейся катастрофе:
— Мы с ракетой были на «ты», а она требовала обращения на «вы».
Все эти события непосредственно касались нашего героя — Брежнева. Ведь уже несколько лет в Кремле за ракеты отвечал именно он. Брежнев возглавил госкомиссию по расследованию случившегося. Военный кинооператор Валентин Анохин рассказывал:
— Неожиданно в нашей кинолаборатории появился Брежнев и попросил показать фильм, который я снял при аварии ракеты Р-16. Мы зарядили пленку, включили проектор. Брежнев посмотрел, потом закурил и попросил еще раз показать фильм. Он с жадностью всматривался в горевших людей, видимо, пытался увидеть Неделина…
27 октября во время похорон на Байконуре многие плакали, включая военных. Брежнев тоже плакал навзрыд, не стесняясь своих слез… О том, следует ли наказывать кого-то за аварию, были разные мнения. Хрущев при первом же разговоре сурово спросил у Янгеля:
— А вы почему не погибли?..
— Отошел покурить, — ответил тот. — Во всем виноват я…
Однако Леонид Ильич рассудил по-своему, типично в «брежневском» стиле. Он сказал:
— Наказывать никого больше не будем. Все уже сами себя наказали.
«Мы теперь имеем на Луне свой транспорт…» У Советского Союза в небесах был и «космический противник». Первым шагом в космосе, прогремевшим на весь мир, стал запуск искусственного спутника Земли в 1957 году. По замечанию американского посла в Москве Фоя Колера, космические успехи «буквально за одну ночь придали новый мировой статус Советскому Союзу». Тогда же потерпел неудачу американский спутник. Советские карикатуристы вволю натешились над неудачами американцев в космосе: на одном из рисунков Бориса Ефимова американский спутник лежит в постели весь в гипсе, с многочисленными переломами. Диагноз гласит: «Высотобоязнь, осложненная космической немощью и рекламной лихорадкой». Хрущев говорил тогда в одной из речей: «Я вам расскажу один анекдот, который сегодня мне рассказал дипломат одного буржуазного государства… Летит спутник над Лондоном и Парижем и издает звуки — пик-пик-пик. Летит дальше над Америкой и начинает — ха-ха-ха. Я говорю — очень остроумно…»
На другой карикатуре американская ракета тонет в океане, от нее шарахается испуганная рыба-луна, а подпись гласит: «Наконец-то американская ракета достигла луны!..»
Но американцы очень серьезно восприняли советский вызов. Их ответом стала лунная программа. В 1969 году люди впервые побывали на Луне! И этими людьми стали американские астронавты. Флаг США был поднят посреди лунного пейзажа… Для Москвы это было чувствительное, очень тяжелое моральное поражение.
Только частичным реваншем за него стал советский луноход (еще одно новое космическое словечко). Луноход, «лунный трактор» проработал на поверхности Луны больше 10 месяцев. В ноябре 1970 года в одной из речей Брежнев шутливо замечал (это было встречено смехом и аплодисментами): «Мы теперь имеем на Луне свой транспорт, правда, не очень быстроходный, но все-таки на восьми колесах».
А в 1975 году борьба переросла в сотрудничество. Космические корабли «Союз» и «Аполлон» состыковались в космосе, космонавты СССР и астронавты США вместе работали на орбите. Этот «небесный поцелуй» двух космических тел стал одной из вершин разрядки наряду с поцелуем Картера и Брежнева. На банкете по случаю этого полета Леонид Ильич много шутил, держался раскованно и оживленно. Он явно был в отличном настроении… В СССР и США стали продавать сигареты «Союз-Аполлон», выпущенные табачной компанией «Филип Моррис».
В советском фольклоре вся эта лунно-космическая эпопея отразилась в таком анекдоте: «Решил как-то Брежнев распространить сферу влияния СССР на Луну. Отдал приказ: выкрасить ее в красный цвет. Выкрасили. Просыпается Брежнев — Луна красная. Хорошо. Вечером смотрит, а на красной Луне гигантская надпись «Мальборо». Ну, думает, покажу я этим американцам! И на следующий день на Луне появилась надпись: «Сделано в СССР». Хорошо! Вечером смотрит, новая приписка: «По лицензии компании «Филип Моррис». Разозлился Леонид Ильич… Просыпается утром Рейган, смотрит, а на Луне: «Министерство обороны СССР предупреждает: курение опасно для вашего здоровья!».
Глава 12«ВЗЯЛ КОРОНУ — ДЕРЖИ»
Поздравляя в 1978 году шахматного чемпиона мира Анатолия Карпова, Леонид Ильич с улыбкой сказал ему на глазах у телекамер: «Взял корону — держи, потому что за корону, знаешь, дерутся. А мы тебе желаем успеха, никому не отдавай, спокойно себе… (Тут генсек замялся, видимо, он хотел сказать «царствуй»). Вообще, народ уже стал к тебе привыкать».
Отчасти эти слова выражали и его собственную линию поведения.
«Кто поверит, что я читал Маркса?» Оказавшись в кресле генсека, Брежнев не скрывал, что недостаточно подкован в теории: «Я ведь не ученый, а политик». «Вы не очень-то там загибайте, — советовал он своим помощникам. — Пишите проще, не делайте из меня теоретика, иначе ведь все равно никто не поверит, что это мое, — будут смеяться… Ведь все же знают, что я не теоретик». Вычеркивал из речей чересчур сложные и затейливые фразы: «Слишком учено… Что-то умничаем, диссертацию пишем». Даже просил вычеркивать цитаты из классиков: «Ну кто же поверит, что Леня Брежнев читал Маркса?»
Бывший сотрудник Брежнева Александр Бовин излагал эту или похожую историю несколько иначе: «Помню, в какое-то важное выступление мы ему вставили пассаж из Гегеля. Ну очень он был к месту».
«Ребята, ну кто же поверит, что я Гегеля читал? — засмеялся генсек, прочитав эту речь. — Вычеркивайте!»
В одной беседе Брежнев сослался на Шопенгауэра, но тут же простодушно признался: «Из Шопенгауэра я прочел только первую половину первой страницы; но на ней-то первою строкою и стоит это: «Мир есть мое представление».
«Он не стеснялся признаться, что чего-то не знает или не понимает, — замечал Бовин. — И это производило хорошее впечатление… Умел слушать». Например, в начале 60-х годов Брежнев признавался: «Никогда я с этой чертовой внешней политикой дела не имел и совсем в ней не разбираюсь. А теперь вот выбрали президентом, и приходится заграничными делами заниматься».
Послу в Вашингтоне Добрынину он говорил, когда тот просил генсека дать «указания на будущее»: «Какие тебе еще указания, ты лучше меня знаешь, как вести дела с американцами. Главное, чтобы был мир».
Когда Федор Бурлацкий стал читать Брежневу длинный доклад по части теории, тот «с подкупающей искренностью» сказал: «Мне трудно все это уловить. В общем-то, говоря откровенно, я не по этой части. Моя сильная сторона — это организация и психология».
Впрочем, он умел схватить и «суть вопроса», оценить массу непонятных сведений. Ю. Королев вспоминал, как обсуждались проекты законов в Верховном Совете: «Часто, без особого внимания выслушав наши речи… он комментировал их так, по-чапаевски: “Все, что вы тут наговорили, чепуха, юристы умеют запутать любое дело. Вы скажите мне, сколько этот закон будет стоить, вот тогда и решим, принимать его или обойдемся”».