Между прочим, еще Хрущев предсказывал Железному Шурику подобную судьбу. Шелепин рассказывал, как он прощался с уходившим на пенсию Хрущевым: «Все стояли. Никита Сергеевич подходил к каждому, пожимал руку… Подойдя ко мне, он произнес: «Поверьте, что с вами они поступят еще хуже, чем со мной». Эта его пророческие слова сбылись…»
Сам Леонид Ильич после этой победы как-то заметил, что «молодежь» хотела бы «упрятать нынешнее руководство в подземелье». Впрочем, он не держал зла на своих бывших соперников. Уже в день отставки Семичастного Брежнев заметил, что «не хочется его и обижать сильно». Семичастный стал работать в Киеве и вспоминал один из приездов Брежнева на Украину. «Вдруг в аэропорту он меня нашел. Обнял меня и при всем народе ходил со мной… Анекдоты мы друг другу рассказывали». «Он был великий артист». При последней их встрече произошел такой разговор:
— А ты никак поседел, — заметил Брежнев.
— Еще бы! После всего того, что произошло, я рад, что у меня на голове остались хотя бы седые волосы.
— Это почему так? Ты плохо себя чувствуешь?
— Не могу дождаться, когда все кончится.
«Посмотрел на меня внимательно, — писал Семичастный, — видимо, не понял, что я имею в виду.
— Мое изгнание, — пояснил я коротко». Но тут в разговор вмешались, и он прервался — как оказалось, навсегда.
«Как бы эти охотники неожиданных трофеев не привезли». Отправляясь на Украину, Семичастный в сердцах бросил Подгорному и Шелесту, которые боролись против него: «Брежнев выставит вас еще почище, чем меня».
И действительно, во главе второй оппозиции Брежневу оказались именно те, кто помог ему победить «молодежь». И в первую очередь Подгорный — глава Советского государства. «Сначала Подгорный во всем поддерживал Брежнева, — рассказывал Кирилл Мазуров. — К середине 70-х годов он по многим вопросам стал с ним спорить». По словам Шелеста, Подгорный его «чисто по-товарищески предупредил»: «Не будь слишком откровенным с Брежневым».
А Брежнев как-то заметил Андропову: «Я слышал, что Подгорный и Шелест уже второй раз выезжали на охоту вместе. Как ты думаешь, что бы это могло значить? Присмотрись-ка, Юра, повнимательнее, как бы эти охотники нам неожиданных трофеев не привезли».
К «оппозиции Подгорного» примыкал и член Политбюро Дмитрий Полянский. В 1972 году П. Шелест записывал в дневник: «С Полянским мы часто разговариваем по всем вопросам. Кажется, он меня правильно понимает и разделяет все мои мысли по поводу непомерно растущего «культа» Брежнева. Согласен и с тем, что тот совершенно устранился от руководства страной, а целиком увлечен ролью “борца за мир во всем мире”». Однажды, встретив несогласие коллег, Брежнев пригрозил, что уйдет в отставку. «Что ты пугаешь нас своим уходом, — неожиданно возразил Полянский, — уйдешь, другой придет».
О Шелесте в эти годы генсек язвительно замечал:
— Этот Шелест… почуял, что хочу его заменить, и давай цитировать старинные письма хохляцких царей к российскому государю… Еще несколько лет назад… был весь собрание хороших преданных слов, разумных замыслов, скорых ответов, учтивых насмешек и приятных приключений, а нынче, порох, вон куда гнет, на публику играет…
Мне докладывали, приехал на Донетчину — и давай в обкоме устраивать имитационную игру «Робинзон». Каждому из участников игры — членам обкома партии — предложил выступить в роли Робинзона, оказавшегося на необитаемом острове. Задачей Робинзона у него является как можно скорее построить лодку, строительство которой требует 100 рабочих дней… По условиям его игры Робинзон может очередной день посвятить строительству лодки только в том случае, если на этот день у него есть еда, одежда и жилье… И это все плел член Политбюро… Даже за него как-то неловко… И при этом товарищи из обкома должны были делать вид, что играют… подсчитывают, анализируют, планируют и т. д. И это в шахтерском крае… Робинзон, Гулливер, Чебурашка…
В качестве козыря против генсека Подгорный попытался использовать тему его здоровья. В середине 70-х годов, когда Брежнев лежал в больнице, глава государства внезапно решил его навестить. Лечивший генсека врач Евгений Чазов писал: «Для меня это было странно и неожиданно, потому что никогда прежде он не только не навещал Брежнева в больнице, но и не интересовался его здоровьем… Я успел сообразить, что он пришел неспроста, хочет увидеть Брежнева… а затем «сочувственно» рассказать на Политбюро о своем визите к своему давнему другу и о том, как плохо он себя чувствует». Конечно, это могло бы стать поводом к отстранению Брежнева по состоянию здоровья.
Но Чазов встал в дверях перед главой государства и не пустил его, пользуясь «правом врача». Тот, естественно, пришел в негодование:
— Ты что, Председателя Президиума Верховного Совета СССР не знаешь? Не забывай, что незаменимых людей в нашей стране нет.
— Сейчас ему нужен покой, — твердо возразил врач. — Ни я, ни вы не знаем, как он воспримет ваш визит. Он может ему повредить…
Ворча, недовольный Подгорный удалился. А Чазов немедленно сообщил о происшедшем главному чекисту — Андропову. Тот был крайне обеспокоен услышанным и с тревогой повторял:
— Что же делать? Подгорный может рваться к власти.
— Юрий Владимирович, — наивно спросил Чазов, — но почему обязательно Подгорный? Неужели не может быть другой руководитель — вот вы, например?
— Больше никогда и нигде об этом не говорите, — ответил главный чекист, — еще подумают, что это исходит от меня…
Встревожились и другие сторонники Брежнева в Политбюро — Суслов и Кириленко. Они риторически спрашивали:
— Зачем нам нужно иметь двух генеральных секретарей?
Решили сообщить о случившемся самому генсеку, когда он лучше себя почувствует. Леонид Ильич сразу понял, к чему идет дело.
— Хватит бездельничать, — заявил он, — надо приглашать товарищей и садиться за подготовку к съезду.
После этого развернулась решительная борьба против Подгорного. При выборах ЦК на XXV съезде он получил 193 голоса против. Это были огромные цифры — например, против вождя «молодежи» Шелепина в свое время проголосовали только 36 делегатов. И это тогда уже считалось много! (Другой вождь оппозиции — Полянский — тоже собрал много голосов «против»).
Хотя почва под «президентом» СССР стала зыбкой, он вел себя по-прежнему уверенно. Журналисты Владимир Соловьев и Елена Клепикова писали: «Весной 1977 года Подгорный отправился в длительное путешествие по африканским странам. Судя по внезапным изменениям маршрутов, по незапланированным визитам, по высокомерию и самоуверенности почетного путешественника, его вояж носил импровизаторский, вдохновенный и независимый характер. Так путешествует полноправный руководитель страны, а не третий член ее триумвирата… Впервые его путешествие обратило на себя внимание всего мира. Он возвращался на крыльях победы в Москву…»
Но тут его ждали неприятные новости. В мае 1977 года собрался Пленум ЦК. И вдруг один из ораторов — глава Донецкого обкома Б. Качура — предложил сделать генсека (Брежнева) еще и главой государства. А другой выступавший предложил вдобавок вывести Подгорного из Политбюро. Отставка главы государства ожидалась. Но то, что его исключают и из Политбюро, было для зала сюрпризом. Совершенно неожиданно услышав эти предложения, Подгорный побагровел, вскочил с места и попросил слова. Вел заседание Суслов, который сказал ему: «Ты посиди, подожди. Ничего пока!»
Подгорный растерянно сел обратно, а Суслов поставил вопрос на голосование. Все проголосовали «за»… Маленький «государственный переворот» совершился. Подгорный был ошеломлен такой стремительностью и напором. Формально он, впрочем, еще оставался — на две-три недели — главой государства. «Пленум закрылся, — вспоминал В. Гришин. — В комнате Президиума сразу после окончания Пленума растерянный Н.В. Подгорный сказал: «Как все произошло неожиданно, я работал честно» — и расстроенный ушел». П. Шелест замечал по поводу этих событий: «И вновь знакомый прием: внезапность, быстрота и натиск». Этим сочетанием Леонид Ильич добивался победы над самыми сильными противниками…
16 июня 1977 года Подгорного уже окончательно отправили в отставку, и государство возглавил Брежнев. О событиях этого дня Леонид Ильич писал заболевшему соратнику К. Черненко: «Заседание сессии Верховного Совета прошло хорошо, я бы сказал, великолепно. Бесконечные аплодисменты. Особенно бурно было встречено выступление Михаила Андреевича Суслова. После него я выступил с благодарностью… Мой ответ был принят депутатами очень тепло. Считай, что ты был среди них». Между прочим, парой дней ранее больной Черненко рвался прийти на эту сессию, но генсек отговорил его другим письмом: «Ты пишешь, что «ничего, это пройдет через день-два, и я выйду на работу». Не обижайся, но я даже рассмеялся. Думаю, какой прыткий: температура почти 40, а он сходил, видимо, в туалет, вышел оттуда, и температура стала 36,5. Так не бывает, Костя…»
Но Подгорный не хотел окончательно отправляться на покой и попросил сделать его директором какого-нибудь крупного совхоза. Леонид Ильич позвонил ему и стал убеждать:
— Коля, ну зачем тебе это? Подумай сам: сейчас ты уйдешь на большую пенсию, со всеми привилегиями, как бывший член Политбюро, а позже — с должности директора совхоза? Подумай сам…
В конце концов Подгорный согласился… Иначе повел себя отправленный на пенсию Петр Шелест. Прошел год, и он позвонил Брежневу:
— Я хочу работать.
— Ну, давай, мы дадим тебе пост начальника главка.
— Никакого начальника главка. Я хочу ид ти на завод работать!
— Да что ты, на завод?
— Да, на завод. Среди рабочего класса, там истина, а не среди вас.
— Ну, ладно, я даю согласие.
И Шелест еще около десяти лет проработал на крупном заводе начальником конструкторского бюро.
Сильным союзником Леонида Ильича в борьбе с «оппозицией Подгорного» стал глава чекистов Юрий Андропов. В апреле 1973 года Пленум ЦК отправил на пенсию Шелеста. И не случайно именно тогда Леонид Ильич вдруг отступил от текста своей речи, чтобы похвалить Андропова. Он сказал, по воспоминаниям слушателей, примерно следующее: